Рыцарь Леопольд фон Ведель

— Непременно вы будете моим главным кравчим, Бертольд.

— Поклонись также господину Гвизеппе. Это — итальянский отец, помнишь его?

— Медик?

— Конечно. Он также очень нужен в доме.

— Все любят Бертольда за его веселый нрав, и во всей стране ни одни роды не обойдутся без господина Зеппе.

— Всякое уважение вам, доктор, — засмеялся Леопольд. — Вам наверное приходилось много возиться с ребятами моих сестер?

— Бертольд женится на нашей скотнице Лизе.

— Лизе? Ну, не велико счастье!

— Однако с тех пор Николас, сын Юмница, не имеет больше покоя в Колбетце, он сильно любил Лизу Он хочет ехать с Буссо, но я не могу его отпустить из Колбетца.

— Гм! А может быть! — задумчиво прошептал Юмниц, обращая просительные взоры на Леопольда.

Последний, едва скрывая свое сильное смущение, обратился к пастору Матфею, обнял своего старого учителя и дружески поцеловал.

— Теперь за стол дети! — засмеялась Иоанна.

— Подавайте! Бертольд уже давно звонит ножами и кружками; Леопольд, наверное, очень голоден после дальней дороги. Ты не хочешь ли переодеться в своей комнате?

— Я, матушка, отвык от удобства. Лучше так! — он снял плащ и бросил на скамью.

— Ах! — раздалось среди окружающих.

— Мой мальчик, — воскликнула Иоанна, — как ты достал эту золотую цепь и крест?! Такая большая медаль! Воистину, кроме герцога, никто в Померании не носит таких драгоценных вещей!

— Но самое лучшее, милая матушка, то, что они заслужены.

— Каким образом? Разве ты сражался?

— Сохрани Бог. Я получил это за мое хорошее поведение и искусство пения. Но так как и то, и другое я заимствовал от тебя, милая матушка, то ты и должна носить эти драгоценности во время праздников и в церкви. Своим напутствием в Колбетце ты указала мне дорогу. — Он снял цепь со своей груди и отдал ее матери.

Слезы радости явились на глазах доброй Иоанны.

— Я желала бы, чтобы ожил твой отец! Песни, принесшие тебе такие награды. Ты должен спеть нам, и я запомню их для своего утешения. Да, дети, песня, как хороший стакан вина, согревает сердце и сильно возбуждает умы!

— В силу моей должности, — провозгласил басом толстый Бертольд, — приглашаю вас к тарелкам. Рассказы и песни надо вознаградить бокалом хорошего вина, как licentia bacchea!

— Aut Sulenls! — засмеялся Матфей.

С веселыми шутками заняли свои места.

Спустя некоторое время Иоанна снова сидела со всеми детьми под старой крышей. Она с гордостью носила почетные сверкающие цепи, как будто сама получила их за свои добродетели. Обед был не особенно торжественный, но лучше обыкновенного. Сегодня вся прислуга, кроме фогта, была удалена из зала и обедала в смежной комнате. Цель, соединившая всех членов ведельской фамилии — раздел наследства — была очень важна, в это время могли присутствовать только участники в разделе и те друзья дома, опытность и советы которых могли быть полезны. После обеда тотчас же приступили к делу.

— Тебе известно, Леопольд, что задумал твой старший брат? Отговорить его нельзя. На отчаявшегося не действуют убеждения, и я вынуждена предоставить судьбу Буссо на волю Божию. Что же будет с твоим отеческим имением, домом твоих родителей?

Сухо ответил на это Буссо, не принимавший никакого участия в веселье остальных:

— Я уже сказал раз и навсегда, что, как глава семейства, я передаю имения Кремцов и Колбетц Леопольду а он уступит мне Реплин на время, если я только возвращусь. Вы все довольны этим?

— Я говорю да! За себя и моих сестер, — ответил Гассо.

Между тем Иоанна вышла из комнаты, держа в руках документ канцлера.

— Ты делаешь очень дорогой подарок, сын! Так ты возьмешь себе наследство Буссо, когда я разорву письмо?

— Непременно.

Среди наступившей тишины был слышен шелест разрываемой бумаги.

— Отец Матфей, запишите раздел наследства, как это решили сыновья, после я со всеми детьми подпишу его. Теперь выпьем за ведельскую честь и дружбу!

Налитые бокалы были осушены, и пастор начал писать.

Вошел Юмниц с лютней.

— Это отлично! — воскликнула весело Иоанна. — Теперь ты споешь нам, Леопольд, а в это время бумага будет готова.

Вечер прошел среди дружеских шуток и веселого смеха. Странным образом Иоанна меньше заботилась и печалилась об отъезде Леопольда, чем Буссо, хотя и любила более первого. Вдову сильно впечатлили почетные цепи и пламенные песни, кроме того, обыкновенная у Веделей интуиция подсказывала ей, что Леопольда ждет слава и счастливое будущее. Вот причины того, что она все меньше стала беспокоиться о любимце.

На следующий день начались приготовления, сестры и зятья дарили Леопольду и Буссо на память разные полезные вещи. Желая дать Леопольду верного слугу, Иоанна исполнила просьбу фогта Юмница и отпустила его сына Николаса, с Буссо же отправился Попрак. Для юношей были снаряжены отличные лошади, и, кроме того, каждый слуга вел за собой лошадь с припасами. Буссо захотел служить непременно в Нижней Венгрии, а Леопольд, напротив, желал быть около императора и поэтому решился отправиться в Верхнюю Венгрию.

День отъезда настал. Накануне еще вечером капитан Иоганн фон Борк привез своего сына Георга. Хотя добрый капитан удивился быстрому решению Леопольда, но после сказал: «Каждый храбрый мужчина должен раз в жизни побывать в битвах, а потом уже отдыхать остальную жизнь».

При прощании Иоанна старалась сдерживаться. Леопольду она сказала только:

— Пусть твои поступки будут так же красивы, как твои песни, а остальное все предоставь на волю Божию!

Буссо же просил мать простить ему все огорчения, которые он ей причинял.

— Венок, брошенный тобой на мою голову, когда уезжал из-за Сидонии в Штатгарт, завял так же, как и мое сердце. Я теперь с честью получу от Бога другой, — сказал Буссо, совершенно бледный.

Иоанна поцеловала его, села на окно и закрыла лицо ладонями. Она мрачно поднялась, когда послышался топот и сыновья уже выезжали из ворот.

— Что хотите, говорите, но мне кажется, что я не увижу больше Буссо. Мне и теперь кажется, что он уже мертвый лежит в степи!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Десдихада

В начале лета, на широкой нижневенгерской равнине, расположился главный императорский лагерь, армия состояла из ста тридцати тысяч человек.

Подошва северной цепи холмов, напротив лагеря, была покрыта кустарниками и деревьями. Отсюда растительность поднималась вверх и расползалась по ущельям. Вершины этих холмов, особенно разбросанные на них кустарники, на ночь занимались наблюдательными отрядами, из которых одни были вооружены мечами, а другие ружьями.

Лес, покрывавший подошвы холмов и служивший с этой стороны прикрытием армии, был постоянно занят сторожевыми отрядами, которые сменяли друг друга. За лесом находился прекрасный старый вяз, и около него были двое господ, очевидно, начальники отрядов. Более знатный из них, Флорин, сидевший на старой и некрасивой лошади, носил короткий плащ — отличие дворянина в императорской армии. Его лицо было очень смугло, а волосы очень черны и кудрявы. Хитрые глаза сверкали под длинными ресницами, а когда он смеялся, то видны были его прекрасные белые зубы. Его нос походил на клюв совы, сам он был худощав и небольшого роста, — все тело его было мускулисто и жилисто. Большой воротник и высокие рыцарские сапоги делали его еще худее, чем он был на самом деле.

Зато другой, дон Ефра, выглядел исполином. Опираясь на длинное копье, он качался из стороны в сторону, причем его исполинская шпага чертила землю. Крепость и сила его тела соответствовали его росту, его каштановые волосы, почти рыжая борода, закрывавшая нижнюю часть красного лица и спадавшая двумя концами на его грудь, высокая острая шапка с длинными перьями увеличивали внушительность этой фигуры. Толстая красная куртка, застегнутая только у шеи, позволяла видеть грубую рубашку, у кожаного пояса висела его шпага и торчал кинжал. Рукава куртки были с синими испанскими буфами, а того же цвета шаровары были завязаны красными бантиками. Крепкие, обшитые железом, кожаные башмаки дополняли его яркий костюм. На ремне около шеи висел сигнальный рог.