Каторжник император. Беньовский

Беньовский с видом любопытного зеваки бродил вокруг строящегося, заключённого в леса храма, пока не привлёк внимания десятника-немца.

   — Что вам угодно? — спросил он.

   — Судя по акценту, вы немец, — обрадованно сказал Морис. — Католик, конечно?

   — Баварский католик.

   — Надеюсь, вы поможете брату по вере. Я приезжий. Так сложились обстоятельства, что я давно уже не вступал под сень храма Божьего. Хотел бы причаститься и исповедаться. Есть ли в Петербурге действующий костёл?

   — Есть, и не один. Рекомендую вам костёл Святого Станислава. Это не близко отсюда. Деканом там отец Бенедикт, человек преклонного возраста, итальянец. Он тяжело болен. Служит и совершает требы обычно младший священник, отец Максимилиан, мой земляк-баварец. Очень приятный молодой человек. Кстати, передайте ему привет от Франца Шнабеля, то есть от меня.

Десятник растолковал Беньовскому, как добраться до костёла Святого Станислава. Лучше всего на извозчике и не платить за проезд больше гривенника.

Службы в костёле не было, и храм был закрыт. В боковой пристройке отыскался служка, который показал ему жильё отца Максимилиана.

Беньовский решил быть перед ксёндзом откровенным, надеясь на тайну исповеди и сочувствие к единоверцу. Он рассказал священнику о всех своих злоключениях, вплоть до бегства из Казани.

   — Вы правильно сделали, сын мой, что пришли к служителю Божию облегчить душу святой исповедью, — сказал ксёндз, сдержанный, чопорный.

   — Мне нужна ваша помощь, святой отец.

   — Понимаю. Вы хотели бы тайно покинуть Россию.

   — Вместе с моим товарищем по несчастью. Он швед, лютеранин.

   — Оставим ваши политические убеждения и поступки, продиктованные политикой. Наша церковь не намерена ссориться с правительством Екатерины, оказывающей нам гостеприимство. Но мой долг служителя Божия помочь страждущему брату во Христе.

   — Помогите, святой отец.

   — Порекомендую вам нашего прихожанина Иоганна Вебера, владельца аптеки. Он связан с одним иностранным шкипером, кажется голландцем. У них какие-то общие торговые дела. Поговорите с Иоганном.

Когда Беньовский выходил от ксёндза, над городом нависли холодные сырые сумерки. Дворники зажигали керосиновые фонари.

Морис Август решил не откладывать до утра визит к аптекарю и отправился на его поиски. Аптека Иоганна Вебера находилась на Садовой улице, невдалеке от Гостиного двора, и найти её не составляло большого труда.

Вебер, изысканно одетый, в очках с золотой оправой, напоминал скорее профессора, чем аптекаря. Встретил он Беньовского с обворожительной улыбкой.

   — Что вам угодно?

   — Мне угодно иметь с вами, герр Вебер, небольшой конфиденц, — сказал Беньовский по-немецки. В аптеке ещё находились два провизора. Они расставляли по полкам банки с аптекарскими снадобьями.

   — Прошу, — сказал Вебер, открывая дверь во внутреннее помещение и пропуская гостя вперёд. — Вам, очевидно, нужно лекарство против дурной болезни? Есть ртутные притирания французского производства. Эффективное средство. Знатные вельможи пользуются, — щебетал аптекарь.

   — В этом не нуждаюсь.

   — Тогда не угодно ли снадобье от мужской немощи? Тоже пользуется успехом.

   — И в этом не нуждаюсь. Я к вам по рекомендации отца Максимилиана.

   — О, отец Максимилиан... Мой земляк и большой друг. Ради него готов всё сделать.

   — Прошу вас помочь мне ради вашего земляка и друга. Вам известен некий голландский шкипер?

   — Ах, вот вы о чём? Шхуна ван ден Боша ещё стоит на Неве. Но в скором времени покидает Петербург.

   — Когда именно?

   — Полагаю, дня через два. Отчаянная голова этот Бош.

   — Отчаянная? Это хорошо.

   — Привозит мне кое-какую мелочишку. Французские духи, женскую помаду, ценные лекарства. Я постоянный его покупатель. На этой почве у нас со шкипером старая дружба. Он нужен вам по этой части?

   — Совсем не по этой. Я не собираюсь заказывать ему женскую помаду и ртутные притирки от дурной болезни. Я бы хотел с помощью этого шкипера...

Беньовский не договорил, а сделал красноречивый жест. Вебер догадался, что хотел этим сказать посетитель, и произнёс шёпотом:

   — Вы хотите покинуть Россию тайно?

   — Вот именно. Я не в ладах с законом.

   — По какой статье, позвольте полюбопытствовать?

   — Я сторонник свергнутого и убиенного императора Петра, — соврал Беньовский.

   — О, бедный, бедный Петер... Я вас понимаю. Бош может вам помочь. Но предупреждаю, этот малый прижимистый и любит деньгу. Он запросит с вас немалый куш. Вы богаты?

   — Некоторой суммой располагаю. И ещё продам ювелиру вот этот перстень.

   — А зачем ювелиру? Продайте мне. Покажите-ка...

Аптекарь пристально разглядывал перстень с крупным изумрудом, потом достал из ящика стола увеличительное стекло и снова стал разглядывать.

   — О, это отличный перстень. Я дам вам хорошую цену.

Иоганн Вебер действительно дал Беньовскому за его семейную драгоценность хорошую цену.

   — Надеюсь, этих денег мне хватит, чтобы ублажить вашего шкипера. Где я его найду? — спросил Морис.

   — Шхуна «Орания» стоит на якоре на Неве у впадения Мойки.

   — Могу я сослаться на вашу рекомендацию?

   — Ради Бога.

Ранним утром Беньовский отправился отыскивать голландского шкипера. Винблад хотел было сопровождать Мориса, но тот остановил его:

   — Оставайтесь дома, дорогой Адольф, и залечивайте свои ушибы. Я возьму на себя миссию переговоров.

Беньовский свернул с Садовой на Вознесенский проспект, миновал мост через Екатерининский канал, Вознесенскую церковь, Мойку и вышел на набережную Невы. Река была величественна, широка и могуча. Над ней высился, отражаясь в воде, золотистый шпиль Петропавловской крепости. Вдоль набережных тянулись фасады роскошных особняков сановной знати. Но всех затмевал Зимний дворец, царская резиденция, возведённая ещё при императрице Елизавете знаменитым зодчим Растрелли [24]. На другой берег реки был перекинут наплавной мост на баржах. Постоянного моста через Неву в ту пору ещё не было. На берегу шли строительные работы, громоздились груды камня. Нева одевалась в гранит.

Морис Август остановился у Невы, вглядываясь в панораму Петропавловской крепости, окаймлённой мрачными гранитными стенами-казематами.

«Говорят, крепость служит теперь тюрьмой для опасных политических преступников», — подумал Беньовский и поёжился, ощущая неприятный холодок в спине.

Шхуну «Орания» он отыскал в конце Английской набережной. Шла погрузка. Трюмы шхуны загружались тяжёлыми тюками с русским льном. По палубе расхаживал и покрикивал на грузчиков рослый бородатый человек в кожаной куртке и вязаном колпаке. Беньовский сперва решил, что это и есть ван ден Бош. Но это оказался лишь боцман. Он выслушал Беньовского и провёл его в каюту-салон, где шкипер угощал голландским джином двух русских купцов, поставщиков льна. Шла застольная деловая беседа.

   — Какой-то человек спрашивает вас, господин шкипер. Говорит, по делу, — доложил боцман.

   — Я бы хотел потом, не буду мешать вам, — отговорился Беньовский, не входя в каюту.

Ждать, пока шкипер освободится и проводит гостей, пришлось долго. Беньовский в ожидании прохаживался по палубе. Мимо него гуськом сновали оборванные грузчики-лапотники, согнувшиеся под тяжестью огромных тюков. Раздавалась хриплая ругань боцмана на какой-то невообразимой смеси всех известных ему европейских языков. Наконец из каюты шкипера вышли нетвёрдой походкой, покачиваясь, купцы. За ними показался и сам ван ден Бош, приглашая Беньовского войти.

Морис вошёл в каюту-салон, не слишком опрятную. На столе ещё сохранились следы попойки, пустые стаканы, посуда с остатками еды. Однако сам шкипер выглядел трезвым, хотя и раскрасневшимся.

   — Хотите джина? — предложил он.

   — Нет, увольте. Я хотел бы сразу перейти к делу.