Сборник исторических миниатюр (СИ)

Тем ни менее, 1 сентября в оперном зале грянул выстрел.

Попытка № 11

Эта 11-ая по счету попытка убить Столыпина оставила была полна загадок.

К примеру, в ходе следствия сложилось впечатление, что у Богрова имелись…двойники. Один из них на коне 29 августа пытался пересечь царский маршрут, но был остановлен. Другой 1 сентября на ипподроме, выдавая себя за фотографа, пытался приблизиться к царской трибуне. Между тем Богров, как точно установлено, не имел лошади, а во время скачек находился дома.

Следующий момент: многие зрители в театре обратили внимание на то, что после выстрелов Богров на несколько секунд замешкался. Следовательно, чего–то ждал. Черносотенная газета «Гроза» высказала версию, что Богров «надеялся, что, как и 1 марта (1881 г.), государь по своему необычайному великодушию неосторожно подойдет к раненому Столыпину» и тогда второй террорист получит возможность действовать. Предположение это, конечно, логичное, но уж совсем маловероятное. Зачем царю повторять ошибку деда, за которую тот расплатился жизнью и лезть на рожон?

По другой версии, после выстрела должен был погаснуть свет, чтобы убийца, воспользовавшись темнотой и всеобщим замешательством, получал возможность выбежать из театра и сесть в поджидавший его автомобиль. Рассказывали, что электрик спугнул подозрительного человека, пытавшегося подойти к рубильнику. Но поверить в это даже не трудно, а просто невозможно. Что–что, а уж подсобку театрального электрика полиция должна была взять под контроль обязательно и чуть не первую очередь. Ведь охрана первых лиц государства не ведется просто так, существуют инструкции, в коих прописаны и подобные действия и меры контроля над ними.

Так было и в Киеве. Для обеспечения безопасности высоких персон, присутствовавших в зале в тот день, было потрачено 300 тысяч рублей и реализованы беспрецедентные меры. Киевский губернатор А. Ф. Гире вспоминал, что он облегченно вздохнул, когда сановники оказались в здании театра: «За театр можно было быть спокойным, так как та публика, которую предложено было допустить туда, была строго профильтрована». Зрительный зал и подсобные помещения были тщательно проверены задолго до спектакля. Согласно акту осмотра, жандармы вскрывали пол, осмотрели бархатную обшивку барьеров и даже хрустальную люстру — не подпилили ли ее злоумышленники, чтобы обрушить на головы зрителей. В театр допускали по именным билетам. Далеко не все местные начальники были удостоены такого приглашения».

Следовательно, ни о каком погасшем свете речи быть не могло. А посему у стрелка не было шансов на спасение. Его ждали либо арест, либо самосуд, учиненный толпой. Богров же явно ожидал чего–то третьего.

Непонятно и то, как Дмитрий появился в зале.

За несколько дней до спектакля в оперном театре Богров связался со своими полицейскими патронами и сообщил, что на Столыпина готовится покушение, сам он привлечен к делу и должен быть в театре, чтобы опознать преступников.

Подполковник Кулябко впоследствии утверждал, что билет был выдан по просьбе самого агента с разрешения генерала Курлова и его помощников. Однако товарищ министра говорил, что не подозревал о присутствии секретного агента в театре. После этого Кулябко изменил свои первоначальные показания, пояснив, что он, возможно, превратно истолковал слова шефа. Но самое главное заключалось в том, что никто не мог вразумительно объяснить не только с чьего разрешения, но и с какой целью был выдан билет. Нелепость же приведенных Богровым аргументов была, мало сказать, очевидна.

И все же, примерно за час до начала спектакля из охранного отделения Богрову доставили билет N406 в 18‑м ряду партера. Допустив своего агента в театр, начальник охранки нарушил циркуляр Департамента полиции от 3 октября 1907 г., запрещавший использовать секретных сотрудников для наружного наблюдения. Кроме того, он грубо нарушил Инструкцию об охране высочайших особ, согласно которой осведомители не допускались в места присутствия императора.

Но надо сказать, что, нарушая правила, подполковник Кулябко следовал сложившемуся шаблону. В 1907 г. он посадил в театральном зале женщину–агента, которая должна была указать на террористов, готовивших покушение на тогдашнего киевского губернатора Курлова. В 1909 г. он использовал осведомителей в присутствие Николая II в Полтаве.

Возможно, поэтому начальник охранки был уверен, что и на этот раз все сойдет благополучно.

Не сошло.

Уже в театре Богров заявил, что план покушения неожиданно изменился: террористы собираются убить не Столыпина, а царя. Спецслужбы тот час сконцентрировали внимание на высочайшей особе, перестав обращать нимание на всех остальных. В итоге, тайный агент, свободно фланируя, подошел в плотную к премьеру и расстрелял его.

Смерть антигероя

Дмитрий Богров был казнен в возрасте 24‑х лет. Герой ли, игрушка охранки — он остался непонятым ни современниками, ни потомками. В революционном лагере всегда высказывались полярные мнения о нем и его поступке. Одни предлагали воздвигнуть в честь Богрова памятник, другие презирали, как запутавшегося и запуганного провокатора. Но в последний свой час Дмитрий держался очень достойно. Из рассказа очевидца казни: «Когда к Богрову подошел палач, тот обратился к присутствующим с просьбой передать его последний привет родителям. После этого палач связал его руки назад, подвел к виселице, и надел на него колпак. Последние слова Богрова (удивительно безразличного ко всему происходящему) были обращены к палачу: «Голову поднять выше, что ли?“ Спокойствие приговоренного смутило даже палача, и он поспешно выбил табурет из–под ног Богрова…».

По материалам «История преступлений в лицах» (www. rus–history.com), «Грамотей» (www.gramotey.com), «Энциклопедия замечательных людей и идей» ( www.abc-people.com) для газеты «Я»

История 18

Тайна смерти Владимира Бехтерева

Нейрофизиолог и психиатр, автор фундаментальных трудов по анатомии, физиологии и патологии нервной системы, основоположник рефлексологии, организатор и руководитель Психоневрологического института и Института по изучению мозга и психической деятельности ушел из жизни при весьма таинственных обстоятельства, объяснению которых нет до сих пор

Канва событий

Смерть Владимира Михайловича Бехтерева (20.1.1857 г. — 24.12.1927, г.) была неожиданной, поскольку еще накануне 70-летний ученый чувствовал себя вполне здоровым и собирался принять участия в двух научных форумах: Первом всесоюзном съезде невропатологов и психиатров и Всесоюзном съезде педологов, посвященном проблеме воспитания детей.

22 декабря открылся съезд невропатологов и психиатров. С большим вниманием делегаты выслушали доклад Бехтерева о лечении под гипнозом больных наркоманией и различными формами неврозов.

Вечером 23 декабря Владимир Михайлович с женой отправился в Большой театр на балет Чайковского «Лебединое озеро» (по другой версии: в Малый театр на необычайно популярную в том сезоне «Любовь Яровую»).

На самочувствие Бехтерев по–прежнему не жаловался. Однако после спектакля академик почувствовал боли в области живота.

Была уже ночь, и только утром к заболевшему был вызван профессор Д. А. Бурмин — выдающийся терапевт, директор клиники медицинского факультета Московского университета. Он нашел, что у Бехтерева желудочно–кишечное заболевание, и назначил лечение. Самочувствие больного несколько улучшилось, но к вечеру появились признаки ослабления деятельности сердца. Были вызваны еще несколько известных врачей и, в частности, профессор В. Д. Шервинский — также знаменитый терапевт и эндокринолог.

Однако было уже поздно. В 23 часа 45 минут 24 декабря после короткой агонии великий ученый скончался от паралича сердца.

Утром 25 декабря скульптор И. Д. Шадр снял гипсовую маску, а профессор Абрикосов, согласно воле покойного, извлек мозг для передачи в Ленинградский институт по исследованию мозга. Тело было сожжено