Жезл маршала. Василевский

Василевский дни и ночи проводил в войсках. Всё, чему он научился, внедрял на практике. А дел и вправду было невпроворот. Завершалась техническая реконструкция армии, она всё дальше отходила от территориальной системы. К концу 1935 года почти три четверти её дивизий стали кадровыми. Войска получали новое вооружение: танки, самолёты, зенитные пушки и пулемёты. Памятной стала поездка на учения в Белорусский военный округ, в которых участвовали командование и штаб Приволжского военного округа. Этот округ в белорусских учениях представляла одна из армий, где оперативный отдел возглавлял Василевский. Руководил учениями командующий Белорусским военным округом Иероним Петрович Уборевич, который хорошо знал Василевского, когда тот служил ещё в Московском военном округе.

   — Ну, здравствуй, старый знакомый! — такими словами встретил Александра Михайловича в штабе округа Уборевич. — Надеюсь, ваша армия хорошо проявит себя?

   — На это я и рассчитываю, — вмешался в разговор Дыбенко.

   — Я буду действовать так, Иероним Петрович, как вы учили меня!

Позднее Василевский признавался, что польза от полевой поездки в Белоруссию была огромной. «Что касается лично меня, то я фактически впервые сумел серьёзно проверить свою оперативную подготовку. В рамках Приволжского военного округа такой возможности мне ранее не представлялось».

Учения прошли успешно, и Уборевич не без оснований на разборе заявил, что «Василевский действовал как в настоящем сражении, его войска навязали противнику свою волю и разгромили его!».

   — Вот видишь, Александр, я не ошибся, назначив тебя возглавить в армии оперативный отдел, — сказал Дыбенко, когда они вернулись в Куйбышев. — Домой жене не звонил?

   — Ещё не успел.

   — Позвони, скажи, что приехал. Вот телефон...

Василевский трижды набирал номер квартиры, но трубку никто не поднимал. Странно! Ещё нет и семи утра, а Катя куда-то убежала. Где же она?

   — Почему-то жена не отвечает, — грустно молвил он. — Сейчас я наберу номер квартиры соседа, начальника тыла.

Ответила ему жена соседа.

   — Это я, Василевский, здравствуйте... Звоню своей Кате, а телефон молчит.

   — Саша, — зычно отозвалась соседка, — Катя рожает в больнице. Вчера её увезла «скорая»...

Он хотел сказать об этом командующему, но тот опередил его:

   — Я всё слышал. Бери мою «эмку» — и в роддом! Жене сейчас очень нужна твоя поддержка!

Приехал он в больницу возбуждённый. Дежурный врач, полная, со смуглым лицом женщина, прищурив серо-зелёные глаза, спросила:

   — Как зовут вашу жену?

   — Катя Василевская. Я был в отъезде и не знаю, как она себя чувствует...

Врач потянулась к телефону, стоявшему на краю стола, и позвонила:

   — Люсь, у тебя в палате Катя Василевская. Она родила?.. Тут муж к ней приехал. Такой чернявый, с густым чубом. — Голос у врача был писклявый, чем-то недовольный, и это не понравилось Василевскому. — А когда ему прийти? Ладно, я всё поняла. — Она положила трубку и взглянула на Василевского: — Ваша жена ещё не родила. Ночью ей стало плохо, и её взяли в реанимацию.

Его от волнения затошнило. Уже оказавшись во дворе больницы, он сообразил, что мог бы написать Кате. Не мешкая, вернулся. Увидев его в приёмном покое, дежурный врач хмуро спросила:

   — Вы опять, чернявый? Я же вам всё объяснила...

   — Могу я передать жене записку?

   — Пишите, я сейчас туда иду и передам, — смягчилась врач.

Василевский достал из полевой сумки блокнот, вырвал из него лист и, наклонившись к столу, написал: «Катюша, милая, я так за тебя переживаю! Прошу, делай всё, что скажут врачи. Очень тебя люблю! Крепись, дорогая. Целую. Твой Саша». Он отдал записку врачу.

   — Я так рад, очень вам признателен, — пролепетал Василевский.

Домой он пришёл разбитый. Наскоро приготовил себе ужин. Поздно вечером ему позвонил командующий.

   — Мою «эмку» отправил, а сам чего не зашёл? — спросил Дыбенко. — Как там твоя половина?

Василевский объяснил ситуацию.

   — Значит, ещё не родила? — переспросил Дыбенко. — Тогда поезжай за город на стрельбище. Танкисты уже ждут тебя.

   — Надолго, товарищ командующий?

   — На трое суток...

Вернулся он домой глубокой ночью, но спать не лёг, а стал готовиться, чтобы навестить жену в больнице: наверное, её уже перевели в палату. Уснул лишь на рассвете, да так крепко, что соседка едва разбудила его. Она улыбнулась ему тонкими нежными губами, в её чёрных глазах светились искорки.

   — Ну и соня же вы, Саша! — воскликнула она. — Я только что была у Кати. Ей стало легче, кризис прошёл, и ребёнок живой...

   — Кто у меня? — едва не задохнулся от волнения Василевский.

   — Сын! — Соседка тронула его за плечо: — Чего же вы стоите? Наденьте шинель и бегом во двор к машине. Муж отвезёт вас в роддом. Катя и малыш ждут вас...

Утром, едва Василевский прибыл на службу, его вызвал командующий.

   — Хочу поздравить вас с рождением сына! — сказал Дыбенко, привычно пощипывая бороду. — Как вы назвали его?

   — Игорем.

   — И конечно же по примеру отца он станет военным?

   — Вырастет и сам решит, кем ему быть. Порой не мы судьбу выбираем, а она нас.

   — Логично! — Какое-то время Дыбенко молчал, потом вдруг признался: — А знаете, Александр, меня в семнадцатом едва не сразила вражья пуля. В тот день казаки генерала Краснова готовились выступить из Гатчины на Петроград. С горсткой революционных матросов я прибыл в Гатчину и стал убеждать казаков не идти против народа. Я говорил им, что наш общий враг — Временное правительство и сам Керенский, против них и надо повернуть свои штыки. Тогда-то один из офицеров-казаков крикнул: «Смерть большевику!» — и бабахнул по мне из нагана. Пуля сорвала с головы бескозырку, но ещё раз выстрелить офицер не успел — сами казаки набросились на него и скрутили ему руки. — Командующий помолчал. — Тогда, в семнадцатом, я не боялся смерти и готов был умереть за Советскую власть. Но, как говорится, Бог миловал. Такая вот штука была со мной, — резюмировал Павел Ефимович.

Василевскому Дыбенко нравился. Был он не робкого десятка, прост в обращении с бойцами и командирами и по-своему мудр. Ценил тех, кто проявлял рвение в службе. В Василевском он увидел не только служаку, но и талантливого штабиста. У него была высокая оперативная подготовка, он умел мыслить масштабно. И когда осенью 1936 года ему позвонил нарком обороны Ворошилов и спросил, кого бы он мог рекомендовать на учёбу в Академию Генерального штаба, созданную по решению ЦК ВКП(б), Дыбенко назвал полковника Василевского. Ему было присвоено это звание после того, как 22 сентября 1935 года постановлением ЦИК и СНК СССР в РККА и ВМФ были введены персональные воинские звания для командного и начальствующего состава.

Пригласив Василевского к себе, командующий сказал:

   — Я рекомендовал вас на учёбу в Академию Генерального штаба. У вас есть боевой стаж, отличная аттестация по службе, высшее военное образование. По словам наркома, этот первый отбор слушателей проводится под строгим контролем ЦК партии. — Дыбенко посмотрел на Василевского. — Ну, как, желаете учиться?

   — Очень даже желаю! — выплеснул на одном дыхании Александр Михайлович.

   — Тогда собирайтесь к отъезду. Срок — три дня! С вами поедет на учёбу и ваш коллега начальник оперативного отдела штаба полковник Трофименко...

Учёба в академии всецело захватила Василевского. В июле 1937 года слушателям был предоставлен отпуск, а потом их отправили на двухнедельную стажировку на корабли Военно-Морского Флота. Василевский попал на Балтийский флот. В Ленинграде в штабе округа он встретился с командиром 2-го ранга Дыбенко.

   — Вы? — растерянно заморгал тот. — Никак не ожидал встретить вас здесь.

Василевский ответил, что прибыл на стажировку на боевые корабли, и, когда Дыбенко пригласил его в свой кабинет, Александр Михайлович рассказал ему о своей учёбе, о тех военачальниках, с кем довелось увидеться в стенах академии.