Новочеркасск: Книга третья

Судьба начинающих гидротехников занесла их после техникума в этот диковатый край. Было это в суровом тысяча девятьсот тридцать седьмом году. Их, всех троих: чахлого, желтолицего от малярии соседа Якушева по Аксайской улице Олега Лукьянченко, смуглого, несколько заносчивого осетина с русской фамилией Сергея Нефедова и самого Якушева — принял нарком земледелия республики, молодой дородный калмык с добрым, располагающим широкоскулым лицом. Беседа была короткой. Двоих он быстро отпустил, а Вениамина задержал.

— Вот что, Якушев, — сказал он, задумчиво прохаживаясь по кабинету в поскрипывающих крагах, — твоего предшественника, начальника изыскательско-строительной партии, мы арестовали за денежные злоупотребления и отдали под суд. Судьба его ясна — посадили. Ты комсомолец?

— Комсомолец, — ответил Якушев.

— Так вот, — лучезарно улыбаясь, продолжал нарком, — с завтрашнего дня принимай эту партию в количестве трех тысяч человек и быстрее берись за изыскания и строительство запланированных плотин. Договорились?

— Нет! — почти закричал Вениамин. — Ни за что!

— Почему? — поинтересовался нарком.

— А потому, что я наделаю ошибок и вы меня тоже посадите, — краснея, ответил Вениамин, предполагая, что таким решительным отказом немедленно навлечет на себя гнев большого начальника, от которого сейчас зависела его судьба.

Но на лице у наркома земледелия появилась еще более лучезарная улыбка.

— Правильно рассуждаешь, Якушев, — отозвался нарком, будто намеревался поддержать Вениамина. — Посадим. — И после небольшой паузы прибавил: — А если откажешься, тоже посадим…

На таких условиях и пошел Якушев в начальники, потому что не было иного выбора. Нельзя сказать, что на первых порах произошли крупные ошибки. Быстро сообразив, что надо опираться не на своих однокашников, недавних выпускников техникума, а на опытных, пусть и неподготовленных теоретически мастеров, Вениамин приблизил к себе двух ветеранов этой партии — бывшего бойца 1-й Конной старика Дроботова и бурового мастера Николая Федоровича Деревянно. И все шло хорошо, пока случайность едва не оборвала их добрые отношения. Николаю Федоровичу наступило время идти в отпуск, и он попросил соответствующий документ, который Вениамин безропотно подписал. И вдруг, когда еще не истекло время отпуска, придя в свой сверхтесный кабинетик, приютившийся в райзо, Якушев услышал в коридоре топот ног и громоподобный от ярости голос своего верного помощника.

— Где этот щенок? — разъяренно кричал Деревянко, ступая по коридору тяжелыми сапогами. — Дайте мне его сюда, сейчас я из него человека делать буду! — С этими словами он распахнул дверь в кабинет Якушева: — Ага, шкет, ты здесь от меня прячешься! Чует кошка, чье мясо съела. Ну, ты у меня сейчас получишь за надругательство.

— Николай Федорович, да ты что! — попытался было его урезонить Якушев. — Ты же у меня первый помощник, самая надежная опора.

— Я тебе покажу «надежную опору», — продолжал кричать Деревянко. — Ты что в отпускной справке написал, зачем меня на позор всей округе выставил. На, читай. — И с этими словами он бросил на стол своего начальника смятый листок, подписанный Вениамином.

Якушев развернул его, прочел и недоуменно пожал плечами.

— Да тут же все правильно, — возразил он нерешительно.

— Что правильно? — взревел Деревянко. — А ну, читай вслух, бисово дитя.

Веня неуверенно пожал плечами и прочел собственное произведение под дружный хохот присутствующих:

— «Справка. Дана буровому мастеру Деревянко Н. Ф. в том, что он направляется в село Грунь Сумской области… в декретный отпуск».

Грянул смех, а Деревянко, потупившись, сказал:

— Ну чего ржете! Вам хорошо, а мне-то как. Теперь во всем селе что мужики, что бабы то и дело справляются: «Что, мол, кум, когда ты в конце концов родишь, раз декретный отпуск начальник дал?»

Как бы то ни было, а в многочисленной изыскательско-строительной партии происшествий не случалось и работа спорилась.

В тот день все трое — Якушев, Олег Лукьянченко и Сергей Нефедов — получили задание отправиться в далекую рекогносцировку. Начальник управления мелиорации Калмыкии, провожая их из улуса Троицкое, смущенно разводя руками, сказал:

— Как хотите, ребятки, но дополнительных рабочих для изысканий я вам не дам. У нас на всю Калмыкию тринадцать плотин запроектировано. Видите, сколько надо возвести, а это же не огурцы сажать, а плотины строить.

— Огурцы сажать мы не собираемся, — прервал его Якушев, — не для того в аудиториях техникума почти четыре года маялись. А Лукьянченко даже диплом с отличием выстрадал.

— О, Веня! — воскликнул начальник мелиорации. — Лукьянченко это действительно ваш мозговой трест. Однако старший — ты. С тебя и спрос. Вы молодые, красивые, сильные. Так что справитесь и втроем, без рабочих.

Друзья дружно вздохнули, а Олег Лукьянченко тихо спросил:

— Выходить нам когда?

— Вот это уже речь не юноши, а мужа, — обрадовался начальник управления. — Позавтракайте, харчишками на дорогу запаситесь и — в путь. Солдатский шаг — семь километров в час.

— Мы же еще не были солдатами, — заметил Олег.

— Красноармейцами, — поправил было Якушев. — Солдаты — это при царе.

Но Олег, ему наперекор, повторил с нажимом:

— Солдатами. — И прибавил: — Потому что красноармейцы и есть самые лучшие солдаты мира.

— Правильно мыслишь, — поддержал его начальник управления. — Однако семь километров в час по такой степи с поклажей не пройдешь. Будете шагать по четыре километра, — пошел он на примирение. — Даже и при этом за пять часов доберетесь, потому что поклажи у вас не так уже много. Могу по пальцам пересчитать: рейка, железная лента землемерная, ну и нивелир.

— Так ведь он же с коробкой сколько весит, — вздохнул Олег.

— Ну так и что же? — пожал плечами инженер. — Понесете эту коробку по очереди. Вы же вон богатыри какие. На работу даю два дня. Главное — снять профиль Верблюжьей балки, как поперечный, так и продольный. На ней будем первую плотину возводить. Сами втроем после изысканий ее проектировать будете. Важно, а!

— Важно, — вяло ответили ребята.

— Что-то вдохновения не слышу в ваших голосах, — ухмыльнулся инженер. — Если не хотите, могу другими вас заменить. Теми, что посговорчивее будут.

— Отставить замену, — хмуро возразил Якушев. — Сами справимся.

— Вот и я так полагаю, — повеселел начальник управления мелиорации, — ибо нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики. Знаете, кто это сказал?

— Знаем, — ответил за всех Нефедов. — Товарищ Сталин.

— Догадливые, — усмехнулся инженер. — Именно он. А товарищ Сталин, как вам известно, еще никогда не ошибался. Так что с богом, как принято говорить.

Они запаслись продуктами и отправились в путь. Желтый продолговатый ящик, в котором находился нивелир, безоговорочно взвалил себе на плечо Сергей Нефедов, заметив при этом, что как только растратит свою богатырскую силу, то с охотой передаст его любому из товарищей. Треногу со вздохом взял Якушев, а Олегу Лукьянченко досталась железная землемерная лента.

— Тридцать пять километров по такой жаре — это не фунт изюма, — вздохнул он укоризненно. — Не понимаю тебя, Венька. Начальник целой партии, а мы должны передвигаться на одиннадцатом номере, или, выражаясь конкретнее, на своих двоих, при наличии полуторки.

Якушев смущенно пожал плечами:

— Ты же знаешь, что она до сих пор в ремонте.

Дискуссия на этом завершилась, и они двинулись в путь. Их первые шаги по земле, потрескавшейся от солнца, были довольно бодрыми, как это и бывает у отчаянных людей, берущихся за трудное дело. Твердая, испеченная солнцем степь, привыкшая к тому, что в этом краю в такое время по ней, вдали от главных дорог, в основном передвигаются лишь верблюды, гурты овец да одинокие путники, встретила их пришествие величественным молчанием. А потом им повезло. Едва лишь успели пройти два-три километра, взметая сухую душную пыль, догнала их подпрыгивающая по целине полуторка. Распахнув скрипучую дверцу, бронзовый от ветров и солнца раскосый широкоскулый шофер, обнажая белые крепкие зубы, весело окликнул: