Поле мечей

Назначенный Юлием наместник оказался человеком весьма честолюбивым, так что не приходилось сомневаться в том что он будет работать, как раб, ради сохранения новой должности. После ухода легионеров не начнется никаких беспорядков — дисциплина сохранится на такой же высоте, как и при римлянах. По приказу Цезаря наместник перевел на восток страны две когорты, состоящие из местных жителей, которые уже несколько лет служили римлянам. Этих сил казалось вполне достаточно для поддержания мира и порядка, и Юлий с удовольствием думал о том, что все проблемы теперь будет решать кто-то другой.

Однако, прежде чем корабли смогли бы выйти в море, предстояла еще огромная работа. Цезарь продолжал изнурять себя заботами, отказываясь от еды и сна. Он устраивал встречи с важными людьми из самых дальних уголков страны, старательно объясняя им, что же именно происходит. Богатые прощальные дары обеспечивали римлянам всеобщую поддержку и благословение всех испанских провинций.

Наместник тоже получил приятный сюрприз. Во-первых, он с радостью услышал о том, насколько прибыльными стали рудники за время правления Цезаря. Во-вторых, ему предоставили возможность взять в казне легиона значительный заем, выплатить который предстояло в течение последующих пяти лет. Не важно, кто будет занимать пост к концу этого срока — главное, что долг останется долгом. Разработка рудников и приисков должна продолжиться, и часть нового богатства, несомненно, будет декларирована. Однако не раньше, чем должность превратится в постоянную, не без хитрости отметил про себя Юлий. Не стоит возбуждать жадность людей, подобных Крассу.

Выйдя во двор, Цезарь невольно зажмурился — солнце палило нещадно. Ворота стояли распахнутыми настежь, и в форте царило некое запустение, напомнившее о заброшенной деревне с валяющейся на земле статуей Александра Великого. Сравнение не слишком приятное. Утешало, однако, то, что уже наутро должны были прибыть испанские когорты, а с их появлением форт ожидала новая жизнь.

Солнечный свет помешал заметить стоящего возле ворот молодого человека. Он явно ожидал легата. Юлий свернул к конюшням, но в этот момент человек заговорил и вывел его из глубокой задумчивости. Рука бывалого воина сама собой легла на рукоятку меча.

— Легат! У тебя не найдется для меня свободной минутки? — спросил юноша.

Юлий всмотрелся и узнал говорящего. Его имя, кажется, Адан. Когда-то его помиловали.

— В чем дело? — нетерпеливо поинтересовался Юлий.

Адан подошел ближе, и Юлий крепче сжал меч. Он не сомневался, что в случае необходимости без труда справится с молодым испанцем. Но ведь за ним могут оказаться и другие. Опыт подсказывал, что нельзя терять бдительности. Глаза скользнули к воротам, пытаясь определить, не появился ли возле них кто-нибудь еще.

— Мэр нашего города, уважаемый Дель Субио, сказал, что тебе нужен писарь. Так вот, я хорошо умею и читать, и писать по-латыни.

Цезарь взглянул на него с нескрываемым подозрением.

— А Дель Субио не сказал тебе, что я собираюсь возвращаться в Рим? — поинтересовался он.

Юноша кивнул.

— Это знают все. Мне очень хочется увидеть Рим, но для этого нужна работа.

Юлий смерил парня внимательным, оценивающим взглядом. Он верил в свою безошибочную интуицию. Нет, у юноши открытое, честное лицо. Вполне возможно, что испанец не кривит душой, хотя мотивы его и вызывают подозрение, особенно в нынешних обстоятельствах.

— Бесплатно добраться до Рима, а потом раствориться на рыночной площади? Так, Адан? — уточнил он.

Юноша лишь пожал плечами.

— Даю честное слово. Больше мне нечего прибавить. Я умею хорошо работать и очень хочу посмотреть мир. Вот и все.

— А почему ты решил работать именно на меня? Ведь на твоих руках лишь недавно высохла римская кровь.

Адан густо покраснел, но гордо поднял голову, словно решив не сдаваться так просто.

— Ты человек чести, легат. В то время, когда я всеми силами души мечтал об освобождении родины от римлян, ты поступил совершенно неожиданно. Клянусь, я сделаю все, чтобы ты не пожалел о том, что взял меня.

Цезарь нахмурился. Судя по всему, парень не осознает опасности собственных слов. Помнит ли он о том, как стоял в длинной комнате перед воинами, из последних сил пытаясь обуздать страх?

— Мне еще предстоит научиться доверять тебе, Адан, а это придет только со временем. Все, что я буду тебе говорить, может быть продано за огромные деньги. Сможешь ли ты хранить тайну?

— Как ты сам только что сказал, это прояснится со временем. Мое слово надежно.

В этот момент Юлий наконец принял решение, и взгляд его посветлел.

— Ну что ж, хорошо, Адан. Поднимись в мою комнату и принеси бумаги, которые лежат на столе. Я продиктую письмо и посмотрю, на что ты годишься. Затем ступай прощаться с родственниками. Мы отплываем в Рим через три дня.

ГЛАВА 7

Бруту было плохо. Его рвало. Стоя на палубе и перегнувшись через поручни, он едва не выворачивался наизнанку.

— Я совсем забыл, каково это… — жалобно простонал он.

Цирон в ответ лишь махнул рукой. Ему самому было ничуть не лучше. Только что в море отправились последние капли выпитого в Валенсии вина. Порыв ветра донес до обоих брызги омерзительной жидкости. Брут с отвращением вздрогнул.

— Отодвинься от меня, осел, — прохрипел он. Желудок уже давно опустел, но спазмы начались снова, и Брут беспомощно сморщился от ощущения страшной горечи во рту.

С востока надвигались темные тучи, а испанский берег остался за кормой. В ожидании шторма корабли отошли подальше друг от друга. Те, что шли на веслах, сохраняли некоторую видимость управления, хотя из-за качки палубы по очереди оказывались слишком высоко над водой, чтобы весла могли достать до нее. Капитаны, предпочитавшие паруса, надеялись на якоря, огромные тюки ткани и бревна, которые могли замедлить ход судна, оказывая ветру некоторое сопротивление. Впрочем, все уловки были почти бесполезны. Шторм принес с собой тьму, и корабли потеряли друг друга из виду, сражаясь с бушующими волнами в полном одиночестве.

Очередной вал накрыл палубу. Брут, вздрогнув, из последних сил уцепился за поручень, но деревянный настил все равно уходил из-под ног. Весла беспомощно барахтались в мощных ударах волн, и оставалось лишь гадать, будет угодно небесам пощадить суденышко или же скоро придет конец.

Вокруг царила кромешная тьма — такая густая, что невозможно было разглядеть стоящего неподалеку Цирона. Зато стоны великана были слышны даже сквозь рокот волн. Брут закрыл глаза. Ведь когда-нибудь это мучение должно закончиться? Все шло хорошо до тех пор, пока они не вышли в открытое море и не началась дикая, жестокая качка. Именно тогда и подступила тошнота — она затмила весь мир и заставляла стоять на палубе, крепко держась за поручни и склонившись над водой. Ему хоть повезло: он стоял на корме. Тем же, кто остался в трюме, еще хуже. То, что там творилось, могло сравниться лишь с ночным кошмаром.

Та часть его сознания, которая еще не потеряла способность думать о чем-то, кроме морской болезни, подсказывала, что, прежде чем зайти в порт Остии, кораблям придется на день-другой задержаться, став на якорь. Ведь необходимо привести суда в надлежащий вид, да и воинам Десятого легиона не помешает вернуть былой лоск. Войди они в порт в таком виде, как сейчас, рабочие непременно решат, что войско потерпело сокрушительное поражение в какой-нибудь страшной битве.

За спиной раздались шаги. Брут обернулся, пытаясь разглядеть человека, однако темнота поглотила фигуру.

— Кто здесь? — хрипло спросил Брут.

— Юлий, — бодро ответил подошедший. Судя по всему, на него шторм не действовал. — Я принес тебе воду. По крайней мере будет с чем выворачиваться наизнанку.

Страдалец слабо улыбнулся и, взяв флягу, крепко прижал к губам бронзовое горлышко. Однако качка не сразу позволила сделать хотя бы несколько глотков. Цирон протянул руку и с шумом влил в себя чуть ли не половину содержимого.