Гарри из Дюссельдорфа

— О чем ты думаешь, Гарри?

— О яблочных пирожках, — мечтательно ответил Гарри. — Нет, о курфюрсте Иоганне Вильгельме. О том и другом.

— Не понимаю, — сказал Зете.

Гарри улыбнулся:

— Видишь ли, это длинная история. Мне моя нянька Циппель рассказала, что, когда скульптор отливал статую курфюрста, не хватило металла, и тогда добрые женщины стали отдавать свои серебряные ложки на отливку. Так вот я и думаю, сколько яблочных пирожков можно было купить на все эти ложки!

Христиан весело рассмеялся:

— Ты всегда, Гарри, что-нибудь придумаешь! За это я тебя и люблю.

— И ведь сколько ложек проглотила эта статуя, хотя в ней нет никакого супа, — сказал Гарри.

Мальчики спохватились: пора было идти домой. Они расстались.

Гарри медленно шел по Болькеровой улице. Мысли его путались, события странно преломлялись в мечтательной голове. Несмотря на то что ему шел только девятый год, он был очень развит, много читал, и все прочитанное не забывалось, оставалось жить в его сознании и вызывало новые мысли и мечты. Иногда Гарри представлял себя капитаном на большом фрегате, смело бороздящем моря и океаны. Иногда он видел себя атаманом разбойников, которые отнимают несметные сокровища у богатых и раздают их беднякам. Ему нравился Карл Моор, герой шидлеровской драмы «Разбойники», он слышал в лицее имена древних героев, граждан Греции и Рима, искавших правды и справедливости, и ему хотелось подражать им.

Когда Гарри проходил мимо лавки колбасника, он увидел такую сцену: жирный колбасник с тройным подбородком говорил своей жене, проливавшей горькие слезы:

— Что ты плачешь, дура? Лишь бы была спина, а палка всегда найдется!

Гарри сразу понял, что колбасница плачет потому, что курфюрст отрекся, а муж ее утешает. Хорошо утешает! И Гарри захотелось поскорее узнать, какая же будет новая палка… Мальчик понял также, что не все любили бывшего курфюрста. Он только что видел, как в водосточной канаве валялся старый горбун Гумперц и во все горло выкрикивал слова французской песенки: «Ça ira, çа ira» [1]. Гумперцу, пожалуй, курфюрст тоже не нужен…

Дом на Болькеровой улице

На следующее утро Дюссельдорф наполнился торжествующими звуками военной музыки. Горожане бросились к окнам и балконам, хозяйки торопились убрать с подоконников одеяла и перины, которые проветривали с утра; многие вывешивали ковры, выставляли, несмотря на раннюю и холодную весну, горшки с цветами.

Гарри проснулся рано, тихонько оделся, чтобы не разбудить шестилетнюю сестру Шарлотту, и зашел в маленькую гостиную. Отец, по обыкновению, сидел в глубоком кресле, укутанный пудермантелем [2], а парикмахер ловко причесывал его, орудуя горячими щипцами и пудря его золотистые волосы. При этом вездесущий парикмахер бойко рассказывал о том, что сегодня в ратуше будут приносить присягу новому герцогу — Иоахиму.

— Этот герцог, — говорил парикмахер, — самого знатного рода и женат на сестре Наполеона. Он отличается очень тонкими манерами и носит черные волосы, прекрасно завитые в локоны.

Отец весело засмеялся и ласково погладил по голове Гарри.

— Сын мой, — сказал Самсон Гейне, — запомни сегодняшний день — 25 марта 1806 года. Великая французская армия пришла в наш город.

— Как, и Наполеон? — воскликнул Гарри.

— И он, наверно, посетит наш Дюссельдорф. Тебе везет: сегодня тоже не будет классов. — И, увидя улыбку на лице сына, добавил: — Теперь мы будем жить по-иному: мои дела пойдут хорошо, и все смогут покупать английский вельветин.

Гарри не знал еще, что такое вельветин, но в этом слове для него прозвучала мысль о благополучии дома на Болькеровой улице, где они жили. Мальчик часто слышал разговоры о сукнах, о торговле, о векселях и кредиторах. Он знал, что у отца есть лавка, где продаются сукна, и даже читал в «Дюссельдорфской газете» объявление. Мать бережно хранила номер газеты, где красивым крупным шрифтом было напечатано: «Самсон Гейне оповещает уважаемых покупателей, что он живет на Болькеровой улице, вблизи Красного Креста, и там можно покупать по дешевым ценам разнообразные новомодные товары, кроме тех, которыми он торгует в своей лавке на Рынке».

За утренним кофе Самсон Гейне неожиданно для всех появился в необычном виде: на нем был темно-синий мундир с бархатными небесно-голубыми отворотами и золочеными эполетами. В форме офицера гражданской гвардии, которую он носил, когда французские республиканские войска в первый раз оккупировали Дюссельдорф в 1795 году, Самсон Гейне еще больше привлекал внимание красивой внешностью. Правильные черты лица, благородные, размеренные движения — весь его облик напоминал скорее аристократа, чем скромного купца, на очень удачливого в своих делах. Десять лет назад, в июле 1796 года, Самсон Гейне, тогда тридцатидвухлетний жизнерадостный и беспечный человек, прибыл в Дюссельдорф из родного Ганновера, чтобы попытать счастья в торговле. К тому времени он уже успел узнать превратности судьбы: побывал в военных походах принца Кумберлендского и с тех пор сохранил страсть к лошадям и собакам. У него совсем не было денег, когда он появился в Дюссельдорфе с шестеркой отборных лошадей и несколькими рекомендательными письмами от влиятельных лиц, в том числе и от младшего брата, Соломона, гамбургского банкира.

Если Самсону Гейне не очень везло в коммерческих делах, то его ждала удача в другом: он познакомился с Бетти фон Гельдерн, дочерью недавно умершего известного дюссельдорфского врача Готшалка фон Гельдерна. Как раз в то время, когда в Дюссельдорф прибыл Самсон Гейне, дом Гельдернов был погружен в глубокий траур: вслед за доктором Готшалком в могилу сошел брат Бетти, молодой врач Йозеф. Осиротевшая семья состояла теперь из двух сестер — Бетти и Иоанны — и брата Симона.

Любимица всей семьи, жизнерадостная от природы а красивая, Бетти тяжело переживала двойной удар.

Самсон Гейне сразу понравился Бетти своей добротой и сердечностью. Его жизнерадостность и радужные надежды на будущее утешали девушку, находившуюся в горе.

Вскоре молодые люди решили пожениться. Но многочисленные родственники Бетти воспротивились ее браку С пришельцем. С большим трудом удалось Бетти настоять на своем. В начале февраля 1797 года состоялся брак Бетти фон Гельдерн и Самсона Гейне, а 13 декабря того же года в небольшом доме на Болькеровой улице родился их первенец, Генрих Гейне, или Гарри, как его звали в семье.

Торговые дела Самсона Гейне шли неважно, но молодой купец не унывал, и неизменная жизнерадостность поддерживала его в трудное время. Строгая и энергичная Бетти постепенно отучила мужа от пристрастия к карточной игре, лошадям и собакам. Как напоминание о прежних привычках, во дворе стояла сломанная карета, а в конюшне вместо лошадей жил дворовый пес, грязный и шелудивый, как бы в насмешку прозванный Красавцем. Со времен военной службы Самсон Гейне питал любовь к оружию и мундирам…

Когда он вошел в столовую, где его уже ждала вся семья, щеки Бетти покрылись счастливым румянцем — до того привлекательным показался ей муж в пышной военной форме. Она вспомнила то время, когда Самсон возглавил отряд гражданской гвардии в Дюссельдорфе и очень гордился тем, что ему с товарищами была поручена охрана порядка и спокойствия в городе. Он степенно проходил по Болькеровой улице во главе своего отряда и с рыцарским изяществом салютовал Бетти, стоявшей у окна.

Самсон Гейне был страстным поклонником всего французского. Он не раз повторял, что немцам не мешает поучиться принципам свободы у французов. После того как оккупационная армия покинула Дюссельдорф в 1801 году и в курфюршестве Юлих-Берг воцарился Максимилиан Иосиф, Самсон Гейне часто вспоминал о тех счастливых временах, когда на Рейне господствовал французский дух. Бетти не разделяла восторгов супруга: она была пламенной немецкой патриоткой и в господстве чужеземцев видела позор для Германии. Однако при этом она увлекалась учением французских просветителей XVIII века и зачитывалась педагогическими сочинениями Жан-Жака Руссо. Своего первенца, Гарри, она хотела воспитать по всем правилам новейшей педагогики. Когда мальчику исполнилось четыре года, его отдали в частный детский сад, где Гарри был единственным мальчиком среди девочек. Старая учительница водила детей на прогулку и рассказывала им глупейшие, сентиментальные истории. Вскоре Бетти убедилась, что лучше ей самой заняться воспитанием сына. Мальчик рос под наблюдением матери, которая была очень образованной. Еще живя в родительском доме, она помогала отцу в его научных работах и поражала посетителей доктора фон Гельдерна прекрасным знанием латинского языка.