Сибирь, союзники и Колчак т.2

Когда в конце февраля я встал на ноги, вопрос о конференции был исчерпан.

Она была сорвана единодушным протестом всех национальных центров, единодушно же поддержанным печатью всех направлений. В Совете министров не был поднят вопрос о конференции антибольшевистских правительств для солидаризации их в борьбе; в нем раздался, однако, одинокий голос одного скептика, который не верил в успех борьбы и который и позднее предлагал помириться с Москвой и разграничиться. «Пусть каждая сторона живет и творит по-своему», — часто говаривал он.

Смысл союзного решения

Мы боролись за великую и единую Россию.

Нам предложили сойтись на Принцевых островах и договориться о сожительстве разрозненных частей, не исключая и большевистской Москвы.

Идея Великой России могла еще допустить сомнительное существование некоторых отделившихся от нее окраин, но расчленение самой России и идея ее единства находились в глубоком противоречии, а между тем предложение союзников как будто признавало это возможным.

Грозное предостережение видел я в этом парижском решении. Не отрицательный ли это ответ на нашу декларацию по поводу окончания войны, на нашу надежду, что союзники не покинут Россию в состоянии анархии, потому что это опасно для всего мира?

На кого же оставалось тогда надеяться?

В России еще было чехо-словацкое войско, родственное по крови, близкое по интересам. Оно уже ушло на отдых. Пусть, думали мы, наберется сил. В нужный момент оно подымется. Союзники обеспечивают ему отдых и возвращение на родину — оно обеспечит нам победу.

«По дороге чести»

Ничего не достигнувший генерал Стефанек в это время уже выехал из Сибири. Он оставил политическим представителем Богдана Павлу, раскассировал Национальный Совет (русское отделение), который занимался политическими интригами, но не добился главного, чего хотел — не поднял упавшего настроения войска.

Из Шанхая он прислал Павлу следующую телеграмму: «Я еду туда, где требуется мое присутствие. Я буду стараться, чтобы ни одна капля нашей крови, пота и наших слез не была пролита даром, и свое обещание выполню. Я видел наших соколов на фронте и, видя их усталость, прочувствовал их страдания, но я вынес уверенность, что они выдержат, как выдержал чехословацкий народ в целом. Передайте им, чтобы они были верны себе, своему хорошему прошлому и чтобы они не забывали, что только по дороге чести они вернутся в свободную, счастливую и дорогую нашу родину».

ГЛАВА XIV

УСПЕХИ

Тяжело пришлось Верховному Правителю в первый месяц его власти. Он был солдат душой и целиком отдавал себя солдатскому делу. Каждый день объезжал он казармы, где встречали его необутые, полураздетые части осеннего призыва. Надежда и опора власти, эти солдаты были в плачевном состоянии. Плохи были и казармы. Во многих из них не было печей, почти все были грязны, не оборудованы.

А между тем фронт еще поддавался, красные теснили. На местах далеко не всё было благополучно. Финансы были крайне примитивны. Печатались отвратительные деньги, да и тех не хватало. Предметов первой необходимости прибывало мало. Спокойствия не было. Большевики затаились по всей Сибири, не истребленные, а только рассеянные. Они унесли с собой золото и держались повсюду, время от времени подымая восстания. Социалисты-революционеры, пользуясь земскими и кооперативными средствами, вторили большевикам в их противоправительственной работе.

Адмирал сосредоточил всё свое внимание на военных делах. Он подготовлял пермскую операцию. Успехом на фронте он хотел поднять престиж власти и внутри, и вне страны. Восстание в Омске и взятие Перми произошли почти одновременно. Второе затмило первое. Адмирал оказался прав, и последующие почти непрерывные восстания в разных городах остались незамеченными под гром побед на протяжении от Чердыни до Оренбурга.

Восстание в Омске

В то время как представитель левой оппозиции Авксентьев создавал определенное настроение за границей, внутри страны работали другие силы, стремившиеся дискредитировать омскую власть и создать ей непредвиденные и тяжкие затруднения.

Еще не был исчерпан семеновский инцидент, как наступил омский.

В ночь на 22 декабря группы вооруженных рабочих-большевиков и других темных элементов освободили из тюрьмы часть арестованных, сделали попытки произвести беспорядок в войсковых частях в городе и временно захватили железнодорожную станцию Куломзино, обезоружив железнодорожную милицию. Вызванные по тревоге части Омского гарнизона уничтожили банды преступников, и в городе и его окрестностях установилось полное спокойствие.

Накануне этого выступления в Омске была раскрыта большевистская организация в числе 33 человек, по-видимому представлявшая собою местный большевистский штаб. План восстания был задуман довольно широко. Предположено было, между прочим, выпустить красноармейцев из концентрационного лагеря и заключенных из тюрьмы. В найденных при аресте штаба бумагах были указания на предположения об организации новой центральной власти. Были намечены члены центрального для Сибири комиссариата.

Несмотря на задержание штаба, план восстания осуществился с абсолютной точностью.

Началось восстание на левом берегу Иртыша, в пригородном поселке Куломзино. Почти одновременно к омской областной тюрьме подошел одетый в серые шинели, вооруженный винтовками отряд численностью около 50 человек.

Отрядом командовал какой-то человек, одетый в черный полушубок с офицерскими погонами.

Командовавший отрядом, подойдя к воротам тюрьмы, постучал и заявил дежурному караульному, что пришла команда солдат, вызванная экстренным распоряжением для усиления караула. Когда привратник отворил дверь, пришедшие набросились на него, свалили с ног, а затем ворвались в караульное помещение тюрьмы и разоружили караул.

Часть отряда затем отправилась на квартиру начальника тюрьмы в сопровождении одного из разоруженных тюремных надзирателей и попросила его выйти в контору, а когда последний вышел к пришедшим, те обыскали его и, задержав, отвели в помещение тюремной канцелярии, где и заперли.

В то же время другая, более многочисленная часть отряда бросилась в помещение тюрьмы, разоружила тюремных надзирателей и, отобрав у них ключи, выпустила 205 арестантов.

Большинство выпущенных принадлежало к политическим заключенным; были, однако, и уголовные.

Около ста человек из бежавших были задержаны в течение следующего же дня.

Опасная попытка побега заключенных в концентрационном лагере была пресечена в самом начале.

Восстание было энергично подавлено. Подавление его произведено было с исключительной жестокостью.

Беспощадный расстрел восставших рабочих объясняется, прежде всего, обычным раздражением, неизбежным последствием мятежа. Суровый холод сибирской декабрьской ночи способствовал немало ожесточению плохо одетых солдат (обмундирование было в то время очень неважное), и они расправлялись с мятежниками, как со своими личными врагами.

Вмешиваться в распоряжения военных властей при усмирении восстания невозможно.

Но вот восстание подавлено. Происходит вылавливание скрывшихся из тюрьмы. Казалось бы, здесь всё должно было войти в нормальное русло суда и законности. Быть может, так и было бы, но страсти разгорелись, ненависть к социалистам обострена, большевики и эсеры расцениваются одинаково — и происходит позорная расправа со случайными жертвами этой больной психологии.

Только что вернувшийся с Востока Иванов-Ринов отдает приказ о предании полевому суду «провокаторов» (приказ 22 декабря 1918 г. № 160). На каком основании он издает такой приказ? Кто дал ему такое право? Не знаю. Но министр юстиции Старынкевич протеста не заявил.

В то же время начальник Омского гарнизона генерал Бржезовский издает другой приказ: «Всем незаконно освобожденным из тюрьмы» вернуться. «Всех не явившихся и задержанных после этого — расстреливать на месте».

Оба приказа поощряли к расправе.