Слава нашему атаману!

игорьевна.

Михаил Григорьевич не баловал сестрицу вниманием, но, встретив ее на Невском, заманивал в кондитерскую Молннари, Аня рассказывала ему последние литературные новости - как рассмешил ее Жуковский, о чем пишет Нелединский-Мелецкий, каковы стихи князя Вяземского - но тем, что их кузен Иван Котлов, бедняга, совсем слепнет.

- Ты сама-то, Аннет, сознайся, не пишешь ли?

- Нет, я не пишу, а только записываю, что говорят люди пишущие. А как твоя служба, Мишель?..

Грех было жаловаться на службу, если уже вышел в полковники. Вскоре Михаил Григорьевич женился по страстной любви на Екатерине Михайловне Демидовой, мать которой - Анна Федоровна из рода Бестужевых-Рюминых - была кузиной декабриста М. П. Бестужева-Рюмина, повешенного на кронверке столичной крепости. Но сам Хомутов был далек от декабристов, и потому в новом царствовании Николая I его карьера не ведала задержек на рискованных поворотах истории. В забытой нами войне 1828 года Хомутов отличился не только храбростью, но и небывалой щедростью, показав всем, что сердце у него доброе, сострадальное. Увидев как-то нищих беженцев из Румелии, гусар не стал ждать, пока в Петербурге казна раскошелится, а выложил деньги из своего кармана:

- Обуть, одеть, накормить. Не могу видеть несчастных. Что мне деньги? Меньше выпью, меньше пожирую в Бухаресте... Велика ль беда? Зато вытрем слезы вдовьи и детские. Из этой войны на Дунае он вышел генерал-майором. Катюша, сияющая красотой и счастьем, рожала исправно, одарив преуспевающего мужа целым выводком ребятишек, которых он выстраивал по ранжиру, пересчитывая по головам (все сынишки и только одна дщерица - Санька). Жене говорил:

- Хватит плодиться! Этак-то, гляди, ребят у тебя станет намного более, нежели у меня орденов на мундире...

В 1833 году Хомутов стал командовать лейб-гвардии гусарами, и в полку не могли нахвалиться добрым начальником. Служилось при нем легко и весело. Под началом Хомутова состоял не только поэт Лермонтов, но и сородичи его Столыпины, в том числе и знаменитый "Монго", который выдрессировал свою собаку, чтобы во время кавалерийских учений выбегала на плац, хватая лошадь Хомутова за хвост, отчего бедный командир полка и прекращал муштровку.

- Монго! - кричал Хомутов со вздыбленной лошади. - Я ведь догадываюсь, что вы затем и завели себе эту псину, чтобы я не утомлял вас учением...

Конечно, каждый гусар оставался гусаром, и в полку Хомутова, как писал современник, "было много любителей большой карточной игры и гомерических попоек с огнями, музыкой, женщинами и пляской".

Не хочешь, да вспомнишь Дениса Давыдова - певца крылатой гусарской лихости:

На затылке кивера,

Доломаны до колена,

Сабли, шашки у бедра,

А диваном - кипа сена...

Но едва проглянет день,

Каждый по полю порхает.

Кивер зверски набекрень,

Ментик с вихрями играет...

Нотаций свыше Хомутов не принимал:

- А что вы хотели? Гусар всегда остается гусаром... Такая покладистость командира службе не мешала,