Святослав

Ключница Ярина жила в каморке, пристроенной к стене терема со двора, где были конюшни, клети, погреба, стояла кухня, а в клетях и таких же каморках ютилась многочисленная дворня. Но каморка Ярины отличалась от остальных — одна дверь ее выходила во двор, другая же, невысокая и узенькая, через которую могла протиснуться только Ярина, вела в княжеский терем. Часто ключница ходила туда сама; днем и ночью могла ее туда позвать, да и частенько звала княгиня Ольга.

Поздней ночью ключница Ярина не спала. Но не потому, что ждала зова из терема. Распахнув наружную дверь, она сидела на пороге и все думала и думала о минувшем дне, о красном пятне на скатерти в трапезной.

На глаза ее набегали слезы, но она сдерживала их. На дворе было совсем тихо, вокруг все спало, отдыхало; слышно было только, как где-то поблизости, в конюшнях, лошади бьют землю копытами; порой долетали со стен приглушенные голоса ночных сторожей, да еще ветер из-за Днепра тихо шевелил ветвями дерева, росшего неподалеку. Зачем плакать, если никто не увидит слез, к кому взывать, если никто не услышит?

А Ярине так хотелось, чтобы кто-нибудь увидел и унял ее слезы, чтобы кто-нибудь выслушал ее горькую жалобу и успокоил бы теплым, ласковым словом, — ведь такого слова, ласки, тепла ждала она всю жизнь…

Всю жизнь! Кажется, как легко и просто вымолвить эти слова, но как много за ними кроется дней и ночей, долгих и тяжких лет горя, муки, обид и отчаяния…

Впрочем, горе, мука, обиды и отчаяние бывали не всегда. Вспомни, Ярина, как когда-то, в давно минувшие годы, после смерти отца и матери, погибших в поле, привела тебя нужда в город Киев, как работала ты молодой еще девушкой у купца Ратши на Подоле, перешла с ним, когда он разбогател, на Гору. Не сама ты хотела — купец подарил тебя княгине Ольге, так и стала ты княжьей дворовой.

Нет, Ярина, ты была тогда молода, радовалась, когда попала к Ратше, не помнила себя от счастья, очутившись на княжьем дворе, мечтала, молилась Перуну и всем другим богам, все чего-то ждала.

И ты, Ярина, дождалась! Должно быть, была ты очень красива, раз на тебе остановился взгляд княгини, наверное, была ты приветливой и ласковой, раз допустили тебя в трапезную, и, уж конечно, ты не щадила своих сил, не знала устали, была честна, раз именно тебя среди множества дворовых женщин сделала княгиня Ольга своей ключницей.

Долго сидела ключница Ярина на пороге и припоминала, как все это случилось и как на самом деле были у нее в те давние годы и красота, и тепло, и приветливость, и, самое главное, жила надежда в сердце.

На что же она надеялась? Вряд ли могла бы теперь Ярина ответить, но ведь у каждого есть своя надежда, нет на свете человека, который бы не надеялся, хоть мало таких, у кого надежды свершились.

Когда— то была Ярина молода, любила сама, да и ее любили. У отрока князя Игоря, Роксая, были голубые глаза, волосы напоминали лен. Они не раз встречались в княжеском саду, но так ни в чем друг другу и не признались, только чувствовали, что полюбили друг друга навеки. А потом поехал Роксай с князем в Искоростень -и не вернулся. Так появилась и исчезла надежда. Вот теперь и покатилась из глаз Яри-ны слеза.

А жизнь шла, рождались новые надежды. Это было давно, когда, как хорошо помнит Ярина, тут, на Горе, жить было трудно, князья и дружины их спали чутко. Случались ночи, когда они и вовсе не снимали брони, а стояли на городских стенах, потому что над Днепром, а часто и под самыми стенами города бродил, звеня копьями, враг… То были трудные годы, тяжкая жизнь, много воев полегло тогда на городских валах. Как и все, Ярина помогала воям, обмывала и перевязывала раны. А когда не стало Роксая, остались все же другие люди, был князь с княгиней, были их дети.

И она отдавала им все свои силы. Несколько детей княгини Ольги умерли, сыновья Святослав и Улеб выросли, ключница Ярина вынянчила их на своих руках: не свое, чужое, но все-таки дитя — кто же ему поможет?

Теперь Гора не та! Стены ее продвинулись ближе к Подолу, глубоко врезались в Перевесите, протянулись и вниз вдоль Днепра, до варяжских пещер… А сколько теперь здесь стало люда! Были когда-то князь со своей дружиной, а теперь и бояре, и воеводы, и купцы, и послы, да у каждого свой двор и холопы, да у всех еще гридни. На всех них работают кузнецы, ремесленники. Как улей, гудит Гора, а в улье том, словно матка, — княгиня; пчелы чосят мед, а сколько же тут трутней!

Когда— то Ярина не думала так и не сказала бы, с чего она стала бы такое говорить! Но ведь сколько уже лет видит она и слышит, как идут к князьям все эти бояре, воеводы, купцы и послы, что живут на Горе, как облепляют их тиуны и ябедьники и как каждый из них просит себе пожалованья -землей, лесами, водами, а то и просто золотом и серебром из княжьей казны.

Только Ярина никогда не просила у князей пожалованья, сами же они про нее забыли. Просить, а чего просить? У нее в руках ключи от теремов княжьих, от всех покоев, кладовых клетей. Хотела бы Ярина — и оделась бы, и обулась, накопила бы полный сундук всякого добра…

Почему же у Яриньг так пусто в ее каморке; в сундуке, у постели, лежат только два куска полотна, что напряла и выткала она своими руками? Из добра у Ярины есть несколько сорочек, сапожки и платно носит она, пока не износятся, еще есть у нее платно — подарок княгини, в котором служит она князьям в трапезной.

И не о том горевала теперь ключница Ярина, не о том жалела, что ничего у нее нет. Ей, старой и немощной, показалось в этот вечер, что отняли у нее душу.