Сципион. Социально-исторический роман. Том 1

Консулами стали сподвижники Сципиона Гней Корнелий Лентул, двоюродный брат активно помогавшего африканской экспедиции Публия Лентула, и Публий Элий Пет. Однако Гней Лентул тут же сделался оборотнем и взмолился об Африке. Вкусив яда власти, он обезумел и, как одержимый, рвался на юг, не слушая никаких возражений и доводов. Стремясь утихомирить коллегу, Элий Пет заявил, что несправедливо, да и не под силу никому в целом мире оспаривать славу Сципиона. С этим он демонстративно отказался претендовать на Африку, призывая Корнелия последовать его примеру. Но разгоряченный Лентул, не замечая, сколь дурно он выглядит на фоне разумного умеренного Элия Пета, лишь усилил свои притязания и надрывно кричал со всех трибун, чтобы ему отдали Африку без жеребьевки, поскольку его коллега не стал с ним состязаться. В конце концов он добился права командовать морскими операциями в Африке и получил флот.

Буйный консул взбудоражил сенат, благодаря ему воспряли и недруги Сципиона, а потому обсуждение условий мира проходило в весьма нервозной обстановке.

Одновременно с послами от карфагенян прибыла делегация от Филиппа. Македонян приняли первыми. Те говорили много, но не сказали ничего конкретного. Они обобщенно обвиняли греческих союзников Рима, оправдывались сами от предъявленных им ранее претензий и упрекали римлян в неправедных действиях на Балканах. Скорее всего, царь послал их в разведку, чтобы выведать настроение римлян по завершении воины с Карфагеном. Видимо, его интересовало, утомлена ли могучая западная держава семнадцатилетней войной или только набрала силу, стремится ли она к миру и покою или же жаждет новых деяний. В сенате это поняли и, коротко ответив на нападки македонян, в свою очередь обвинили Филиппа в двойном нарушении договора, состоящем в притеснениях союзников римского народа и в помощи войсками и деньгами Ганнибалу, а в заключение заявили, что если царь ищет войны, то он ее скоро получит. На том разговор и окончился. После этого в храм ввели карфагенян.

Сначала выступил Луций Ветурий Филон, который рассказал о великом сражении, произошедшем в ливийской земле на пространстве между Замой и Нараггарой, и изложил мнение Сципиона по вопросу о мире. Затем слово предоставили пунийцам. От них говорил Газдрубал Миротворец, возглавлявший делегацию. В общих чертах он повторил речь, ранее произнесенную перед Сципионом. По ее окончании вопросов оратору почти не задавали. Все и так было предельно ясно. Правда, кто-то, желая еще раз уличить пунийцев в вероломстве, язвительно поинтересовался: какими богами будут клясться карфагеняне, заключая соглашение, если весь свой пантеон они уже обманули. На это Газдрубал грустно, но с достоинством, ответил: «Все теми же, которые так сурово карают нарушителей договора». После этого сенаторы окончательно убедились, что ныне карфагеняне, воспитанные жестоким несчастьем, уже действительно стали не такими, какими были прежде, и многие прониклись к ним сочувствием.

Позицию первенствующей в сенате группировки изложил Квинт Цецилий Метелл. Вначале он призвал отцов Города руководствоваться в принятии решения не преходящими страстями данного момента, а незыблемыми государственными принципами вечного Города Рима и, упрекая карфагенян в жестокости, не уподобляться им в том же пороке. Далее Цецилий сказал, что, поскольку Карфаген побежден и условия договора ставят его под контроль римлян, к нему нужно относиться уже не как к врагу, а как к союзнику, способному принести немало пользы. По этому поводу он напомнил, что именно подобным образом, то есть, одерживая верх над соседними народами и включая их в свою структуру либо в качестве граждан, либо как союзников, рос и усиливался Рим. Затем Метелл кратко проанализировал требования договора и доказал их достаточность. А в завершение он, упреждая оппонентов, заявил, что столь выгодному миру может воспротивиться лишь тот, в ком личные амбиции затмят разум и чувство долга перед Родиной.

Собиравшийся возражать Цецилию Гней Лентул, оказался в неловком положении, но, быстро сориентировавшись в ситуации, передоверил слово своему брату, преторию по рангу, и тот, в силу своего положения меньше страшась упреков в корыстной заинтересованности, обрушился на Карфаген и карфагенян всей силой экспрессивного римского красноречия.

«Отцы-сенаторы! — с рвущим уши надрывом, восклицал он. — Кого нам предлагают пощадить? Кого нам советуют взять в союзники? Пунийцев! Тех, чье имя заполонило пословицы и поговорки о продажности и вероломстве! Порочнейшее племя Средиземноморья, каковое безмерно разбогатело, пиратствуя и перепродавая чужие товары, а неправедно добытыми деньгами развратило ливийцев, нумидийцев, иберов, балеарцев, галлов, лигурийцев и бруттийцев! Нам хотят навязать в друзья дикарей, сотнями сжигающих собственных детей на потребу чудовищным богам и пожирающих собак для удовлетворения чудовищного аппетита! Они, наверное, потому и приносят в жертву младенцев, а не взрослых людей, как делают другие варвары, чтобы не тратиться на выращивание жертв! Даже в этом они корыстны! Хороши же союзники! Прекрасный друг будет Ганнибал, обманувший все народы, начиная с самих пунийцев и кончая бруттийцами! Только нас одних ему не удалось предать, ибо мы всегда были его врагами. Так давайте же предоставим ему эту возможность, давайте введем этого варвара в наш город, чтобы он погубил нас, как деревянный конь — троянцев!

Нет, отцы-сенаторы, не нужны нам такие союзники, и никому на всем белом свете они не нужны; спросите о том любого ибера, грека или ливийца. Сами пунийцы, населяющие периферийные города карфагенской державы, будут благодарны нам за избавление, если мы уничтожим Карфаген! Необходимо воспользоваться трудностями в стане врага и довершить победу разрушением Карфагена!»

Кое-кто еще выступил с подобным воззванием, заменяя доводы лозунгами. Вначале сенатская масса распалилась гневом, но затем устала от обилия восклицательных знаков в речах и от притязаний группировки нового консула на славу Сципиона с целью украсть ее, чтобы написать на ней, как сделал это один грек на захваченном чужими усилиями вражеском оружии, собственное имя. Но слава — не деньги, ее не может присвоить недостойный, в том и состоит принципиальная разница между этими факторами общественного регулирования. Потому скоро мнение большинства склонилось в сторону партии Цецилия Метелла. Когда дело приняло такой оборот, Гней Лентул откровенно злоупотребил силой консульского империя и закрыл заседание, не позволив сенату вынести неугодное ему решение.

Пока Гней Корнелий Лентул и временно подружившиеся с ним фабианцы готовились к новому раунду политической борьбы в сенате, Сципионовы трибуны Маний Ацилий Глабрион и Квинт Минуций Терм созвали трибутные комиции и задали народу два вопроса: «Угодно ли ему заключить мир с Карфагеном или нет?» и — «Кому надлежит завершить переговоры и вывести победоносное войско из Африки?» Вопросы были построены очень искусно. Так, второй из них уже подготавливал ответ на первый, а отсутствие в формулировках упоминания о продолжении войны эмоционально как бы исключало такую возможность, фраза же о том, кому следует вывести войско и, следовательно, получить триумф, опять-таки устраняющая представление о новых битвах, выставляла претензии Гнея Лентула в смешном виде и однозначно указывала народу на Сципиона.

Люди не замедлили с ответом. Все трибы повелели сенату заключить мир с Карфагеном на оговоренных условиях, а доверить исполнение этого дела предписали автору победы Публию Корнелию Сципиону. Руководствуясь требованием высшего республиканского собрания, сенат издал постановление о мире и объявил об этом карфагенским послам.

Карфагеняне с удовольствием выслушали ответ и поблагодарили сенат и народ римский за справедливое решение. На радостях они испросили позволения у властей войти в город и переговорить с пленными, многие из которых приходились им родственниками. Согласие было дано, поскольку пунийцы практически уже не были врагами государства, и карфагеняне, не сумев вступить в Рим победителями, смогли сделать это, лишь оказавшись побежденными. Пообщавшись с пленными, послы обратились к сенату с просьбой разрешить им выкупить двести наиболее знатных сограждан.