Камер-фрейлина императрицы. Нелидова

   — И приятель. Ему пятьдесят, Анне Петровне двадцать с небольшим. Вот тебе и самая богатая невеста державы Российской.

   — А Анну Петровну спросили?

   — Спросили — не спросили, а только который там Орлов-старший под государынину диктовку написал формальный отказ от руки невесты. Тут же, в мае 68 году, и помолвка Анны Петровны с графом Никитой Ивановичем состоялась. В начале года.

   — Выходит, посчастливилось графине, что перед свадьбой скончалась. Пяти месяцев после помолвки не прожила.

   — А великий князь о кончине графини не поминал?

   — Знаешь, мимоходом так. Мол, должна была стать супругой его, цесаревича, обер-гофмейстера. Тогда бы, мол, всю жизнь рядом были. И ещё, что не иначе графиню оспой нарочно заразили, да такой страшной, что и выжить надежды не было. Табакерку будто ей с заразным табаком передали. Ни от кого не брала, а тут от самого Никиты Ивановича. Как он потом вместе с родителем графини безутешно по ней убивался! Оспенная материя тогда и императрицу напугала — за здоровье его высочества очень государыня опасалась.

   — Натали, дорогая моя, какое утро! Я хотел предложить вам конную прогулку и даже взял на себя уже распорядиться конюхами...

   — Однако вы умеете испортить мне любое утро, ваше высочество.

   — Я вам испортить? Ничего не понимаю. Дорогая моя Натали...

   — Опять! Вы же знаете, ваше высочество, как ненавижу я это нелепое имя и чувствую себя с ним, как побирушка в платье с чужого плеча. Почему обязательной платой за честь стать кронпринцессой hoc-сийской надо было непременно получить такое изношенное, и не лучшими особами, в вашей семье имя? Ни одной императрицы!

   — Но, дорогая, вы ничего не говорили об этом перед венчанием.

   — А у меня кто-нибудь спросил о моей воле, о моих вкусах? Вы, например, ваше высочество? Между тем в наших разговорах я не раз упоминала, как импонировало бы мне имя Софии.

   — София — это невозможно.

   — Почему невозможно? По крайней мере в вашем роду была София, которая управляла государством, и как говорят в Европе, вполне успешно. Я сама видела её портреты с такими великолепными волосами под царской короной и полный её титул.

   — Она присвоила его себе безосновательно. И вообще, дорогая моя, ни в коем случае, даже намёком, не поднимайте этого разговора с императрицей или придворными. Софья не из нашего рода. Она всего лишь сводная сестра государя Петра Великого. Потомки этих двух родов вели нешуточную борьбу между собой.

   — И продолжают вести по сей день, как я могу понять.

   — Я не понимаю вас, дорогая моя.

   — Отлично понимаете, ваше высочество. Последний потомок, и притом мужской, враждебного вам рода продолжает томиться в страшном одиночном заключении. Это железная маска вашего рода. И носит он имя Иоанна, не говоря о том, что по отцу он потомок герцогов Шлезвиг-Люнебургских. Не так ли, ваше высочество?

   — Откуда вам известны такие подробности, моя дорогая? О них совершенно запрещено говорить при дворе, и я умоляю вас не будить спящую собаку. Вы просто не можете себе представить, к каким страшным для нас обоих последствиям это может привести.

   — Вот-вот, теперь вы в своей роли, ваше высочество! Для вас главное предусмотрительность и осторожность. Без них вы не делаете ни шагу. Но вы же не кронпринц, ваше высочество! У вас есть семья и есть свой двор. У вас должна быть партия, которая вас бы поддерживала и защищала от происков императрицы. Должна быть! А в действительности? В действительности вы совершенно одиноки. Ваши так называемые друзья делят время между большим и малым двором со всегдашним перевесом в сторону Царского Села. Вы скажете мне, как говорили уже не раз, что ждёте. Чего же именно, ваше высочество? Того, что императрица сделает вас соправителем? Этого никогда не произойдёт. Императрица и близко не подпускает вас к государственным делам. Вы имеете о них слишком туманное представление, и то из чужих рук. Иной, как вы говорили, естественный исход, но вы сами в душе не верите в него. Императрице не так много лет. Фавориты не в силах удовлетворить её потребностей. Вы разве не обращали внимания на господина Васильчикова по утрам? Тёмные круги под глазами. Подгибающиеся колени. Неверная походка. А императрица? После своего обычного утреннего обтирания льдом она расцветает день ото дня.

   — Я умоляю вас, дорогая, о фаворитах...

   — Да-да, я нарушила негласное табу. Но мы супруги, и между нами не должно быть притворства. Я не случайно заговорила о вашей позиции при дворе, кронпринц. Разве вы не видите, в какой западне сегодня находится императрица? Принцесса Елизавета в Европе, этот самый страшный казак в оренбургских степях. Она же боится, ваше высочество, она отчаянно боится, и вы должны, вы просто обязаны этим воспользоваться!

   — Встать в ряд с авантюристами и самозванцами? Держать их руку?

   — Кто говорит о чём-то подобном? Но извлечь пользу из сложившейся ситуации — это вопрос чистейшей политики. Разве не так? В конце концов, ни принцесса Елизавета...

   — Не называйте её так, моя дорогая, не называйте. Это оскорбительно и поносно для нашего царствующего дома. В этом императрица права: авантюрьера!

   — Ваше высочество, а что особенного в том, что покойная императрица Елизавета могла иметь ещё одну побочную дочь? Имела же она других детей раньше, и все мирились с их существованием и даже жизнью во дворце. И почему именно от господина Шувалова, последнего и очень молодого любимца, она не могла родить дитя?

   — Тётушка была немолода.

   — Но ведь речь идёт о ребёнке, который мог появиться за десять лет до её кончины. Сорок лет не ставит препоны для появления детей. В монаршьих домах подобных случаев сколько угодно. Да и почему вообще вы так отстаиваете добродетель покойной императрицы именно в последние годы её жизни?

   — Дорогая моя, я вас прошу оставить эту тему. В ней слишком много поворотов, вам попросту неизвестных.

   — Отлично. Но ведь если принцесса Елизавета — настоящая или ненастоящая — будет покушаться на престол, это никак не касается вас. Напротив. Чем сомнительнее её притязания и чем более шатко положение императрицы нынешней, тем лучшие перспективы открываются перед вами. Для всего народа вы будете выглядеть избавителем, способным восстановить политическое равновесие и порядок.

   — Это выглядит так, как будто вы все продумали.

   — Совершенно верно. И потому обратимся к этому казаку. Он выдаёт себя за вашего отца и тем наглядно доказывает, что ваш отец больше устраивает народ, чем императрица.

   — Народу свойственно бунтовать.

   — Вы правы. История даёт тому множество примеров. Но в данном случае этот бунт вам на пользу. Ведь казак ничего не говорит против вас. Он называет вам любимым сыном и наследником, не правда ли?

   — Мне омерзительна сама эта мысль!

   — Вы правы. Но я говорю о другом. Это же угроза для императрицы, тогда как вам нет необходимости ни высказываться против казака, ни заявлять о себе в этой развернувшейся борьбе с ним, которая, по всей вероятности, лёгкой не будет. Что говорят последние донесения? Императрица допустила вас к ним?

   — Конечно, нет. Но я имею представление о них. Девятого ноября отряд генерал-майора Кара был окружён бунтовщиками. Солдаты без боя перешли на сторону казака. Тринадцатого они разбила отряд полковника Чернышева. Двадцать восьмого ноября — отряд майора Заева, направленный в помощь осаждённому оренбургскому гарнизону. Оставленный без подкреплений, генерал-майор решил лично явиться в Петербург, чтобы просить помощи и доложить о подлинном положении вещей.

   — Разве он появлялся в Петербурге? Или его приезд был окружён такой глубокой тайной, что даже вы не знали о нём?