Непокорный алжирец

Генерал вежливо засмеялся.

С генералом прибыл полковник Бертен Франсуа. Все присутствовавшие были знакомы с ним. Да и вообще в городе трудно было найти человека, который бы его не знал. Он родился и вырос в Алжире, прекрасно знал арабский язык, историю и литературу, традиции и обычаи населения. Среди французского офицерства полковник считался одним из лучших специалистов по Магрибу [1].

Поздоровавшись с женщинами, Франсуа подошёл к доктору Решиду и, пожимая ему руку, тихо, чтобы не слышали окружающие, сказал:

— Есть хорошие вести для вас, доктор. Попозже поговорим.

Доктор кивнул.

Тем временем генерал Ришелье преувеличенно громко восхищался:

— О, как прелестно у вас! Очень, очень красиво. А картины какие превосходные — сразу видна кисть старых мастеров. Если хозяева не возражают, я хотел бы рассмотреть их поближе.

Польщённый Абдылхафид приложил руку к сердцу и поклонился:

— О-о, генерал! Вы окажете мне честь!

— У каждого человека есть свои слабости, — продолжал генерал, направляясь к пейзажу, изображавшему Джурджурские горы. — Когда дело доходит до живописи, я забываю все дела.

Общество последовало за ним.

— Видела? Я же говорила, какой симпатичный! Нет, ты только посмотри, как держится! Сразу видно-прирождённый парижанин, не то что наши доморощенные французишки. Как элегантен!.. Как корректен!.. — нашёптывала Лила на ухо Фатьме-ханум.

Генерал Ришелье и в самом деле был подтянут, легко двигался, высоко держа голову, отчего казался даже несколько выше своего среднего роста. Ему было уже под пятьдесят и, если присмотреться, можно было заметить чуть намечавшиеся морщины на высоком лбу, у крыльев носа и лёгкую седину в прореженных временем рыжих волосах. Но голубые глаза его отливали холодноватым блеском, тонкие губы были румяны, а схожий с утиным нос придавал лицу даже несколько задорное выражение. Он был ещё довольно моложав, этот бравый генерал, и Лила не слишком кривила душой, расточал в его адрес комплименты.

Насмотревшись на картины, гости расселись за круглым столом. Слуги подали виски и апельсиновый сок. По неприметному знаку матери Малике взяла серебряную вазочку с миндалём и принялась угощать гостей. Завязалась беседа.

— Да, Алжир прекрасная страна, красивая страна. Мне пришлось около трёх лет прожить в Индокитае. Просто никакого сравнения, — говорил генерал, рассматривая на снег содержимое своего бокала. — Ни в облике страны, ни в правах людей там не произошло почти никаких изменений. Как была Азия, так Азией и осталась. Совершенно не чувствуется дух Европы. Конечно, нельзя сказать, что мы ничего не сделали, чтобы вывести страну из векового застоя. Но, честно говоря, результат далеко не соответствует усилиям. Никакою сравнения с Алжиром. Здесь семя цивилизации упало на поистине благодатную почву. Алжир — настоящая Европа. Чем он отличается от Франции? Между Францией и Алжиром Средиземное море, но оно не преграда для проникновения культуры. В Алжире такие же города, такие же дороги, что и во Франции. Даже моды не отстают от парижских! Ей-богу, господа, я поражён…

Обхватив ножку бокала сильными пальцами хирурга, доктор Решид молча слушал, опустив голову.

— Мсье доктор что-то невесел. Вероятно, у него много забот? — заметил генерал.

Доктор разжал руку.

— Да нет, господин генерал, особых забот нет. Просто я больше люблю слушать.

— О! Да, конечно! Но кто любит слушать, тот, вероятно, умеет и говорить? Не так ли?

— Возможно. Только боюсь, господин генерал, как бы мне не испортить приятную застольную беседу, — сказал доктор.

— Почему же? — живо возразил генерал. — Вы не разделяете моего мнения? Так, слава богу, каждый волен говорить всё, что думает. Нет, нет, дорогой доктор, вы ошиблись в диагнозе, смею вас уверить. Я не принадлежу к тем людям, которые навязывают своё мнение насильно. Можете высказывать всё, что у вас на душе.

Доктор, не обращая внимания на сердитые предостерегающие взгляды Абдылхафида, спокойно сказал:

— Вы, господин генерал, утверждаете, что Алжир — это Европа…

Генерал, уже поднёсший было свой бокал ко рту, опустил руку.

— Да, утверждаю. Разве это не так?

— По-моему, господин генерал, Алжир — не Европа и не Франция.

Слова доктора вызвали лёгкое замешательство среди присутствующих. Мясистое лицо Абдылхафида покраснело, он нахмурился, один Ришелье оставался невозмутимым.

— Вы ссылаетесь на города и дороги, господин генерал, — невозмутимо продолжал доктор. — Но города, подобные алжирским, есть и в Тунисе, и в Марокко. Если за меру брать города или моды, то многие африканские земли можно причислить к Европе.

— Нет, нет, вы не правы, — прервал доктора Бен Махмуд. — Разве можно Алжир сравнивать с Тунисом или Марокко? Алжир — совсем иной мир. Господин генерал выразился точно: Алжир — настоящая Европа! Он — часть Франции. Если Франция туловище, то Алжир её две руки.

Присутствующие шумно выразили своё одобрение. Определённо, единомышленников у Бен Махмуда оказалось куда больше, нежели у доктора Решида. Ободрённый успехом, адвокат вдохновился:

— Кто пробудил нас от тяжёлого многовекового сна? Кто вывел из оцепенения, смерти подобного? Франция! Кто построил все эти красивые города, замечательные предприятия, сделал нас людьми? Франция! Как же после всего этого можно забыть о чувстве благодарности?

Доктор насмешливо улыбнулся.

— Кого же нам благодарить, господин адвокат?

Бен Махмуд несколько смешался.

— То есть, как это «кого»?

— Очень просто. Дея Хусейна или консула Деваля?

— Вы шутите, доктор!

— Нет, господин адвокат, не шучу. Если бы Деваль был менее груб, а Хусейн более сдержан, алжирцы до сих пор пребывали бы в «оцепенении, смерти подобном», так и не очнулись бы от «тяжёлого многовекового сна» [2].

Генерал громко расхохотался.

— Честное слово, доктор, с вами приятно говорить, вы отличный собеседник. Ей-богу…..

— Польщён, — иронически склонил голову доктор Абдылхафид, казалось, готов был испепелить его взглядом. Незаметно толкнув под столом жену, кивком головы указал на столовую. Фатьма-ханум с усилием поднялась.

— Дорогие гости, прошу в столовую!

Генерал поднялся первым.

— Дорогие дамы, прошу извинить нас. Мы, мужчины, бываем частенько бестактны. Разве сейчас время для политических разговоров? Есть множество других приятных и интересных тем — литература, искусство… Но, что поделаешь, такова уж мужская природа.

Кокетливо сощурившись, Лила шутя возразила:

— Хвала тому, кто придумал политику! Иначе мужчинам нечем было бы развлекаться.

— Браво, мадам! Браво! Вдвойне приятно видеть сочетание красоты и ума. Браво! Под вашими словами подписался бы сам Платон, если бы старина дожил до наших дней.

Гостиная опустела. Вскоре в дверь просунулось смуглое живое личико молоденькой служанки. Увидев, что никого нет, девушка принялась наводить порядок. И вдруг вздрогнула, за спиной у неё раздался голос:

— Помощник нужен, Рафига?

— О аллах, — испуганно обернулась девушка, — зачем пришёл? А ну, убирайся прочь!

— Чего боишься, глупенькая? Думаешь, генералу кусок поперёк горла встаёт?

— Тише, ты! Господин услышит-несдобровать тебе.

— Господин? Кто этот господин? Больше нет господина. С сегодняшнего дня наш хозяин такой же слуга, как и я. Разве ты не заметила, как кланялся и лебезил перед генералом?

Чёрные глаза Рафиги озорно блеснули.

— Ой, правда твоя, Мустафа! — Она фыркнула. — Когда господин побежал встречать генерала, он так торопился, что даже чуть не упал в коридоре!

— Да ну?

— Клянусь аллахом! Если бы я не подоспела, опозорился бы перед гостями.

— Тьфу! — плюнул Мустафа, — Теперь сама видишь, что я прав. Так уж устроен мир, Рафига. Мы с тобой слуги господина, господин слуга генерала, тоже служит кому-то повыше… В этом мире — все слуги, моя красавица!