Возмужание

«Только бы успеть, помоги, Боже Велес, мне успеть вовремя!» Снова вспомнился Кречет, – вот кто мог бы промчаться по глубокому снегу и вмиг разделаться с волком! Едва Святослав подумал об этом, как, взобравшись на очередную возвышенность, увидел впереди сквозь голые ветви деревьев того самого матёрого волка. Хищник ожесточённо терзал нечто распростёртое на снегу в низине. В уже сереющем предвечерье Святослав ясно различил белый воротник дедушкиного тулупа… Он не помнил, что и как произошло потом. Словно в каком-то наваждении, забыв, что их разделяет расстояние более сотни шагов по глубокому снегу, и желая только в сей же миг поспеть на помощь дедушке, он произнес само собою возникшее заклинание, выскользнул из тулупа и лосиных сапог и сделал несколько мощных размашистых прыжков, вытянувшись гибким кошачьим телом над сугробами. В несколько мгновений он покрыл расстояние до волка и, зарычав, грозно и властно, бросился на серого, едва успевшего повернуть в его сторону окровавленную пасть. Два сильных клубка мышц и нечеловеческой мощи сплелись воедино в смертельной схватке.

Когда Святослав пришёл в себя, сумерки сгустились почти полностью. Он с трудом разжал свои пальцы, намертво сжимавшие глотку уже мёртвого волка. Одежда на нём была почти вся разодрана в клочья и пропиталась кровью из многочисленных ран и глубоких царапин, которые неимоверно саднили, видимо, боль и привела его в чувство. С усилием он повернул голову на негнущейся шее и, превозмогая душевный холод, взглянул на то место, где должен был лежать поверженный волком дедушка. Удивление и враз охватившая его радость заставили забыть о ранах и безмерной слабости. То, что он принял издали за пушистый козий воротник дедушкиного тулупа, и в самом деле оказалось белой пушистой козой, вернее, её растерзанными останками. Да ведь это же Белочка! «Таки украл её серый, пока я у очага по дому грустил». Святослав попытался встать на дрожащих босых ногах, уже посиневших от крепкого мороза. Хорошо, что это оказалась коза, ещё раз шевельнулось в гудящей, как медный казан, голове. И тут же он ощутил сзади себя какое-то движение. Ещё волки? Но встревоженный голос кудесника развеял опасения. Запыхавшийся старик бросил на перепаханный недавней схваткой снег тулупчик и сапоги Святослава, а сам дрожащими от волнения и слишком скорой для его возраста ходьбы руками принялся ловко ощупывать главу, кости и суставы отрока. Зачерпнув нетронутого снега, бережно омыл им окровавленное чело отрока.

– Добре, сынок, добре, – приговаривал вконец взволнованный кудесник, – косточки-то, кажись, почти все целы, не считая вывиха.

Старик тут же плавным, но быстрым движением дёрнул руку. Святослав вскрикнул от боли, но тут же почувствовал облегчение. Старик также быстро и сноровисто наложил на руки и тело израненного отрока несколько повязок из чистой холстины, что всегда были у него в перемётной суме. Постепенно успокаиваясь, он вынул из сапог Святослава онучи, отряхнул их от снега и в два быстрых движения обернул ноги мальца.

– Вот, теперь надевай сапоги побыстрее и домой, там тебя как следует полечу мазями да травами, давай тулупчик накинем, закоченел-то совсем…

– Отче Велесдар, – с трудом ворочая языком и стараясь изо всех сил не упасть, спросил Святослав, когда они шли домой и он порой почти повисал на поддерживающей руке волхва, – как вышло, что ты со стороны нашей избушки прибежал, а не от…

– Верно, от Хорсослава я должен был идти как раз по этой тропе, да по дороге пришлось крюк сделать, роды принять у жены того бортника, что нам медок добрый приносил по осени…

Дальнейших слов Велесдара отрок не разобрал, сознание его помутилось от потери крови и сил, отданных схватке.

Пелена с глаз спадала медленно, будто утренний туман под лучами восходящего Хорса. Языки пламени в очаге весело лакомились берёзовыми поленьями. Красно-жёлтые и живые, они снова напомнили о Кречете. Святослав обнаружил себя лежащим на широкой лаве на мягкой овчине, а старый Велесдар колдовал над рваной раной запястья левой руки. Знакомый запах трав и снадобий, треск поленьев в очаге и привычный уют избушки успокаивали и лечили, наверное, не меньше, чем дедушкины травы да заговоры.

– Лежи, лежи! – остановил Велесдар его порыв встать. – Сейчас я тебе руку перевяжу.

– Дедушка, это мне Кречет помог волка одолеть, – поморщившись от боли, заговорил Святослав, сознание больше не покидало его.

– Ну-ка, поведай! – молвил волхв, сноровисто перематывая запястье.

Помолчав немного, княжич собрался с силами и стал рассказывать, как увидел на крыше волка, а потом бросился по тропе вслед за ним, как невольно возникшим заклинанием вызвал пардуса, как вошёл в его тело и схватился с хищником. Потом вздохнул и закончил: – Выходит, плохо я ещё чутью волховскому обучился, подвело оно меня. Не было тебя на тропе, и волк тебе, деда, не угрожал вовсе…

– Эге, брат, – закончив перевязку и глядя на княжича пронзительным взором, сказал Велесдар, – разумею я теперь, что неспроста мне пришлось круг дать, домой возвращаясь, да и тебя чутьё из избушки-то в лес погнало не просто так! То было испытание, тебе богами посланное, а значит – честь великая, потому как боги только тому её оказывают, кто готов к нему!

– Испытание? А отчего ж тогда ты при нём не был, ведь ты учил меня всем волховским премудростям? – приподнимаясь от волнения на лаве, спросил отрок слабым голосом. – Да и помог мне, ежели бы волк верх взял? – с запоздалым страхом спросил отрок.

– Никто не должен вмешиваться в волю богов. Ты сам одолел хищника – один на один – в честном поединке. Тебя вела Любовь, стремление защитить близкого человека, а это – высшая сила, чистая и жаркая, как огонь. – Старик помолчал. – Супротивник был у тебя достойный, и за то ты должен поблагодарить Чернобога. А также терновнику благодарное слово сказать, что знатно укрепил кожу твою молодую, иначе ран было бы втрое больше! – улыбнулся волхв и тут же вновь стал серьёзным. – Великий день сегодня у тебя, Святославушка. – Старик осторожно погладил лежащего отрока по голове. – Ты прошёл своё первое испытание смертью, первое в нескончаемой череде грядущих встреч с Марой на сложном пути Воина! Самое трудное, когда смерть забирает или увечит не тебя, а дорогих и близких сердцу людей, когда ты многократно медленно и мучительно умираешь вместе с ними… Вот когда трудно не ожесточиться, не впасть в смертную тоску, сохранить в душе божью искру… – Старик всё гладил голову ученика и говорил, глядя куда-то в одну только ему ведомую точку, то ли на земле, то ли в бесконечной Сварге. И может, впервые за последние годы выцветшие глаза его блестели влагой.

Глава 6

Даждьбожий день

Лето 6462 (954)

Вновь наступила весна, потекли ручьи, разбухая от талых вод, и низины стали на некоторое время непроходимыми.

Святослав упражнялся перед избушкой, метая в колоду нож то одной, то другой рукой. Свежие весенние запахи будоражили кровь, хотелось общаться со сверстниками и другими людьми, и княжич затосковал по шумному весёлому Киеву.

Как только подсохла земля и затвердели лесные тропы, к Велесдару снова стали приходить огнищане, которые нуждались в помощи кудесника. Святослав, как обычно, помогал волхву. За год он свыкся с лесной жизнью, только всё чаще, читая или слушая о разных битвах и подвигах героев прошлого, он представлял себя на месте грозных витязей и сожалел, что дни текут, как вода, а он ещё ничего не смыслит в ратном деле, умеет только метать ножи да стрелять из лёгкого лука.

В каждодневных заботах пролетели Великий Яр, Ладо, Купало. Малец всё чаще хмурился и молчал. Кудесник, видя его настрой, как-то сказал:

– Что ж, Святослав, испытание смертью ты прошёл, по нему обрёл имя Пардус, а теперь, знать, пришла пора держать ответ перед кудесниками в том, чему научился. Это не зверя дикого одолеть, но не думаю, что легче будет, сможешь? Глаза отрока обрадованно просияли.

– Смогу, отче! Всё, чему ты меня учил, крепко запомнил! Я ведь не кудесник старый, чтоб всё время в лесу сидеть, хочу ратному делу учиться!