Баязет

же заметил, что стоило ей только выползти оттуда, как женщины плевками и руганью гнали ее прочь от своих Детей. Девочка смотрела на коменданта крепости, и мелкие пиастры, вплетенные в ее косички, слабо мерцали в потемках. Капитан догадался, что эта сирота - ребенок турецкий, следовательно, дитя отверженное: здесь ей не дадут ни куска чурека, ни глотка воды.

Штоквиц вытянул девочку на свет божий, взял ее на руки.

- Как же ты попала сюда? - спросил понежнее.

Маленькая турчанка вдруг крепко обхватила ручонками толстую багровую шею коменданта и на все вопросы его лепетала только одно:

- Аман, урус... аман, урус... аман, аман...

Штоквиц прижал к себе теплое тельце девочки и вдруг яростно наорал на женщин:

- Разгоню всех к едреной матери! Чем она виновата перед вами?.. Отдай винтовки сюда! Нашли, толстозадые, чем ячмень толочь! И так сожрете...

Держа в одной руке винтовки, в другой - девочку, капитан выбрался во двор, прошел в помещение казармы.

- Ребята! - сказал Штоквиц, обращаясь к солдатам. - Вот эта соплячка не наша... Она, как ни крутись, а турчанка. Армяне злобятся. Очень уж им турки насолили. А девчонке-то ведь все равно, кто она - турчанка или русская. Ну, так вот - берите ее!

Я бабам детей не доверяю...

Солдаты хмуро посматривали на коменданта, вокруг шеи которого были обвиты слабые деткие руки. Штоквиц брякнул наземь винтовки:

- Чего молчите?

Потемкин крепко потер на лысине темный рубец, оставленный острой саблей.

- Ежели одному мне ее, - сказал он, - так я согласен. Бог своих-то не дал. Жена, пока я здесь пропадаю, совсем подол истрепала. А мне ведь дите иметь надобно. Ну, как тебя там?..

Иди сюда, черномазая. Я тебе, куды ни шло, водицы раздобуду...

Солдат протянул к девочке руки, но она вдруг метко цапнула его зубенками за палец. Штоквиц стал отдирать ребенка от шеи:

- Иди же. Ну, иди, глупая... Солдаты не кусаются!

Старый гренадер Хренов молча полез за пазуху. Вытянул цветастый кисет, что болтался на сыромятном ремешке рядом с крестиком. Расшатал зубами туго стянутый узел, долго нащупывал что-то среди убогих воинских драгоценностей. Наконец извлек дешевенький леденчик, протянул его девочке.

- Эвон, вкуснятина-то какая! Ишо с Тифлису берег для тебя.

Сосай, родимая. Ён кисленький...

Штоквиц раскрыл портмоне из пропотевшей кожи. Достав золотой "лобанчик" [Лобанчик - народное название золотого червонца Голландии, которые тайно чеканились в России с 1735 по 1868 год, и в периоды войн ими выплачивалось жалованье русским войскам, сражавшимся на Кавказе и в Средней Азии.], он отдал его старому гренадеру:

- Держи, хрен старый. Держи, пока я не раздумал.

- А мне-то за што? - удивился дед.

- За службу...

Хренов "лобанчик" взял и пообещал пропить его сразу же, как только выберутся из Баязета.

- А теперь, - сказал Штоквиц, поглядев на свои часы, - теперь вы спать не ложитесь. И готовьте тулуки - воды надо добывать.

Раненым надо. Бабам надо. Нам тоже