Призвание варяга (von Benckendorff) (СИ)

Государыня жила затворницей и любящей матерью. Она ни на шаг не отходила от "своих милых крошек" и не желала выходить в Свет. Кроме детей дела внешней политики больше всего занимали ее и на сем она очень сошлась с Нессельродами, — в первую очередь с Прекрасной Элен, коя и стала ее важнейшей наперсницей.

Когда Государь (обычно навеселе) возвращался домой с очередного барахтанья с новой фрейлиной и желал зайти на половину жены, обычно ему объясняли, что "Государыня обсуждает шведский вопрос с графинею Нессельрод", иль "Элен Нессельрод делает очередной доклад Государыне по карпатской проблеме" и Государь не упорствовал. Тем более, что в первые годы весь двор был свидетелем ужаснейших сцен, когда еще Великая Княгиня кричала на Великого Князя, что от него "опять несет дешевым парфюмом" и "когда-нибудь ты заразишь меня сифилисом!

Сам Государь в сиих случаях признавался, что "может пересчитать все близости с женою по пальцам" и "от каждой сей близости у меня — новый отпрыск"! Еще он говорил: "Наверно, она фригидна, как и все немки, ибо делает сие чуть ли не по часам!

Так продолжалось более двадцати лет, пока в 1837 году не сгорел Зимний. Царская семья переехала при сием в другой дом, а там покои супругов разделяла лишь тонкая дверца и однажды…

Я не знаю, что там именно произошло, но Государь в легком подпитии попытался приласкаться к жене, а она в очередной раз взбесилась и "все ему выложила". Вплоть до того, что "ты брал меня, как дикий скот, — даже не заботясь о том, чтобы я что-то чувствовала!" "А твой брат… я таяла в руках твоего старшего брата!

"Ты думал, что я сижу с Элен Нессельрод, а я в это время спала с братом твоим и — ни разу не пожалела об этом!

"Я никогда не любила тебя, и вышла за тебя замуж лишь для того, чтоб ко мне без помех мог прийти твой Начальник Охраны!

"Я люблю лишь его одного, и лишь одному ему была я Обещана! Перед Богом и всеми людьми я стояла у алтаря и дала Господу Клятву… кою и выполнила!

"А ты… Ты так желал стать Императором, что даже и не удивился состоянию Новобрачной! Тоже мне — Жеребец!

"Меня тошнит… Меня просто трясет от каждого прикосновения твоего… Я не желаю ни видеть, ни слышать тебя, ни знать о том — существуешь ли ты на белом свете!

Ну а кроме того, — Государыня в лицах передала Государю весь наш разговор во время посещения Кенигсберга.

Я лежал тогда с первым инфарктом, вызванным срочным отъездом моего сына — барона фон Геккерна после той истории с Пушкиным. Государыня впоследствии объяснила свое состояние тем, что целый месяц не могла общаться со мной. Она знала, что я при смерти, и с ужасом ждала самого худшего. Когда женщина думает о возлюбленном и тут к ней пристают — возможна любая истерика.

Итак, лежал я в постели, вокруг меня собрались мои друзья и родственники, когда стало известно, что сюда едет сам Государь. А также, разумеется, — с чем он едет…

Я не успел даже что-то придумать, когда Царь уже вошел в мою спальню. Я хотел отослать всех, но брат мой, махнув рукой с горечью, с каким-то остервенением выдохнул:

— Да, ладно уж! У меня теперь секретов ни от кого нет! Пусть все слушают! Вы и так — шепотком-шепотком все про нас знаете, а тут я хотел бы — вывернуть всю сию грязь…

Столько лет… Столько лет… А стоило мне начистоту спросить моих слуг и оказывается — все все знали! Один я — дурак! Рогоносец… Верно говорят, — не делай другим того, что не хочешь чтоб тебе самому сделали… Господи, я веселился с женами их, а они, небось, все тишком радовались — "За нас всех — тебе твой же брат мстит!"

Гости мои, родные и близкие сидели, как соляные столпы — молчаливыми истуканами. Видно было, что человеку надобно выговориться… А что тут сказать? Как объясниться?!

Наконец, Государь понемногу утих, взял предложенный кем-то стул, развернул его и уселся на нем "верхом", положив свои руки на его спинку. Я все это время изучающе смотрел на него. Когда я понял, что брат, наконец, успокоился, я тихо спросил:

— Что теперь будем делать? Стреляться? Изволь.

Государь снял наконец свою фуражку со лба и утер пот:

— Глупо. О чем я пошлю тебе вызов? Если ты думаешь, что я признаю себя рогоносцем — ты заблуждаешься. Мой отец… Ну… В смысле — Павел не стал стреляться с моим отцом. Он вообще ничего не стал делать… И я теперь его понимаю…

Нет. Дуэли не будет. Это — исключено. Не было ничего. Ни-че-го.

Я уже все обдумал. Мне теперь с нею не жить… Что ты сделаешь, ежели я попытаюсь с ней развестись?

Мы — культурные люди и я хочу получить у тебя развод с моею женой. Только не делай-ка круглых глаз, — я могу получить его только лишь у тебя ты на словах только беден, а в реальности именно ты контролируешь все ваши деньги в этой стране!

Дай мне развод! Верни мне мой экземпляр брачного договора! Эта бумага, как мельничный жернов, всю жизнь тянула меня в вашу лисью нору!

Я, со своей стороны…

— Нет!

Он не ждал от меня такого ответа. Царь вскочил на ноги, приподнял даже стул, будто собираясь обрушить его на меня, но… одумался. Я же покойно ему объяснил:

— У меня нет сих бумаг. С самого первого дня у меня их и не было. Все мы знаем — в какой стране мы живем. Поэтому сей брачный договор хранится за семью печатями — Бог знает где. Может в Китае… Иль — Парагвае… Ищи, если хочется…

А вообще говоря… Я тебя нарочно просил — внимательно прочитать то, что ты там подписывал. Я особо подчеркивал, что сие — твоя Цена за будущую Корону.

Ты обещал не одному мне, прусской теще твоей, иль моей милой матушке. Ты клялся Бог знает чем и моим — и английским, и голландским, и американским родственникам. И вся наша помощь была не тебе, но — кузине нашей фон Шеллинг. Именно ее мы возводили на Престол Государыней, но никак не тебя! Ведь ты нам — не Родственник! Никакого Развода. Это — исключено.

Государь сделал пару кругов по комнате, как загнанный зверь, и все окружающие жались от него к стенам. Наконец, он замер посреди комнаты и, призывая всех нас в свидетели, закричал:

— Хорошо же. Господа, я хочу, чтоб все вы судили нас. Кто из нас Больший Грешник?

Нищий юноша, бастард, коего обижали всю молодость, а потом заставили жениться непонятно на ком! Не любимой им, и не любящей его женщине. Именно — женщине, ибо… Впрочем, вы и так уже поняли.

Так вот, — он сделал сие — ради чего? Ради Трона, принадлежавшего ему по Древнему Праву! Я — последний мужчина в доме Романовых! И вы все это знаете! И ради того, чтобы Кровь Романовых вернулась в свои Исконные Права, я пошел на все это. Пошел ради Крови моей!

Грешник ли я? Да, я — Грешник! Но что вы скажете о брате моем?

Человеке, коий отверг от себя любимую им и любящую его женщину?! Человеке, коий выступал в роли — фактически сутенера во всей этой истории? Человеке, коий Предал Любовь — во имя политической выгоды и тем самым разрушил жизнь — не только свою, но и многих из здесь присутствующих! Графиня… Маргит…

Жена моя, коя все это время недвижно сидела возле моих ног, молча встала, подошла ко мне, чуть присела, поцеловала мои губы и лоб и сказала:

— Мне надобно готовить твое лекарство. Не волнуйся, сейчас он уйдет и все опять будет тихо… Я сейчас. Я принесу твои порошки.

Государь слышал все это, раскрыв рот. Когда же жена моя попыталась пройти мимо него, он схватил ее за руку и спросил:

— Как? Вы считаете, что все сие вас не касается?! Он же — Изменял Вам! Он обманывал Вас!

Жена моя чуть пожала плечами и с видимым усилием (чтоб не расплакаться) выговорила:

— Да — Изменял. Да — обманывал. Но по Крови он — такой же Жеребец, как и Вы — Ваше Величество, а Кровь — она свое требует… Все вы Жеребцы одинаковы…

Вы, что, — думаете, что не знала я — каковы его отношения с Элен Нессельрод? Они продолжаются… И Элен дважды в неделю приходит в сей дом и мы вместе пьем чай и судачим о глупостях.