Северный пламень

— Ядро? — Карл загадочно улыбался. — Еще один прелестный звук, пан Кмитич! И в самом деле, музыка войны мне определенно нравится!

И король, выхватив длинную саблю, громко крикнул:

— Meth Guds hielp (С Божьею помощью — швед.)!

Все офицеры также сверкнули над своими черными треуголками клинками, крича: «Мет гуде хьелп!» То был сигнал к атаке…

И вдруг, словно юный шведский король повелевал не только своей армией, но и небесами — как будто сам Бог был явно на стороне этого конопатого юноши, — подул сильный западный ветер, и серые скученные облака также откликнулись на призыв короля: небо заволокло аспидной пеленой, ветер задул вперемешку с мелким снегом. И все это моросило, выло и дуло прямо в лицо московской армии и в спину шведской. Под прикрытием снега и града, словно это было обговорено с небесной канцелярией заранее, солдаты тихо, без барабанов и флейт пошли вперед. Над головами по-прежнему жужжали ядра, свистели редкие пули, хлопали разрывы гранат, но в московском лагере из-за метели и порохового дыма никто и не заметил, что их атакуют. А снег с градом повалил так густо, что Кмитич, со шпагой в вытянутой руке и с пикой в другой, ведя свой батальон вперед, ничего не видел уже в пятнадцати шагах перед собой. Ветер трепал его длинные волосы, мелкий снег и град кусал щеки… Солдаты, впрочем, не выглядели обескураженными такими капризами природы. Почти все местные, они, похоже, привыкли к подобному климату…

Первые колонны солдат несли фашины из хвороста, чтобы завалить ими ров. Вот и ров. «Почему никто не стреляет?» — подумал Кмитич, но дальше думать времени не было. Над укреплениями показались небритые лица в серых ушанках. Кмитич махнул шпагой:

— Фойер!

Его солдаты дали два рваных залпа. Пороховой дым тут же смешался с белой вьюгой… Солдаты бросали фашины в ров. В ответ никто не стрелял. То же самое происходило в батальоне Врангеля, но сквозь пелену метели в той стороне ничего нельзя было разобрать: лишь копошилась какая-то серая масса.

— Форвард! — крикнул оршанский князь, махнув шпагой вперед. Его солдаты, опустив фузеи с фиксированными багинетами-штыками, с криками ринулись на плетеный забор, куда уже бросились два знаменосца с багровыми полотнищами, развевающимися на порывистом ветру. Захлопали нестройные мушкетные выстрелы где-то справа и слева, но на участке Кмитича все было тихо, лишь сигнальщик громко бил в барабан. Солдаты бежали по хворосту фашин, перелазили через укрепления «пильной мельницы». Со стороны неприятеля застучали первые выстрелы. Стреляли беспорядочно, стреляли свои, стреляли чужие…

— В штыки! — скомандовал Кмитич и сам перемахнул через забор. Впереди суетливо разбегались люди в светлосерых зимних зипунах. Никто не сопротивлялся.

— Шведы! Шведы! — кричали перепуганные русские солдаты. — Немцы нас предали! Они атакуют!..

— Не адыходзим! — истошно орал какой-то московитский офицер, явно по-литвински. Кмитичу показался знакомым голос… Но увидеть кричавшего человека в этой каше метели, дыма и бегущих людей было невозможно.

— Фойер! — крикнул младший офицер батальона Кмитича — совсем еще юный парень в простой черной фетровой треуголке. Сухо треснул короткий залп, и еще одна дюжина солдат в синих ушанках с желтой оторочкой ринулась вперед, поблескивая матовыми на морозе штыками…

Холодный воздух огласился громким подбадривающим ревом сотен атакующих солдат:

— Мет гуде хьелп!

Кмитич от неожиданности ойкнул, перепрыгнув через лежащего на земле московитского солдата… Не разглядев из-за вьюги, споткнулся еще об одного… Тела убитых и раненых московитов в серых, зеленых и красных кафтанах, кажется, лежали повсюду. На заснеженной земле валялись похожие на скоморошьи гренадерские колпаки из красного сукна с вышитым спереди серебристым двуглавым орлом… «Откуда их здесь столько?» — в ужасе думал Микола, глядя на припорошенные вьюгой тела убитых московитов… Но тут же сообразил: от точной пушечной стрельбы… В руке одного убитого московита Микола заметил сжатый листок вроде как газеты, что показалось несколько странным. Он нагнулся и вытащил листок из окоченевших пальцев мертвого солдата… Это была шведская пропагандистская листовка, отпечатанная на русском языке:

«Армия короля освободит народ от несносного ига и ярости московского правительства, от иностранного тягостного утеснения и бесчеловечного мучительства ради свободного и вольного избрания законного и праведного государя вместо Петра I. Как только утвердится новый государь, шведский король сложит оружие, но будет помогать всем, кто на его стороне…»

«Холера! — Кмитичу стало все понятно. — Эти несчастные солдаты готовы были идти в плен! Ждали случая, чтобы капитулировать… Вот почему никто не стрелял! Но почему? Почему никто об этом не знал? Почему не знал Карл? Ведь подходил же ко мне карел, говорил!..»

Микола, сторонник дипломатических мер во всем, от этой ужасной мысли даже забыл, где находится. «Бедные люди! Погибли ни за что!» — вертелось в его голове…

Центр московских укреплений был уже полностью в руках армии Карла. Батальон Кмитича, кажется, обошелся вообще без потерь во время атаки… С ходу его солдаты налетели на правофланговый вагенбург, над укреплениями которого мелькали черные треуголки преображенцев. Но здесь аналогичного легкого успеха достичь не удалось. Вагенбург прямо разрывался облаками порохового дыма-московские гвардейцы стреляли часто и дружно, тут сдаваться никто не желал. Подойти к укреплению не удалось. Пули свистели повсюду. Стали падать первые сраженные солдаты батальона Миколы Кмитича. Одна из пуль сбила треуголку князя.

— Холера! — ругнулся Микола, поднимая треуголку и рассматривая круглую дырку от пули…

Пехота Миколы Кмитича открыла пальбу по огрызающемуся вагенбургу. Вперед выскочил строй гренадер, в колпаках с желтыми медными налобниками и с гербом Швеции на них — три короны. С гренадными сумками через плечо, эти высоченные солдаты сжимали в руках дымящиеся гранаты. Черные шарики брошенных бомб тут же исчезли в сером вьюжном воздухе. Бах! Бах! Бах!.. Укрепления московитов осветились рыжими всполохами взрывов. Кто-то истошно закричал по ту сторону вагенбурга…

— Форвард! — вновь махнул шпагой своим финнам оршанский князь, полагая, что взрывы разбросали преображенцев… Но атака снова захлебнулась в ожесточенном огне со стороны московских солдат.

— Фойер! — командовал Микола. Его мушкетеры давали залп за залпом, вновь в ход шли бомбы гренадер — уже последние. Кажется, повозки и рогатки преображенцев утонули в огне и дыме гранат, были посечены и разбиты пулями… Но и следующая атака солдат Кмитича была остановлена яростным огнем московских гвардейцев… Преображенцы оттаскивали убитых и раненых, тут же на их места вставали новые… И вдруг прямо на повозках вспыхнула ожесточенная схватка между пятеркой литвинов из батальона Миколы и московскими гвардейцами. Прав был Врангель — лявоны оказались не простаками. Эти смышленые славяне, орудуя, как шестами, длинными оглоблями, как заправские гимнасты, запрыгнули на вагенбург и, расстреляв оттуда заряды своих фузей прямо в упор, выхватив сабли, спрыгнули вниз, рубя направо и налево. Эта атака обещала много: прорыв обороны противника, но только если бы храбрую пятерку кто-нибудь поддержал. Увы, поддержать лявонов было некому. Уложив с десяток вражеских солдат и утаскивая своего раненого, ливонские литвины вынуждены были отступить обратно за вагенбург.

— Фойер! — надрывался Микола, прикрывая храбрых земляков. Солдаты его батальона беспорядочно стреляли, и это помогло славянам отойти назад к своим, без новых потерь, уволакивая раненого товарища. Но тот был уже мертв… Им был тот самый восемнадцатилетний чернявый хлопец, что напросился в батальон Кмитича.