Крушение

— Все! — наконец сказал жалко Дузик. — Я пуст. Идемте, Альберт Николаевич.

И тут чья-то рука крепко сжала его плечо. Квадратное лицо, возвышающееся над ним, показалось виденным где-то недавно — тупой подбородок, тонкие, точно мышиные хвосты, усики, косящий взгляд, — и тотчас другие руки легко понесли Дузика от стола. Азарт игры мигом слетел с него, ибо он сразу вспомнил приказы ротмистра. Страх перед неминуемой расплатой обуял поручика. Его куда-то быстро тащили двое. Он зыркнул глазами в стороны, но Альберта Николаевича не увидел. Дузик хотел крикнуть — огромная ладонь, пахнущая чесноком, грубо зажала ему рот. Дузик сник, подчинился, понимая, что обречен, что он целиком во власти этих людей.

Его проволокли по вестибюлю, полному людей, некоторые смотрели презрительно, откровенно враждебно, иные — равнодушно, а вслед, передаваемое точно эстафета, неслось: «Большевик! Шпион! Комиссара поймали!..» И Дузик догадался: Издетский изменил ход спектакля, не сочтя нужным предупредить своего актера. Нападению подвергался он, Дузик, а режиссер задавался целью лишь определить, как поведет себя поднадзорный, когда на его глазах станут уничтожать «большевика». Бесчестно! Они не предупредили его. Ярость охватывала Дузика, заглушала даже страх, что владел им постоянно.

Несчастного поручика притащили в полутемный угол под лестницей и бросили на пол.

— Паскуда, сволочь! — угрожающе пробасил один. — Сейчас я с тобой разделаюсь, большевистская морда!

— Кричи же! — приказал другой, с квадратной физиономией. — Какого беса?! Где твой приятель? Зови его!

— И он несильно, но звонко мазнул Дузика по щеке.

— Связались с идиотом, — резюмировал первый. — Хлопот не оберешься. Шеф такого не любит.

— А-ааа, — послышалось сверху. Дузик увидел Венделовского с револьвером в руке. — Оставьте его и вон — быстро! Стрелять мне не хочется.

— Это красный, — оправился от внезапности вмешательства первый, и в его тоне зазвучали угрожающие интонации. — Не вмешивайтесь, господин. Это повредит вам.

— Дайте нам уйти, — примирительно добавил второй.

— Не смею задерживать, — усмехнулся Венделовскнй. — И передайте хозяевам: они ошиблись, их «большевик» — вполне лояльный монархист. Все, милейшие!

— Между прочим, мы офицеры. Никто не давал вам права говорить в подобном тоне, — не выдержал вдруг тот, с усиками.

— И выполняем приказ, — добавил второй.

— Прошу прощения, господа. Как это я не догадался. Конечно, вы офицеры... — Вендсловский сделал вид, что сожалеет о происшедшем, и вдруг резко переменил тон:

— Вероятно, жандармские. Для вас дело привычное двоим избивать безоружного. Не знаю, кому вы служите... Идите прочь, хамы! — он вновь угрожающе качнул пистолетом. — И ни слова больше: буду стрелять.

— Вы покрываете большевика! Вы ответите! — сказали оба вместе. И ретировались.

— Ну-с, поручик! Пойдем и мы, как бы ваши друзья не вернулись вчетвером.

— Спасибо, Альберт Николаевич. Я вам обязан.

— Ну, так просто вы не отделаетесь, Дузик. Вам придется рассказать мне обо всем самым подробнейшим образом. Но тут простое любопытство, поэтому предлагаю поужинать. И не дрожите: я приглашаю...

2

— Итак, подведем итоги, Издетский. Венделовский заступился за него несмотря на кличку «большевик», которой столь неумно наградили его ваши бездарные люди, — сказал Перлоф.

— Но почему бездарные, ваше превосходительство? — возразил нервно ротмистр. — Дузика «вели» лучшие наши агенты. Я готов поручиться.

— Я не поручусь и за себя, — обрезал его фон Перлоф. — И вам за меня ручаться не рекомендую. — Он изобразил на лице нечто вроде улыбки. — Неудачи не должны обескураживать вас, мой дорогой.

— Позволю себе не расценивать акцию как неудачу. Цель достигнута — они познакомились и, смею думать, понравились друг другу. Дузик у меня на коротком поводке. Никуда не денется.

— Напрасно, напрасно, Издетский. Никакой самоуверенности. Давайте проанализируем: я ведь должен сделать из вас разведчика, который прежде мыслит, а потом выхватывает из кобуры револьвер. Задумайтесь — иначе мне придется отказаться от ваших услуг.

— Я обещаю. Постараюсь, ваше превосходительство.

— Хорошо, хорошо, ротмистр. Конец словам! Итак — факты для анализа. Венделовский показал, что нас он не боится. Так человек поступает в двух случаях: когда чист и ему действительно нет причины бояться либо он отлично подготовлен и законспирирован. И самоуверен к тому же... Мне очень не понравилось его первое появление в штабе — в панике отступления.

— Но ведь он привез письмо, не вызывающее сомнений. Главнокомандующий узнал руку сестры, она просила за Венделовского.

— Именно, именно! — воскликнул фон Перлоф. — Все гладко. Все подозрительно. И я бессилен что-то перепроверить. А этот Дузик?! Он малонадежен, туп, — отошлите его, ликвидируйте. Он станет служить каждому, кто его напугает.

— Соблаговолите выслушать, ваше превосходительство. Покорнейше прошу заметить: контакт Венделовского с Дузиком прошел хорошо. Зачем же нам торопиться ликвидировать его? Подождем.

— Да поймите, вы! — фон Перлоф резко встал, посмотрел на ротмистра с презрением и зашагал, чеканя каждое слово: — Я не могу больше противиться главкому. Он доверяет Венделовскому. Более того! Он готовятся послать его с Шатиловым с исключительно секретной миссией. Вы понимаете, что это, ротмистр?..

— Мы пошлем с ним Дузика.

— Что? — фон Перлоф от неожиданности остановился, его чуть рыжеватые брови поползли вверх. — Дузика? Чем вы его удержите, где гарантии, что он не удерет от вас в Европу, черт возьми?! Что его не перекупят?

— Есть одна зацепка, ваше превосходительство. Его пассия по шайке Орлова, некая Кэт...

— Это что — любовь, страсть, денежные расчеты? Что? И кто эта Кэт? Актрисочка? Как ее фамилия?

— Мы выясняем, ваше превосходительство. Она несомненно дворянка, из высших петербургских домов. Трагедия... Возможно, любовь.

— Вы — дитя, Издетский. И у вас кругозор рядового жандарма, — опять рассердился Перлоф. — Боже, с кем приходится работать! Не думаете ли вы, что большевики подсовывают нам еще одного агента? А? Не думаете?! Почему? Идите и разберитесь с дамой. А Дузика надо серьезно готовить к поездке. Серьезно! И никакой самодеятельности! Каждый свой шаг согласовывать со мной.

Глава шестая. БОСФОР. БОРТ ЯХТЫ «ЛУКУЛЛ»

1

Петр Николаевич Врангель, полюбивший в последнее время одиночество, разработку планов в полной секретности, жил и работал на яхте «Лукулл», облюбованной им по праву главнокомандующего, — пока, слава всевышнему, он еще удерживал этот пост за собой. Бывшая яхта русского посла в Турции водоизмещением 600 тонн, называвшаяся «Колхида», являла собой вполне комфортабельное жилище, спасительный остров, изолированный и от единомышленников, и от недругов, и от союзников, надоевших до крайности потому, что святое дело борьбы с большевизмом они открыто заменяли торгашеством, стремлением продать Врангеля подороже, с выгодой. Яхта стояла на Босфоре, далеко от фарватера. Ее экипаж был многократно проверен фон Перлофом, доложившим, что «в каждом он уверен, как в самом себе». На яхте Врангель вел секретные совещания и принимал особо доверенных лиц. Здесь же, в верхней палубной каюте, хранился личный архив главнокомандующего, секретные документы и переписка с союзным командованием и русскими дипломатическими представителями.

Временами Врангелю начинало казаться — он устает, делает что-то неправильно, что-то не учитывает, ошибается, опирается не на того, на кого следует. Особо усилилось это настроение после поражения Кронштадтского мятежа. Он, правда, с самого начала не верил в серьезность этого антисоветского выступления и гордился своим предвидением и политическим чутьем. Восстание матросни лопнуло как мыльный пузырь, английские корабли и носа не сунули к Петрограду: эти болтуны, следуя своей традиции, помогали восставшим лишь советами. А сердобольные нищие эмигранты пускали подписные листы, по грошику на святую борьбу собирали! Неисправимый идеализм — конца ему нет! Скольких болванов принять пришлось: «Когда, когда? Когда выдадут оружие? Сколько дней уйдет на переброску экспедиционного корпуса к Петрограду?..» И как все они легко расстаются с иллюзиями, забыв поздравления, восклицания, поцелуи, чтобы тут же придумать новые иллюзии, веру в божественную силу, которая обязана немедля покарать большевиков. Между тем армия, которую он, главнокомандующий, вопреки всем и всему, еще сохраняет, — накануне краха. Настало время принимать самые срочные меры...