Ставрос. Падение Константинополя (СИ)

Леонард хотел протестовать, но не сказал ни слова: зная, каким упрямством отличается знаменитая лакедемонянка, а особенно в делах любви ко всему греческому и к своей филэ.

Феофано, как и мужчины отряда, который комес брал с собой, вооружилась мечом. Своего лука она тоже лишилась… но в таких глухих местах едва ли можно было опасаться кого-нибудь, кроме змеи. Феодора очень сожалела, что нельзя взять с собой детей, а особенно Варда, который был очень любознателен. Но брать ребенка на такую вылазку комес воспретил строго-настрого – его могла погубить любая случайность, не говоря о том, что долгая конная прогулка вымотала бы силы мальчика.

Само путешествие оказалось совсем не таким долгим и трудным для хороших наездников – когда они достигли огромного дворца, тени удлинились, но солнце едва коснулось дальних гор. Впрочем, Феодора была готова к тому, что в Кноссе придется заночевать.

Близость Леонарда будоражила ее больше, чем когда-либо, - здесь, в окружении величественных камней, точно надгробий, посвященных великим язычникам: не убийцам по призванию, но славным и неустрашимым воинам по необходимости, когда нужно защищать свою родину. Таким, как этот критянин, сейчас сжимавший ее руку.

Леонард с восторгом показывал подруге орнаменты из черных и белых прямоугольников на карнизах дворца, настенные изображения пляшущих девушек с обнаженной грудью, игр с быком… в сумерках красные, белые и черные краски казались ярче, рисунки живее, но Феодора исподволь думала, что все равно это искусство не может выдержать никакого сравнения с современным греческим и итальянским. Леонард возвеличивает кносские памятники лишь потому, что любит их и знает их историю…

Искусство никогда не может быть само по себе - и не может быть самоценно, вдруг поняла Феодора. В творение художник должен вложить душу, и это никакое не иносказание! Почему икона, писанная истово верующим иноком, потрясает гораздо более картины равнодушного атеиста, даже если тот мастер?

Феодора прикрыла глаза, прислонившись к прохладному камню; она забыла о том, что может попортить фреску. Ей показалось, что ее обступили тени критских владык, безмолвно соглашаясь с нею. Призраки минойцев, заточенных здесь…

И вдруг Феодора почувствовала, что осталась наедине со своим возлюбленным: Феофано и другие их спутники удалились куда-то вглубь дворца, умышленно или нет, оставив их вдвоем.

Леонард посмотрел ей в глаза – и вдруг опустился перед нею на колени, блеснув своими заколками в черных пышных волосах; он обнял ноги подруги.

- Феодора, я подумал сейчас… и теперь серьезно предлагаю тебе выйти за меня здесь, на моей родине.

Феодора ахнула.

- Что ты!

Леонард поцеловал ее колено.

- В Ираклионе… в Кандии есть православные церкви, которые венецианцы несколько столетий назад превратили в католические, - но их греческий дух неистребим… и если мы сочетаемся браком здесь, наш союз будет благословен гораздо более, чем если в Италии пойдем в искони католический храм!

Феодора положила руки на его широкие плечи. Леонард тут же поднял голову, ожидая ее решения.

- Но ведь нас могут узнать!

- Нас могут узнать где угодно, - горячо прошептал любовник, гладя ее икры, потом поднимаясь к бедрам. – Но с нами Бог… а значит, нам нужно слушать свое сердце, что оно подсказывает в трудную минуту…

Феодора закрыла глаза и опустилась на колени напротив Леонарда, обнимая его и притягивая к себе. Этот человек совершенно лишал ее разума.

* Кандия – название, которое в средние века, во времена итальянского владычества над Византией, получила древняя столица Крита Ираклион: это название закрепилось за всем островом, известным как Кандия в Европе. Леонард и другие этнические греки в моем романе называют остров его исконным именем.

* Верховая порода лошадей, выведенная на территории современной Туркмении (Ахал-Теке) предположительно около 5000 лет назад. Для всех мастей ахалтекинских лошадей характерен яркий золотистый или серебристый оттенок шерсти.

* Кносс – древнейшая столица Крита, располагавшаяся у северного берега моря, южнее Ираклиона (Кандии).

========== Глава 122 ==========

Феодора проснулась и улыбнулась, ощутив прижимавшееся к ней теплое сильное тело, крепкие руки, обнимавшие ее; потом поморщилась – в плечо и бедро впились обломки известняка, от раскрошившихся напольных плит, и комки сухой земли, чувствительные даже сквозь шерстяной плащ.

Она пошевельнулась, и Леонард открыл глаза. Он улыбнулся.

- С добрым утром.

Феодора бегло улыбнулась ему и постаралась вывернуться из его рук, чтобы рассмотреть, не поздно ли; она вспомнила о детях. Но Леонард привлек к себе ее голову и поцеловал; и московитку опять захватило пережитое ночью чувство слабости и силы, единения с ветром, небом, землей… и с этим человеком, новым повелителем своей судьбы, чью судьба она сама решала, подобно великой богине. Валент тоже любил любить ее на земле, под звездами…

Феодора с усилием вырвалась из объятий критянина; она, пошатнувшись, встала. Попыталась поправить волосы, которые безнадежно спутались. Она посмотрела вдаль:

горы и купы деревьев уже четко выступили на розовом небе.

- Господи! Нужно ехать назад, и быстрее! – ахнула московитка.

Все ее существо теперь рвалось на берег, к кораблям – к детям.

Леонард, поднявшийся следом, схватил ее за руку: он гневался.

- Успокойся! Ничего с ними не случится, я оставил на берегу не меньше полусотни воинов!

Феодора притопнула ногой, хотела ответить резкостью… а потом вздохнула и улыбнулась.

- Ты прав.

Даже будь они сейчас с детьми – если бы грозила серьезная опасность, их маленький отряд ненамного увеличил бы общие силы.

Феодора поцеловала Леонарда сама.

- Пойдем найдем остальных.

Взяв за руку этого восхитительного и страшного человека, она ощутила, точно они одни в целом мире - первозданном мире, сотворенном только для них. Это был уже второй Адам – вторая проба: сочетавшийся с тою же Евой…

Они обогнули мощную черную колоннаду дворца, с красными капителями, и за углом столкнулись с Феофано. Царица амазанок вскинула руки и рассмеялась от неожиданности.

- Нашлись, пропащие!

В смехе ее Леонарду почудилось что-то неприятное. Он посмотрел лакедемонянке в глаза – это тоже был сильный зверь, вожак… и ревнивый любовник. Леонард порою не знал, в женском или мужском роде думать о Феофано.

Комес улыбнулся и подал царице руку.

- Хорошо ли вы спали?

Феофано подавила зевок, пожимая ему руку.

- Чудесно.

Она оглянулась на Марка, чей могучий силуэт возник у нее за спиной. Феодора усмехнулась. Продолжает ли бедный лаконец еще надеяться?

- Где остальные? – спросил комес.

- Вон там, встают… Я послала Христофора за водой к ручью, где царская гробница; а оставшимся велела ждать его и не мешать вам, - ответила Феофано; и комес нахмурился. – Сейчас умоемся, позавтракаем и поедем назад.

Леонард кивнул: прибавить было нечего. Феофано прекрасно распорядилась его людьми.

Царица ушла, вернувшись к мужчинам; комес и Феодора опять остались вдвоем. Феодора прижалась к критянину, взяв его под руку: она отчего-то была очень взволнована коротким разговором своих покровителей.

Леонард окликнул ее.

- Так ты согласна? – тихо повторил он вчерашний вопрос: теперь, при свете дня, ему представлялось, что ночное “да” он вырвал у нее ласками.

Феодора кивнула; она ничего не сказала. Улыбнулась извиняющейся улыбкой.

- Я пойду напою Борея…

- Я помогу тебе с конем, - тут же откликнулся Леонард. Они вместе отправились ухаживать за лошадьми, переговариваясь друг с другом только односложно. Отчего-то им было мучительно неловко – хотя они только что согласились сделать важнейший шаг друг к другу, после которого не разлучаются!