Барнаша

Что она могла ответить ему из могилы? Сказать, что римский орел над Храмом и базилика, возвышающаяся над ним так, чтоб Ирод мог видеть и недоступный двор священников — в его, Ирода, духе? И потому она всё равно права — он не еврей, и никогда им стать не сможет…

11. Галилея

Невидимы нити, которые связывают каждого человека с его родиной. Невидимы, но прочны как никакие другие. Наш облик, речь, привычки поведения — всё из этого времени. Из времени детства, когда познавали мы мир. Никогда позже эти рассветы и закаты, эти небеса, поля, вода, — никогда всё это не окажет на нас такого влияния. Потому что в детстве мы видим это — впервые. И ложится на душу навеки, становится частью тебя самого родина. И до седых волос, до самой смерти ты — её неотъемлемая часть, даже если покинул её навсегда…

Галиль — так звали свою страну местные жители, пастухи и землепашцы. Она была частью Израильского царства еще при царе Давиде, с ветхозаветных времен.

Намного позже израильский царь Пэкаха [66] не смог устоять под ударами ассирийцев, и Галилея была захвачена ими. Победители обычно довольствовались разграблением побежденного народа, облагали его данью и брали обещание покорности, которое вскоре, впрочем, побежденными нарушалось. Ассирийцы же первыми в истории применили другую тактику. Чтобы парализовать силы побежденного народа, они отняли у него верхи, переселив их в отдалённые местности. Прошло всего несколько десятилетий, а пророк Исайя уже называл эти места языческими, так постарались иноземные владыки. На месте разрушенного Израильского царства ассирийцы поселили представителей различных народностей и племен из непокорных вавилонских городов. В Галилею вошло идолопоклонство, и чужеземные боги почти вытеснили из голов и сердец Бога Авраама, Исаака и Иакова. Шли годы, и жители Галилеи все более забывали те времена,

Вслед за окончательным падением Израильского царства [68], намеренно смешанное ассирийцами население Галилеи всё более отдалялось от культа Яхве. А после падения Иудейского царства [69] и реформ Ездры и Неемии [70], направленных на обособление Иерусалимской храмовой общины от всех остальных областей Палестины, культ Яхве практически угас на земле Галилеи.

Всё изменилось через три столетия, с победами Маккавеев [71]. Галилея вновь вернулась в лоно Иерусалимского Храма и стала частью иудейской страны. Галилеяне так и не присоединились к храмовой общине самаритян, хотя Храм на горе Гаризим [72] располагался намного ближе, чем столица Иудеи.

Но это не спасло их от нескрываемого высокомерия коренных жителей Иудеи, подчас переходящего в презрение. Выражение «Г’лили шотэ» [73] стало нарицательным. Поздний возврат к религии отцов жителям Галилеи так и не простили.

Галилеяне разговаривали на искаженном наречии, смешивая различные придыхания, и из-за этого происходили всякого рода недоразумения. В вопросах культуры иудеи считали их невеждами и недостаточно правоверными.

Округ язычников — так называли эту землю иудеи. Население Галилеи было разнородным. В эпоху правления Ирода среди жителей этой области было множество неевреев — финикийцы, арабы, сирийцы и даже греки проживали на этой земле.

В те времена и много позднее Галилея, как и вся территория Палестины, жила под властью римлян. Дети земли, земледельцы и скотоводы Галилеи, несмотря на плодородие своих земель, были до крайней степени истощены податями и ростовщичеством и часто, разорившись, ступали на скользкую дорогу грабежа и мятежей, призывая к восстанию против владычества Рима. Галилея сохраняла славу языческого округа, но именно из среды простого крестьянского населения северных областей Израиля выходили великие вожди, борцы за чистоту религии Яхве и против иноземного владычества. Здесь, на севере страны, родился и вырос Иуда Галилеянин.

Не стоит этому удивляться, нет здесь никакого противоречия. Существовало так много различий между имущим и образованным населением юга Израиля и галилеянами!

Вся Галилея — это россыпь маленьких городков и больших селений. Лишь Тибериада и Сепфорис, где были театры, школы, бани и ристалища, можно было считать большими провинциальными городами. Свободолюбивые, мужественные люди, каждый день орошающие своим потом свою благословенную землю, галилеяне, быть может, были равнодушны к красоте формы и к искусству, не знали роскоши. Да, главным в их жизни была работа на земле. Но проживали они в самой красивой и плодородной части Палестины. Приезжие современники сравнивали её с раем. Долины и горы Галилеи почти все были покрыты богатой и разнообразной растительностью. Плодородие её земли не уступало плодородию берегов Нила. Всю весну поля Галилеи представляли собой сплошной нерукотворный ковер из цветов всех существующих оттенков. Ни в одной из других областей Палестины горы не расположены так живописно и романтично, как в Галилее. Галилеяне не могли не любить свою родину. Любовь к родине неразрывно связана с протестом против иноземного владычества. С несоразмерной любовью к своему, родному, в том числе — к Богу отцов своих. Может, потому рождались здесь такие, как Иуда Галилеянин, или, как принято его ещё называть, по имени его родной местности, Гавлонитянин?

Именно здесь, у подножия одной из вершин, Великий Человек подарил миру свою самую бесценную проповедь. Можно представить себе один, всего лишь один день из его прекрасного детства…

Свежая прохлада опустилась на долину с вершин гор Галаада. Покрылась рябью поверхность Генисаретского озера. Лёгкий ветерок, спрыгнувший с близлежащих гор, виной тому, что озеро исказило в своем зеркале отражение неба, быстро розовеющего под лучами пробивающегося солнца. Разгоняя утренний туман, поднимающийся над многочисленными ложбинами и озером, над темными базальтовыми скалами, на радость асфоделям и ферулам [74] всё выше и выше взбегает на небосвод солнце. Под его лучами просыпается долина Иордана и высокие равнины Переи, расположенные между горами Сулем и Табор. Круглые формы этих вершин седая древность сравнивала с прекрасной женской грудью. Утро будит природу Галилеи, умывая её прозрачной росой, и настраивая её своей райской красотой на божественную песню. И, с радостью повинуясь этому неземному настрою, где-то в небе, за гранью мирской суеты, начинают щебетать, куковать и пересвистываться птицы. Горлицы воркуют на деревах, потатуйка порхает взад и вперед, светло-голубая сизоворонка, подобная живому сапфиру, носится над полями.

В нескольких километрах к югу от Циппори [75], на первых чуть лениво приподнятых предгорьях Нижней Галилеи, которые обрамляют с севера Израэльскую равнину, находится Н’цэрет [76]. Убогие белые домики — лачуги, беспорядочно рассыпанные в долине и по склону холма, утопают в оливковых рощах и виноградниках. У подножия холма — единственный источник в нижней части Н’цэрета, радует людей кристально-чистой водой, а рядом с ним начинает свой короткий, но трудный бег в гору улочка-лесенка. Воздух вокруг напоён неповторимой смесью запахов кислого молодого вина и свежих козьих лепешек.