Александр Благословенный

Выдающийся русский историк и талантливый беллетрист Н. М. Карамзин писал, что «награда утратила свою прелесть, наказание — сопряжённый с ним стыд», ибо достойные люди изгонялись из службы, ничтожества столь же внезапно возвышались.

Достаточно привести лишь один факт. Желая принизить значимость высших воинских званий, Павел только за первый год своего царствования присвоил чин фельдмаршала семи генералам — Н. И. Салтыкову, И. П. Салтыкову, Н. В. Репину, И. Г. Чернышеву, И. К. Эльмпту, В. П. Мусину-Пушкину и М. Ф. Каменскому.

Для сравнения напомним, что более чем за три десятилетия, ознаменованных выдающимися победами русского оружия, Екатерина II присвоила звание фельдмаршала лишь шести военачальникам, среди которых были П. А. Румянцев-Задунайский, Г. А. Потёмкин-Таврический и А. В. Суворов-Рымникский — слава и гордость российской армии. А после смерти Павла, в царствование Александра I, звания фельдмаршала были удостоены всего четыре человека, причём за победу в Отечественной войне 1812 года этот чин был пожалован лишь М. И. Кутузову, а за разгром Наполеона в Западной Европе и взятие Парижа фельдмаршалом стал только М. Б. Барклай-де-Толли — главнокомандующий русскими армиями в 1812, 1813 и 1814 годах.

Несправедливой раздачей чинов и наград, немотивированными разжалованиями и изгнаниями со службы Павел озлобил против себя гвардию, генералитет, сановничество. Он покусился на права дворянского сословия в целом, торжественно дарованные Екатериной II в 1785 году «Грамотой на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства».

Павел презрел право, вольности и привилегии тех, кто должен был составлять его опору и силу. Он запретил губернские дворянские собрания, отменил право избрания дворянских заседателей в уездные и губернские собрания и тем нанёс оскорбление своим чиновникам и офицерам, уже полтора десятилетия почитавших себя вольными людьми, свободными от самодержавного произвола.

Павел сломал административную систему, созданную Екатериной И, перекроив губернии и области, восстановив упразднённые ею коллегии, возведя на высочайшую ступень власти генерал-прокурора Сената, который прежде хотя и был одним из высших должностных лиц государства, но не был вторым после императора вершителем судеб и толкователем законов.

И уж совершенно уродливые формы приняли почитание императора, мелочная регламентация и строжайшее соблюдение десятков установлений и правил. Пересмотру подверглась даже лексика русского языка.

Красноречивым и показательным в этой связи является эпизод, происшедший с М. И. Голенищевым-Кутузовым. В письме к одному из приближённых императора, генерал-адъютанту А. И. Нелидову, от 13 июля 1798 года Кутузов, сообщая об описке, нечаянно сделанной в рапорте Павлу, просит Нелидова доложить об этом царю «и представить без всякого от меня извинения мою рабскую повинность». И это письмо не было единственным.

Осторожность в отношениях с Павлом заходила у Кутузова так далеко, что 9 апреля 1800 года он даже послал записку своему подчинённому генерал-майору Быкову, предостерегая его в донесениях императору писать некоторые слова, которые российский самодержец почитал откровенной крамолой.

Он рекомендовал писать не «отряд», а «деташемент», не «степень», а «класс», не «общество», а «собрание», не «гражданин», а «купец» или «мещанин», хорошо зная, как относится Павел к таким словам. Император стал подозрительным, ему всюду мерещилась крамола, перерастающая в заговоры.

Опасаясь революции, бунта, дворцового переворота, Павел велел выстроить дворец-крепость, где он оказался бы в безопасности. 26 февраля 1797 года на месте старого Летнего дворца был заложен Михайловский замок. Квадратный в общем плане, он имел восьмиугольный двор, а с внешней стороны отделялся караульными помещениями, пятью мостами, два из которых были подъёмными. Замок был окружён рвами и каменными брустверами, сложен из дикого камня и серого гранита. Он более походил на крепость, чем на дворец.

Из-за того, что Михайловский замок строили весьма поспешно, без малейшего перерыва, заложив в феврале 1797-го, а освятив в феврале 1801 года, стены его покрылись плесенью, изморозью, а в углах отдельных казематов и комнат намерзали пластины льда.

Стены жилых покоев спешно обили деревом, обтянули бархатом, круглые сутки топили все камины и печи, но это мало помогало: густой холодный туман наполнял все комнаты, залы, коридоры и переходы, и потому торжественное освящение и открытие нового дворца воспринималось как мрачная и печальная церемония.

Непопулярность императора усугублялась алогичностью его характера, непоследовательностью и непредсказуемостью, в том числе и в делах внешней политики.

С точки зрения геополитических успехов царствование Екатерины II, несомненно, может считаться одним из самых блестящих в истории России. За три десятилетия были присоединены Крым и огромные территории Новороссии, Литва, Белоруссия, многие земли Украины, Приднестровья, был установлен протекторат над Грузией, расширено и укреплено русское влияние в Казахстане, Сибири, на Дальнем Востоке.

Россия стала восприниматься первостепенной мировой державой, и ни одно крупное политическое действие в Европе и Азии не могло уже происходить без учёта имперских интересов Петербурга.

Екатерина особенно заботилась об отношениях с Францией. Смерть помешала ей выступить против «безбожных санкюлотов», казнивших собственного короля и выпустивших на просторы монархической Европы свору кровожадных разбойников, среди которых выделялся Наполеон Бонапарт.

Все симпатии Павла, как убеждённейшего монархиста, были на стороне врагов революционной Франции, однако политические реалии и собственные интересы Российской империи не могли строиться без учёта традиционных русско-английских противоречий. Сановники петербургского дипломатического ведомства делились на две соперничающие партии. Одна из них стояла за соглашение с Англией и за совместную с Лондоном политику, направленную против Франции, другая, во главе которой стоял канцлер Александр Андреевич Безбородко, придерживалась политики вооружённого нейтралитета и предпочитала договориться с Францией в ущерб Англии.

Такого рода политика привела к относительному равновесию, пока Павел не принял под своё покровительство рыцарский Мальтийский орден, возложил на себя регалии великого магистра. Это случилось после того, как по пути в Египет Наполеон Бонапарт в 1798 году захватил остров Мальта.

Сан великого магистра Мальтийского ордена очень импонировал Павлу, приверженному всему, что касалось средних веков, рыцарства и обрядовой стороны замкнутых мистических сообществ.

Мальтийских рыцарей называли также госпитальерами или иоаннитами, так как их орден возник в 1070 году при госпитале Святого Иоанна в целях покровительства паломникам, предпринимавшим путешествия в Святую землю. С 1530 года орден обосновался на острове Мальта и в конце XVIII века весьма нуждался в сильном покровителе. Им и стал романтически настроенный русский император.

Как только члены орденского капитула привезли в Петербург корону и регалии великого магистра и торжественно вручили их своему новому сюзерену, Павел приказал известить о том россиян и добавить новый титул ко всем прочим. На новый, 1799 год Павел появился перед потрясёнными придворными в короне великого магистра Мальтийского ордена, средневековом кафтане без рукавов, так называемом супервесте, красной мантии с белым крестом, отороченной горностаем, и с золотой орденской цепью Святого Иоанна Иерусалимского. Тогда же в иерархию наград Российской империи был введён орден Иоанна Иерусалимского, и награждение им считалось весьма почётным. Однако он просуществовал лишь до 1817 года.

Принятие Павлом сана великого магистра Мальтийского ордена за границей было воспринято по-разному. Номинальным главой всех католических рыцарских орденов был Папа Римский, следовательно, Павел должен был признать своим духовным сюзереном Папу Пия VI, но это было очевидным нонсенсом, ибо русский император был православным и не имел права возглавлять католический духовно-рыцарский орден.