Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод

На следующий день молодой князь поднялся раньше обычного и, не успев как следует одеться, спросил, готовы ли к смотринам следующие девицы. Михаил Глинский, приглядывавший за племянником ежечасно, подивился такой торопливости, ответил, что пока собираются, мол, рано ещё.

   — Поторопить, мне недосуг!

Голос Ивана был почему-то взволнованным. Глинский встревожился, с чего бы? Молодой князь почему-то плохо спал, о том дяде уже доложили, плохо ел и явно торопился. Снова решил поехать чудить? Негоже князю, который объявил о своей женитьбе, якшаться с кем попало, до сих пор помнят его гречиху, которую сам сеял, и ходьбу на ходулях помнят, и саван, в который обряжался, всем на смех. Пора бы остепениться. Но если вдуматься, то пусть лучше потешается, чем в дела московские лезть, вон как указывать начал, голос откуда-то взялся. Давно ли трясся от страха, когда с его любимцами расправлялись у него на виду? Растёт, взрослеет птенец, как бы в стервятника не вырос.

В большую горницу, где выстроилась для осмотра новая шеренга московских красавиц, Иван вошёл быстрым шагом, пригнувшись, чтобы не зацепить лбом притолоку. Это показалось смешным кому-то из девушек, хихикнула, на неё цыкнули со всех сторон. Нашла время смеяться, дурёха! Остальные обмерли, почему-то неуместный смех одной показался настоящим приговором остальным. Теперь великий князь наверняка рассердится и не станет смотреть ни на кого.

Но Иван, похоже, даже не заметил смешка и им вызванного волнения, его глаза побежали по лицам. В княжеских хоромах жарко натоплено, девушки прели в своих нарядах, туго стянутые в косу волосы (чтобы спрятать под венец) не давали не то что поморщиться, попросту вольно моргнуть, брови подведены, щёки намазаны свёклой. Глупые мамки изуродовали девичью красоту, мало кому из стоявших удалось выглядеть не хуже, чем обычно в жизни. Но среди них не было той, которую Иван искал, — Анастасии.

Прошёл ещё раз, девушки обмерли окончательно — слишком внимательно вглядывался в их разукрашенные лица молодой князь. Иван повернулся к дяде:

   — Это все?

Михаил вновь поразился нетерпению племянника. Уже стало ясно, что Иван кого-то ищет. Кого?

   — Нет, есть ещё. Прикажешь привести?

   — Конечно! — Нет, Глинскому не показалось, в голосе князя прозвучало даже облегчение. Значит, и впрямь ищет.

Иван вышел вон, поджидать в соседней горнице, пока приведут ещё невест. Михаил Глинский вдруг подошёл к нему:

   — Может, сначала глянешь через щёлку, а то девки от твоего внимания помрут с перепугу.

Князь кивнул, сам напряжён, дёргается. Дядя решил спросить начистоту, поинтересовался с лёгкой усмешкой:

   — Да ты кого ищешь-то?

Видно, уставший от волнения Иван неожиданно для себя признался:

   — Анастасию Захарьину. — Видя, что дядя пытается вспомнить девушку, добавил: — Сестру Данилы и Никиты Захарьиных, племянницу Михаила Юрьевича.

У Глинского отлегло от сердца, успокоился разом. Захарьины не враги, к власти не рвутся, эту можно. Он не помнил саму Анастасию, но кивнул:

   — Сейчас посмотрю.

Оставив племянника маяться в светлице, вышел вон. К нему метнулся дьяк Демидов, ближний помощник.

   — Покажи-ка мне Анастасию Захарьину. Есть такая здесь?

Демидов быстро-быстро закивал:

   — Есть, как не быть. Покажу, надёжа-боярин. — Поманил пальчиком, указал на стоявшую в ряду других Анастасию.

Михаил Глинский пригляделся, вспомнил, что видел в церкви, сам дивился достойной красоте девушки. Но всё же повернулся к дьяку:

   — Не ошибся?

Тот замотал головой:

   — Она, она, не сомневайся, боярин.

Чуть улыбаясь, Михаил вернулся в светлицу:

   — Третья стоит. Хороша, что и говорить.

Иван коротко кивнул и почти бегом бросился смотреть на невест. Девушки стояли, опустив головы, Глинский решил помочь племяннику, выбор Ивана вполне удовлетворил дядю:

   — Головы-то поднимите, не всё же князю на ваши макушки смотреть!

Его насмешливый голос вогнал большинство невест в краску, залилась румянцем и Анастасия. Несмотря на волнение, Иван сразу увидел её, узнал бы и без помощи дяди. Когда шагнул ближе, девушка несмело, но всё же подняла на него глаза. Эти серые очи он мог узнать из тысяч других! Князь замер, потом протянул руку в сторону. В эту руку Михаил тут же вложил перстень и нательный крест. Анастасия приняла подарки с достоинством, и её глаза блестели не меньше княжьих. Едва не забыла вручить Ивану ответные дары — такие же перстень и крест. Среди остальных пронёсся вздох то ли разочарования, то ли облегчения, ведь стояли ни живы ни мертвы.

По Москве тут же пронёсся слух: князь выбрал себе невестой Анастасию Захарьину, дочь Романа Юрьевича, племянницу Михаила Захарьина, своего опекуна.

Михаил Глинский как бы невзначай поинтересовался у Ивана:

   — Где увидел-то её?

Тот буркнул в ответ, краснея:

   — В церкви...

И дяди и бабка одобрили выбор молодого князя, можно было не переживать. Теперь предстояла подготовка к свадьбе и венчание на царство.

16 января 1547 года Москву разбудил праздничный звон колоколов. Звонили во всех церквях, звук плыл по округе, радуя сердца. В Москве и на Руси праздник — великий князь Иван Васильевич венчается на царство. Сам Иван, почти не спавший ночь, к утру, однако, был бодр и свеж Михаил Глинский даже вздохнул: и ничего ему жеребцу не делается, откуда только силы берутся? Эх, молодость, где ты?..

Молодого князя уже ждали в Столовой палате, показали выложенные на золотое блюдо венец, бармы и золотой крест. Само венчание проходило в Успенском соборе, куда Иван отправился в сопровождении брата Юрия и многих бояр. Вся площадь запружена народом, собравшимся поглазеть на невиданное действо, но как ни толкались, а заступить путь будущему царю никто не решился, хватило ума. В соборе Ивана усадили рядом с митрополитом на специальном помосте — слушать торжественную службу.

Всё происходило как в тумане, вокруг люди, люди, он живо вспомнил те приёмы, на которых бывал ещё маленьким мальчиком при матери. Сидел тогда, стараясь лишний раз головой не качнуть, лишнего не сказать. Теперь снова вспомнилось это состояние, и вдруг сильно захотелось выбраться на воздух или вообще бежать, но Иван взял себя в руки и постарался слушать, о чём говорят и поют в храме. Кто звал венчаться на царствие? Сам захотел! Теперь будет царём, настоящим правителем, потому к вот такому скоплению людей, следящих за каждым движением, ловящих каждое слово, должно привыкнуть.

Иван обманывал сам себя, был неглуп и понимал, что настоящей власти ему не видеть, пока рядом дядья Михаил и Юрий Глинские. «Ничего, наступит и моё время!» — почему-то злорадно подумалось молодому царю. А служба продолжалась. Он снова размышлял не о том, что жучит под сводами Успенского собора, а о том, пришла ли на венчание Анастасия. Сам себя одёрнул — конечно, нет, ведь она теперь невеста, её берегут-стерегут мамки, тётки, бабки, не дают шагу ступить лишнего. Почему-то сразу сокрушился: жаль, что не видит всей красоты действа, и решил, что непременно обо всём расскажет жене.

От посторонних мыслей его отвлекло окончание торжественной службы. Теперь уже Иван был главным лицом происходящего, потому размышлять о чём попало не мог. Митрополит Макарий, громогласно молясь, почти со слезами радости на глазах возложил на него венец, бармы и крест.

   — Радуйся и здравствуй, православный царь Иоанн, всея Руси самодержец на многие лета!

Неужели это о нём?! Ивана точно поделили надвое. Один принимал поздравления, слушал поучения митрополита Макария о том, каким царём должен быть, кивал в ответ на приветствия, на крики собравшегося на площади народа. Второй словно наблюдал за всем со стороны, видел свою высокую, всё ещё нескладную фигуру в тяжёлом нарядном одеянии, бармы, великоватые для юношеских плеч, длинные пальцы руки, сжимавшие скипетр, и толпу, кричащую от радости.

Откуда-то появилась неожиданная мысль: «Они-то чему рады?» Сам себя осадил: «Как не радоваться? Теперь у них есть царь! А царь — это я!» И даже самому было не до конца ясно, рад он этому или нет. Хотел венчаться, очень хотел. Царь — титул императорский, князя выше. Но, значит, и вольной жизни, когда делал что в голову взбредёт.