Аристономия

ледование».

Это всё были мысли мимолетные, бесполезные. Но затем появилась очень неглупая, достойная записи в дневник: «В безумные времена выживают только те, кто в качестве прививки получил легкую дозу сумасшествия».

«Значит, я тоже должен слегка тронуться рассудком. Иначе я здесь не выживу», – сразу вслед за этим сказал себе Антон.

И поежился.
* * *

На площади капитан махнул рукой, и сразу подъехал автомобиль, потрепанный, но вычищенный до антрацитового блеска.

Шоферу, немолодому прапорщику в кожаной куртке, Сокольников сказал только:

– К Патрикееву.

– Соборная, тридцать восемь? – не спросил, а как бы подхватил водитель. Ему надоело сидеть в машине, и он охотно перекинулся бы парой слов, однако неразговорчивость капитана, видимо, была ему хорошо известна и обратился он скорее к Антону.

Тот лишь пожал плечами.

Ехали в молчании, недолго.

Еще не начало смеркаться, и у Антона появилась возможность составить первое впечатление о Севастополе.

Очевидно, до войны он был очень хорош: благоустроенный морской город – новый, зажиточный, красиво и с любовью выстроенный. Но фасады обветшали, с них осыпалась штукатурка. Булыжную мостовую давно не чинили, автомобиль то и дело подскакивал на выбоинах. Самым верным, памятным еще по коммунистическому Питеру признаком разрухи были окна. Если люди не заменяют разбитое стекло, а прикрывают его фанерой или заклеивают бумагой, это значит, что город болен. Жители смирились с ненормальностью бытия и не знают, каким будет завтрашний день.

Зато на широкой улице (она называлась Нахимовским проспектом) повсюду были рестораны и кафе, за столиками сидели люди. А в газетах писали, что Крым голодает и хлеб распределяют по карточкам.

По меньшей мере половину прохожих составляли военные – еще один симптом нездоровья. И повсюду, на стенах, тумбах, столбах расклеены листки с объявлениями официального вида: то ли бюллетени, то ли указы. Надо будет пройтись и внимательно почитать, сказал себе Антон. Посмотрим, в каком тоне разговаривает с населением власть.

Свернули в тенистый переулок, поднимающийся кверху. Еще один поворот, минута лавирования по выщербленной мостовой, и автомобиль остановился у двухэтажного особняка.

«Наблюдательный пункт № 51», – прочитал Антон непонятную вывеску – белой краской на дощечке. Судя по часовому, что-то военное или во всяком случае казенное.

– Что это?

– Контрразведка, – объяснил Сокольников и показал жестом, что чемодан остается в машине.

– Контрразведка? Зачем?

– Помогут с квартирой.

Капитан говорил так же лаконично, как раньше, но без пауз и недовольной гримасы. «Он, конечно, тоже член Братства, – подумал Антон. – И догадался, что теперь я свой». Это придало ему смелости.

– Причем здесь контрразведка?

Кажется, степень капитановского братолюбия он переоценил. Вопрос остался без ответа.

Они уже поднимались по широкой и когда-то, видно, нарядной лестнице. В стенной нише стояла нагая Фемида с мечом и весами, из чего можно было заключить,