Рассказы и завязи (СИ)

— Ну и отчего же такое случилось, матушка? Как вот ты обо всем этом думаешь?

— А всё оттого, государь-батюшка, что правят Россией не наши, не православные.

— Не наши? А чьи же?

— Не знаю, государь, — почти шепотом сказала старуха и наклонилась к Романкову. — Вроде и Кремль-то московский бесы захватили. Говорят, что какая-то мафия правит на всех этажах и, будто бы, от самой Москвы и до самых до окраин. Куда ни глянешь — везде одни нехристи, батюшка. Все говорят и говорят. Уже много лет наговориться не могут. Как глухари на току. Все знают, что надо делать, а дела нет. И вот все эти говоруны да нехристи хотят и дальше править Россией и народом русским. Не допусти, государь.

— Да я, матушка, и сам всё вижу. Россия сопротивляется нашествию бесовскому, но из последних сил. Вижу и как растаскивают Россию.

— Вот-вот… А теперь спят и видят, как бы всю землю распродать, твари продажные, прости, Господи… Хорошо, что ты пришёл, государь-батюшка. Когда власть-то в свои державные руки возьмешь? — неожиданно спросила старушка.

— Не знаю, матушка. Пока не зовут, да и время, видно, ещё не пришло.

— Нет, батюшка, в самый раз. Пора, государь, пора. Устали мы от бестолковщиков, а с тобой будет лад и согласие… Наш сельский батюшка отец Василий недавно сказывал нам на проповеди, что только Богом и царем православным стояла и стоять будет русская земля наша. А внук мой Сережка в старой книге вычитал, что земля у нас богатая, да порядка в ней нет. Будто про сегодня писано… А ещё сказал что, дескать, не знаю, куда наша тройка русская и несется, куда скачет — неведомо… Вот и приходи, государь-батюшка, садись на престол свой, бери в руки вожжи и правь с Богом, со Христом, да порядок-то и наведи. Боле некому, кроме тебя…

— Так-то оно так, Анна Васильевна, — начал было Романков, но тут к ним подошёл Смирнов-Бенкендорф.

— Пора, Ваше величество, — обратился он к Романкову.

— Да, да, Павел Константинович, — привычно по роли ответил ему Романков. — Сейчас иду.

Он поднялся со скамьи и протянул руку старушке, которая тоже встала, опираясь на гладкий и тонкий батожок.

— Ну, спасибо тебе, матушка Анна Васильевна, за беседу. Очень был рад познакомиться.

Анна Васильевна поклонилась в пояс.

— А уж я-то как рада, государь ты наш батюшка, так и не высказать. Дай Бог тебе здоровья. Больно дел у тебя много.

— Ничего, матушка, справимся с Божьей помощью.

— Храни тебя Господь, государь. А я, если доживу, так весной опять в деревню поеду и там всем нашим скажу, что тебя видела и что ты жив и здоров.

— Передай, что я тоже думаю, как и они. И что мне тоже больно за Россию нашу.

Старушка опять поклонилась, а потом повернулась и быстро засеменила через дорогу к веревочному заграждению, за которым стояла толпа любопытствующего народа. Лицо её светилось почти детской радостью и счастьем. Так бывает, когда ребенку скажет доброе слово родной отец.

Николай Александрович долго смотрел вслед Анне Васильевне Шачиной, и ему казалось, что вот сейчас, в эти самые мгновения, что-то уходит из его жизни и больше уже никогда не вернется.

Огненная леди

Хозяин новой, рубленой из гладких сосновых бревен, бани был очень доволен: бригада нанятых им плотников-шабашников подвела сегодня стены под стропила.

Могли бы и раньше это сделать, да приехал хозяин недавно принимать работу, и с бригадиром Стасом Брагиным забрались они на самую верхотуру, откуда хорошо были видны ряды новеньких разноэтажных коттеджей, высоких и разномастных заборов, цветников, огородов и бань, разбросанных по пологому берегу протекающей тут речушки.

Хозяин долго и молча оглядывал открывшийся перед ним вид и вдруг дернул бригадира за рукав его рабочей куртки.

— Послушай, Станислав Николаевич, — произнес он, показывая рукой на соседскую баню и будто делая какое-то открытие. — А ведь у соседа моего банька-то повыше будет. Или мне так показалось?

Станислав тоже глянул на покрытую уже листовым железом соседскую баню.

— Да, — ответил он чуть погодя. — На два венца.

— Ну, я и говорю… Так ты мою-то еще на три рядка подними, — хлопнул по плечу бригадира хозяин. — Можно?

— Можно-то можно. Только это уже дороже будет, Игорь Олегович.

— Об этом не беспокойся. Не обижу. Отдельно каждого премирую.

Сказал и сделал. Прикатив сегодня на своей иномарке с темными стеклами, Игорь Олегович даже и на баню подниматься не стал, а, поговорив с бригадиром и выдав ему на каждого по конверту с деньгами, отбыл в город.

— Ну что, орлы! — сказал бригадир стоявшей перед ним троице плотников, раздав деньги. — Отдыхаем до понедельника.

— Давно пора, — обрадовался ровесник бригадира Толя Забродин.

— Я уже забыл, как это и делается, — согласно вторил ему Виктор Басов.

— С чего начнем? — с готовностью глянул на бригадира самый молодой из плотников Генка Щукин. — В смысле отдыха. И когда?

— А прямо сейчас и начнем. Так что кладите деньги на книжку, на мою записную, по соточке для начала, — сказал Станислав и бросил на самодельный обеденный стол свой блокнот в синих корочках. — Потом ты, Гена, идешь в поселковую лавку… Вместе с Витей. А мы с Тохой будем вас тут ждать. Ведь сегодня еще и не обедали.

— Да и последний венец обмыть надо. По закону, по обычаю, — поддержал бригадира Тоха.

— Мы разве против, — сказал Виктор, собирая деньги. — Законы соблюдать надо, я человек законопослушный.

…Ходили гонцы недолго, благо магазин был рядом. И бригадир их похвалил, но Генка, однако, был недоволен.

— Могли бы и быстрее, — сказал он, доставая из сумки бутылку «Забористой» и пакеты с закуской.

— А что случилось?

— Да в очереди впереди нас баба стояла. Долго выбирала того да этого. Потом долго искала в сумке кошелек, а потом стала еще и в нем копаться. Так и хотелось её из магазина выкинуть.

— Бесполезно… Тогда надо каждую вторую выбрасывать. Да и чего с бабами спорить — пусть живут, как хотят, — философски заметил бригадир.

— Это точно, — подтвердил Тоха, расстилая на столешнице старые газетные листы. — Мы лучше за их здоровье сейчас выпьем.

Когда скорая трапеза была готова, бригадир первым поднял свой пластмассовый стаканчик.

— Ну, братцы, за окончание очередного сруба и укладку последнего венца.

— Да чтобы стоял долго, — добавил Толик.

Все согласно кивнули и выпили. Потом пили за будущие стропила, за бригадира и новую работу, которую скоро ему предстоит для них искать.

— Слушай, Стас, — вдруг сказал бригадиру Тоха Забродин и ткнул пальцем в газету на столешнице. — А ведь тут про тебя анекдот напечатан.

— Чего еще придумал?

— А вот послушай… Кричит на стройке одна баба другой: «Нинка, слышала — нашего-то бригадира триппером наградили!». А та ей отвечает: «Ну и дураки! Зачем дают — ведь все равно пропьет!»

— А почему это про меня? Меня ничем таким и другим прочим никогда не награждали… Хотя у нас Нинка-крановщица работала. Веселая такая баба была. Помнишь, как она однажды пришла на работу и говорит: «Ой, меня вчера под мостом изнасиловали, завтра опять пойду».

— Да ты чего, Стас? Это же анекдот.

— Так ведь и я про то же. А наша жизнь — что?

— Это правда, — вмешался в разговор Виктор. — Жизнь и есть первый анекдот… Вот однажды с моим знакомым пенсионером случай был… Да… Так вот, попал он в больницу с желудком и пошел я его, значит, навестить. Прихожу, а мне говорят, что Володю ночью увезли в дурдом. А что, спрашиваю, случилось? И мне рассказывают… Снится Володе ночью сон и чудится ему, что его, Володю Кабакова, вызывают срочно в Кремль, к самому президенту…

— К нынешнему?

— Нет… К тому, первому. Президенту алкашей всея Руси.

— Ну, а дальше-то?

— А дальше было так… Зашел Володя будто бы в какую-то светлую комнату, президент его встретил, в кресло усадил и говорит: «Уважаемый товарищ Кабаков. Я пригласил тебя как старого и верного члена нашего демократического движения». — «Так точно, — отвечает Володя. — Уже много лет я верой и правдой служу этому великому делу». — «Готов ли ты еще послужить на благо народа?» — «Готов, товарищ президент, — отвечает Володя. — А в чем дело-то состоит?» — «А в том, — говорит президент, — что наша страна находится сейчас в очень трудном положении. У нас очень много проблем… Демократию-то нам установили, а что с ней делать — не сказали… Люди побежали за границу, сотни тысяч людей. Женщины стали меньше рожать, число разводов превысило число браков. Смертность народа превышает рождаемость и численность населения стремительно падает. Такого бардака у нас никогда не было. На карту, говорит, поставлено само существование нашего государства. Отечество в опасности. Надо поднимать рождаемость, и в связи с этим мы тут, в Кремле, посоветовались, и я решил… Короче говоря, назначаю тебя, товарищ Кабаков, главным осеменителем нашей демократической страны». Володя с кресла вскочил, руки по швам сделал: «Спасибо, говорит, за доверие. Только почему меня-то выбрали?» — «А потому, что из всех честных членов движения остался один ты, товарищ Кабаков. Остальные Западу продались. На тебя только и надежда. А то придет еще какой-нибудь Раздолбайс со своим рубильником, да и повернет его не туда. И будут у нас рождаться дети-недоумки. А этого мы допустить не можем. Повторяю: надежда только на тебя». — «Доверие постараюсь оправдать, — сказал Володя. — Когда прикажете начинать?» — «Приступай немедленно, товарищ Кабаков. Это будет твоим вкладом в нашу демократию».