Генерал Ермолов

елоснежные шапки, резко выделявшиеся на фоне густо-синего безоблачного неба.

11 мая посольство прибыло в Нахичевань, приветствуемое слепым Назар-Али-ханом. Шах Персии вырезал ему глаза за одно только подозрение в привязанности к России. Доброе лицо старика внушало уважение, а увечье его – сострадание.

– Только ужас может вызвать власть царей, преступающих пределы в отношении к подданным! – гневно сказал Мазаровичу Ермолов. – Здесь между врагами свободы надобно учиться боготворить ее,

– Хотите, Алексей Петрович, я расскажу вам, как производится процедура этого варварского наказания? – спросил тот. – Шах при себе,– заметьте, при себе – велит приковать к земле осужденного и положить ему на грудь груз, на который садятся еще несколько человек. Глаза у несчастного выкатываются из орбит, и палач вырезает их особенными ножницами…

– Осторожное правительство удерживает своего сына залогом верности! – брезгливо ответил Ермолов. – Благословляю стократ любезное мое Отечество. Ничто не изгладит в сердце моем того презрения, которое я почувствовал к правительству Персии…

Он оказал особенное внимание несчастному старику, чем немало удивил сопровождавших посольство персов.

«Эти рабы, – думал горько Ермолов, – из подобострастия готовы почитать излишеством даже глаза…»

5

Ермолов ехал неспешно.

Но далеко впереди его летела молва об огромном и страшном русском великане с черно-седыми усами и густым громким голосом, о могучем воине, в жилах которого течет кровь самого Чингисхана, покорителя вселенной, и который разбил войско другого властелина полумира – Наполеона. Шахские сердары и вали теребили крашенные хной бороды и теряли дар речи, еще не видя грозного Ярмула.

19 мая посольство было в Тебризе – местопребывании Аббас-Мирзы.

Зная любовь персов к церемониям, Ермолов постарался придать процессии торжественность, которая в Европе показалась бы шутовским маскарадом. Впереди ехали в красных мундирах донские казаки, за ними шли, играя марши, музыканты, потом уже медленно двигался на коне Ермолов со свитой. Перед послом персидский есаул в оранжевом кафтане и белой бараньей шапке разгонял любопытных большой медною булавой.

Сорок разнокалиберных орудий конной артиллерии у стен Тебриза приветствовали чрезвычайного посла нестройными залпами. Боевым русским маршам шумно отвечала азиатская музыка на барабанах, флейтах и трубах. С трудом мог разобрать Ермолов в этой какофонии искаженную мелодию английского гимна «Боже, храни короля…». Он перевел взгляд на первый батальон персидской пехоты – прекрасных, рослых и чистых солдат с длинными бородами и в папахах. Горькое и мучительное чувство овладело им. Весь образцовый батальон состоял из русских дезертиров, из беглых солдат; были и офицеры. Батальон этот, именуемый Енгимусульман, уже дрался против своих и проявил отчаянную храбрость. Теперь многие из дезертиров тайно просились назад, и Ермолов надеялся взять их с собой на возвратном пути. Но мучительное чувство при виде перебежчиков не проходило.