Аристономия

м: «товарищ окружного военного прокурора, полковник» и прочее… На мое счастье, патрульный начальник оказался малограмотный. С грехом пополам осилил только первое слово «товарищ» – и на том успокоился. Ну, коли товарищ, то иди себе… Вам смешно? – оскалился полковник, хотя Антон и не думал смеяться. – Это еще не вся история, я вам дальше расскажу. Уже на нашей стороне, близ Ростова, останавливает меня казачий патруль. Этим я подал удостоверение сам, уверенно. Свои же! Урядник, представьте, тоже оказался не особенный книгочей. Глянул в бумагу – ах, това-рищ, – и нагайкой по физиономии. Хорошо, шашкой башку не распетрушил… Погодите-ка, коллега, да вы не тот ли Клобуков, который возглавлял «Помросс», поставлявший в армию чудесную швейцарскую продукцию? – по обыкновению неожиданно сделал зигзаг Аркадий Константинович.

– Почему только швейцарскую? Мы закупали товар по всей Европе.

– Отличная должность, высокозавидная, – почтительно склонил голову Патрикеев. – И ответственность огромная, не по летам.

Тут же он быстренько свернул затянувшуюся безо всякой нужды беседу.

– С квартирой проблемочку решим. Есть у меня человек, на все руки дока. Устроит в превосходном виде – насколько сие возможно в нашем вавилоне. А если не потрафит, милости прошу не Петру Кирилловичу жаловаться, а отнестись прямо до меня. Подыщем вам, коллега, другое жилье. Для воспитанника дорогого Петра Кирилловича сережку из ушка и даже обе. – Широкий лоб полковника собрался горестными складками. – Полагаю, у него, бедного, кроме вас на всем белом свете никого и не осталось.

Вот какое, выходит, сделал Патрикеев заключение из своего хитрого опроса? Но удивился Антон только в первое мгновение. А потом сказал себе, что полковник чертовски умен и, очень возможно, разобрался в психологии Бердышева лучше, чем ее понимал Антон. Ведь действительно: получается, что он – единственное звено, которое связывает Петра Кирилловича с навсегда ушедшей жизнью.

Наголо бритый человек неопределенного возраста зашевелил бровями, что-то соображая. От этого весь скальп и даже уши у него задвигались. «Дока на все руки» звался Шишковым, одет был в мятый френч без погон, полосатые брюки и штиблеты с кожаными галошами, хоть погода стояла теплая и сухая.

– Меньше обувка стаптывается, – объяснил он, поймав взгляд Антона. – Скажите, сударь, вам обязательно с отдельным входом?

Нет, хотел сказать Антон, но капитан опередил его:

– Обязательно.

Уютно мурлыкая, бритый зашелестел грязненькой тетрадочкой, где вместо букв были какие-то значочки, будто воробей наследил. В маленькой комнате, куда Сокольников с Антоном попали от разговорчивого полковника, на тесно сдвинутых столах громоздились канцелярские папки, тут же почему-то лежало велосипедное колесо.

И опять ответ прозвучал, едва лишь Антон перевел взгляд на неуместный предмет.

– Отвинчиваю. Отчаянный народ – прямо от крыльца контрразведки тырят. – Шишков сложил толстые губы коромыслом. – Раньше только седло снимал – все равно угнали. Велосипед