Дети-крестоносцы

— Нет, Анри, — отвечала она, — ты знаешь, я не очень люблю эту игру; а главное, я боюсь, что ты слишком её полюбишь...

— Нет, я редко играю, разве только с Жеромом, — робко заметил сын.

— И, признаюсь, мне очень не нравится, что ты постоянно возишься с этим мужичонком; ведь он не что иное, как сын твоего конюха! Вспомни Россильона: он так полюбил сына одного из своих слуг, что сделал его самым близким своим другом. Мало того, он нашёл для него богатую жену, дал ему прекрасные поместья. И что же?! В конце концов, этот друг продал своего господина злейшим его врагам!

— А что, мама, как бы мне достигнуть славы Россильона? — спросил Анри, желая переменить предмет разговора.

— О, подражай только примеру славных наших рыцарей. Без них не взят бы был святой город Иерусалим, — отвечала мать.

Тем временем в комнату вошёл старый граф.

Жена и сын его не замечали: он стоял, между тем, неподалеку от них и любовался наследником своего древнего рода. В ранней молодости граф был уже раз женат и имел сына, но смерть унесла и сына и его мать; и уже в преклонных летах граф вступил во второй брак, от которого и родился Анри; понятно, что отец в нём души не чаял. При последних словах жены он нарушил молчание:

— Да, сказал он, через насколько лет ты будешь рыцарем, Анри, и достойным тебе образцом может служить именно храбрый Россильон. Как он честен и добр! Какой славный товарищ на войне, на охоте, за шахматной доской! Это прекрасная, чистая душа: для нуждающегося он брат, бедные его благословляют...

— А я, папа, сегодня задавил, кажется, козу старухи, что живёт у брода, — сказал Анри, вспомнив о своей неосторожной скачке.

— И ничем не вознаградил её? Это очень дурно; завтра же свези ей денег. Бедняки должны видеть в тебе защитника и покровителя, а не терпеть унижения и неудобства от твоей забавы.

В эту минуту кто-то постучался в дверь. Старый граф вышел и сейчас же вернулся, с открытым письмом в руках. Дрожащим голосом приказал он своему сыну:

— Анри, сейчас же собирайся в путь и простись с матерью.

Мать с изумлением взглянула на мужа; не смея не только противоречить, но даже спросить о причине такого приказания, молча обняла она сына и зарыдала.

Полчаса спустя Анри с небольшою свитою и верным своим конюшим скакал по лесной дороге, несмотря на обступившую их со всех сторон ночную темноту. Лишь на следующее утро, отъехав уже на значительное расстояние от дома, он узнал, что едет к своему дяде епископу, в один из городов на реке Рейне.

IV

Маленькие воины

Франциск нашёл-таки телушку дяди Жозефа и мог теперь уйти из деревни с спокойною совестью. Он не смел ни с кем проститься; забравшись в хлев, он обнял голову любимой своей коровы, принявшей хладнокровно эту ласку; не забыл Франциск заглянуть и в конюшню, простился с лошадьми... Затем, погладив мохнатую спину своего лучшего друга, чёрного Медора, утирая кулаком лившиеся градом слезы и, сдерживая рыдания, мальчик пустился в путь.

На восток едва алели первые лучи рассвета.

Долго шёл он узкой горной тропинкой, боясь встретить кого-нибудь из знакомых поселян и только к полудню выбрался на большую дорогу. Осмотревшись, он заметил, что по пути, навстречу ему, двигалось густое облако пыли; предчувствие чего-то необычайного охватило мальчика. Немного погодя, он уже мог различить приближавшуюся толпу народа и в волнении воскликнул:

— Боже, благодарю Тебя! Ты прямо ведешь меня в ряды блаженного воинства!

Франциск не ошибся. Нестройными рядами приближались юные крестоносцы.

Город быль уже не далеко; ввиду этого полчище приведено было в некоторый порядок и, следующее зрелище представилось глазам Франциска. Впереди всех шли попарно двенадцать мальчиков и столько же девочек в белых одеждах, с нашитым на плече красным крестом; за ними следовало духовенство в полном облачении; наконец показалась запряженная четырьмя мулами колесница, увешанная коврами; четыре всадника ехали по углам её, а четыреста пеших монахов и странников, с посохами в руках, в ризах с капюшонами, окружали колесницу со всех сторон.

Детей различных возрастов и состоянии здесь было так много, что конца шествия не мог охватить взор. Они шли, делясь на группы, по возможности в стройном порядке; красные кресты, нашитые на их платье, ярко выделялись на июньском солнце. В каждой кучке их развевалось на высоком древка белое знамя, или хоругвь с красными крестами. За детьми, уже без всякого порядка, шла огромная толпа взрослых: крестьяне, горожане, рыцарские оруженосцы — всё здесь смешивалось и пестрело. Франциск невольно последовал за шедшими, но никто не обратил на него внимания, и путники двигались всё вперёд. Стены города были уже в виду, когда шествие остановилось.

— Да здравствует Стефан! — воскликнули тысячи голосов.

Затем, по чьему-то велению вся эта бесчисленная толпа народа хором запела следующий гимн:

Из города, тем временем, на встречу крестоносцам, скакали насколько всадников. В одном из них, богато вооружённом, Франциск узнал старого графа, которого часто видел близ своего села. Граф подыхал к передним рядам, остановился и спросил:

— Что вы за люди и куда идёте?

— За море, к Богу! — отвечали ему единодушно.

— Так вот каково это чудесное ополчение младенцев! — сказал граф, — обращаясь к своим спутникам. — Дети! — ласково сказал он затем крестоносцам, — именем короля Франции говорю вам: оставьте ваши безумные замыслы! Куда вы идете? Могучие дружины рыцарей с великим трудом достигали святой земли и там погибали. Где же вам, слабым, одолеть трудности похода? Как будете вы сражаться? Вернитесь, пока не поздно! Вспомните о своих несчастных отцах и матерях. Вы, их надежда и утешение, идете прямо на верную гибель!

— Заклинаем тебя умолкнуть! — закричали монахи и странники, окружавшие колесницу.

— Неужели ты, жалкий человек, — продолжал один из них, — думаешь остановить то, что внушено самим Богом? Или до тебя не дошла еще речь папы о том, что эти дети при- стыдили нас: мы утомились, а они, радостные, идут завоевать святую землю. Зачем же приходишь ты смущать вместо того, чтобы достойно встретить и принять воинство младенца, благословенного Господом?

—Молчи, монах! — возразил ему граф, — я совершил не один поход в Палестину и знаю, что значит святое дело! Не тебе учить нас, старых баронов! Не этим малюткам сделать то, на что Бог не благословил нас! Дети! Объявляю вам, что только те из вас найдут приют в моём городе, кто немедленно заявит желание возвратиться к своим родителям.

— Да благословит Господь тебя и короля! — воскликнуло несколько женщин и мужчин, выделившись из толпы. — Добрый граф, спаси детей и возврати их в наши дома! Мы по пятам идём за ними, в надежде удержать их хоть на морском берегу. По седой бороде старого графа покатилась слеза при виде огорчённых родителей.

— Мне тяжело глядеть на всё это, — сказал он своим приближенным, — я не могу дольше здесь оставаться. Ещё раз, — продолжал он, обращаясь к крестоносцам, — спрашиваю вас: решились ли вы отказаться от безумного намерения?

Воинство безмолвствовало.

— Через три часа я пришлю к вам за ответом! — сказал старый граф и, повернув коня, ускакал со своей свитой в город. За ним заперли ворота и подняли мост. Толпа заколебалась; послышался негромкий ропот.