Черный ураган. Честный Эйб

Женщина смешанных кровей оказалась удивительно подвижной, несмотря на шарообразную фигуру. Билл больше мешал ей, чем помогал. Лошадей запрягли, фонари потушили, и фургон затрясся по дороге. Внутри повозки нашлись картошка и лук. Это был первый завтрак семьи Баули с тех пор, как они покинули дом преподобного Мак-Аллана. Но воды не было до следующей «станции». Тётя Баули облизывала сухие губы, Билл глотал слюну, но лучше всех вели себя маленькие дети. Они ничего не просили и только поглядывали удивлёнными глазёнками на новый мир, который был гораздо больше, чем им казалось в свайном домишке отца.

Ночью фургон загрохотал по булыжной мостовой и остановился на дворе кирпичного дома на окраине города Балтимора. Билл вылез первым и первым же наткнулся на коренастую, широкоплечую женщину в пёстрой головной повязке.

— Хэт! — закричал он.

— Друг среди друзей, — ответил голос Гарриет Табмен.

Из Балтимора Баули выбрались самым необычным путём — по железной дороге, в товарном вагоне, в виде «груза повышенной скорости».

Биллу, его жене и детям пришлось влезть в рогожные тюки, набитые опилками и с виду зашитые верёвками. На тюках стояло клеймо: «Филадельфия, Ливанская семинария, грузить осторожно».

Тюки были погружены осторожно, но грузчики по ошибке поставили Устричного Билла вверх ногами, и ему пришлось жестоко страдать минут пятнадцать, пока он не услышал гудка и вагон не покатился по рельсам. Тогда он разрезал ножом верёвку, вылез в полумрак вагона и несколько минут набирал воздух, открывая и закрывая рот, как будто побывал дне морском.

К чести его надо сказать, что он ни разу не простонал и даже не охнул. Придя себя, он освободил малышей и жену и только после этого пощупал, на месте ли у него шейные позвонки. Тётя Баули смотрела на него с беспокойством.

— Ничего, — сказ Билл, — только в следующий раз надо будет написать на тюках «верх» и «низ»…

Гарриет вошла в вагон на станции Честер. Она принесла еду и питьё и после обеда велела всем влезть в свои тюки. Она стала зашивать беглецов снаружи.

— Тебя не схватят? — спросил из своего тюка Билл.

— Меня трудно схватить, дядя Билл, — смеясь, сказала Гарриет. — У меня есть бумага, в которой написано, что я служу в «Бюро по розыску беглых негров».

Устричный Билл был так озадачен, что долго не мог проронить ни слова.

— Не волнуйся, — сказала Гарриет. — Эту бумагу написал Уильям Стилл, начальник станции подземной дороги в Филадельфии.

— И тебя не могут задержать?

— Могут. Без риска у нас ничего не бывает. В самом крайнем случае комитет бдительности придёт ко мне на помощь.

— «Комитет бдительности»! — бормотал Билл. — «Начальник вокзала»!… Я и не знал, что на свете есть такие мудрёные слова. Что это за люди? Это святые праведники?

— Нет, дядя Билл. Они против рабства. Только они не сидят сложа руки и не ждут, пока Мойсей сойдёт с неба, а действуют.

— Действуют! — в восхищении крикнула из своего мешка тётя Баули. — Да ведь это война!

Гарриет задумалась.

— Война? Пожалуй, что так, но маленькая, Фредерик Дуглас говорит, что настоящая война ещё впереди.

— Кто такой Фредерик Дуглас?

— Знаменитый мулат, беглый раб, который выступает на митингах и говорит правду про чёрных. Этого нельзя объяснить в двух словах.

— Говорит правду? И его не сажают за это в тюрьму?

— Трудно посадить в тюрьму человека, которого любят миллионы людей, — серьёзно сказала Гарриет.

Паровозный гудок прервал этот разговор. Гарриет ушла, и дверь вагона захлопнулась. Поезд шёл, погромыхивая на стыках. И под этот мерный шум Билл повторял:

— «Дуглас», «Миллионы», «Комитет», «Стилл»…

Он увидел Стилла в Филадельфии.

Дом, в котором помещалась «Ливанская семинария», был самый обыкновенный двухэтажный дом с палисадником. На втором этаже, в большой, почти пустой комнате, сидел за простым столом большеголовый сухощавый негр в очках. Перед ним лежала книга, в которой он изо дня в день вёл записи.

«Тысячи побегов, мучительных разлук с близкими, слепых поисков утерянных родителей, братьев, сестёр, собственных имён и фамилий — всё это очень тяжело на меня действовало, — писал впоследствии Уильям Стилл. — И хотя я сознавал всю опасность ведения таких записей и в то время не мечтал, что доживу до отмены рабства и сумею опубликовать мой дневник, но всё же я чувствовал глубокое удовлетворение оттого, что веду его».

В пустой комнате «Ливанской семинарии» толпились измученные, голодные и отчаявшиеся беглецы, зачастую с жёнами и маленькими детьми. Одних приносили ранеными, других — больными, третьи приходили измождённые до того, что часами сидели перед Стиллом, едва выдавливая из себя ответы. Многие просили оружия, другие думали только о пище, жилье и отдыхе. Иногда беглецы, полные подозрений, отказывались отвечать на вопросы о своём прошлом. Но все были полны надежды.

В последние годы перед гражданской войной у Стилла уже не хватало времени для подробных записей. Бывало, что ночью, при тусклом свете керосиновой лампы, перед отправкой очередного «поезда», он записывал коротко:

«Четыре пассажира из Мэриленда, привёл Мойсей». «Ещё четыре пассажира оттуда же, выведены Мойсеем». «Новая поездка Мойсея в Мэриленд, вывезено шестеро человек»…

Глубокой ночью начальник станции отправлялся на кладбище со своей записной книгой в руках и тщательно прятал её в старом склепе, где были похоронены три поколения семьи старожилов Филадельфии. Записи Стилла были напечатаны 1872 году.

Итак, в книге Стилла появилась новая запись:

«Билл Баули, 42 лет, из Мэриленда, при нём жена и двое детей. Приехали из Балтимора с Мойсеем, отправляются в Канаду с ним же. Выдано четыре пары обуви и двадцать долларов».

Стилл сделал эту запись, не задав ни одного вопроса вновь прибывшим. Потом закрыл книгу, посмотрел на Устричного Билла, улыбнулся и сказал:

— Ну, дядя Билл, я рад познакомиться с человеком, который обошёлся доктору Томпсону в тысячу триста долларов.

Билл посмотрел на собеседника с ужасом:

— Как… Откуда вы знаете, что меня зовут Билл?

— По описанию, — спокойно ответил начальник станции. — Вот газета, а в ней все твои приметы. Ты Устричный Билл из графства Дорчестер. За тебя обещано тысячу триста наличными.

— Великий боже! — охнул Билл и хлопнул ладонью по колену. — Если меня можно узнать по описанию, то я пропал!

— Ты, пожалуй, преувеличиваешь, дядя Билл…

— Оставьте меня здесь, в городе! Из-за меня провалятся другие!

— О нет, — невозмутимо отвечал Стилл, снимая очки и потягиваясь. — Ты поедешь в Канаду с Гарриет Табмен. Не было ещё случая, чтобы она потеряла пассажира. Вот тебе двадцать долларов, а новые башмаки вам даст Гарриет.

Семья Баули уехала из Филадельфии уже не в мешках, но всё-таки в багажном вагоне. В Нью-Йорке Гарриет пересадила их в товарный вагон. Железнодорожники нисколько не удивлялись. Бывали случаи, когда и свободные негры за небольшую мзду ездили в товарных составах, потому что передвигаться в пассажирском вагоне за загородкой «для чёрных» было, во-первых, неприятно, а во-вторых, дорого. Свою бумагу из «Бюро по розыску беглых негров» Гарриет использовала только один раз, когда поезд пришёл в Рочестер.

К вагону подошли двое молодцов в широкополых шляпах, в сопровождении полицейского.

— Что здесь за живность? — крикнул один из них, открывая дверь. — Теперь черномазые разъезжают только по железной дороге. Ну, беглые? Думаете, Канада близко? Она дальше от вас, чем тюрьма!

— Совершенно верно, беглые, — сухо сказала Гарриет. — Задержаны мной.

— Тобой? Ты сама беглая!

Она безмолвно развернула своё удостоверение перед носом негролова.

— Вот как! — сказал он в крайнем изумлении. — Бюро нанимает на службу и вашего брата?

— А что? — промолвил его спутник. — Это, знаешь ли, Хиггинс, вовсе не так уж глупо. Даже ловко, чёрт возьми!… А знают твои телята, куда их везут?