Вот придет кот

— читает наш Егор заголовок, на полстраницы размазанный.

Во, во! Мочили б друг дружку почаще, меньше бы ОМОНу корячиться.

И вспоминает он, как на прошлой неделе, сидя в уазике, слушал пальбу на пустыре за двенадцатым домом. Как напарник его, Васька Рогов, козлик молодой, всё норовил туда сунуться. Как лениво чистил ему мозги старшой — лейтенант, а после того сам, пыхтя, вылез из уазика, отлил за кустами и велел дураку-Ваське в ОМОН звонить.

Тихо тогда отъездились. Вот только потом, когда майора-омоновца каким-то бесом в участок занесло, накладка случилась. Выступать начал майор не по делу, с лейтенантом поцапался, мандавошками всех обозвал, от бутылки отказался, хоть и предлагали, как человеку. Неприятный осадок от той ночи остался у Егора. А ведь тихая ночь вроде была…

— читает он дальше в журнальчике.

И воображает себя Егор на месте того копа. Ведь и он когда-то, пацаном еще, иначе представлял себе тоскливую жизнь свою. Не о том он мечтал, чтоб с бомжами возиться, лотошников потрошить, старух-торговок гонять. Думал он «save and service». Думал «защищать и служить», как на тех копских значках написано. (Видел он этот сериал по телику, видел.) Только б их, америкосов, сюда, в тех рубашечках наглаженных, на тех автомобилях мордастых. Поездили б по колдобинам, дали б им бензину — полбака на тачку. И рацию бы им — такую, как у Петьки Хныкина в машине, и зарплату бы — как у него, у Егора. А хоть и как у лейтенанта. И за гроши эти схлестнулись бы они с «быками» на «мерседесах» — при стволах, при мобильниках, при сканерах. Карманы от баксов пухнут, крыша — хрен подступишься, руки поотрывают… Назащищали бы тогда, сявки! А эдак, как в фильмецах ихних, эдак любой дурак сможет.

И представляет себе Егор, что едет он по городу Нью-Йорку в тачке полицейской, навороченной, где компьютеры и прочие прибамбасы. Едет, весь кольтами обвешанный, рядом с героем-напарником Сильвестром-Сталлоне-Арнольдом-Шварценеггером.

И мерещится ему, как подъезжают они к небоскребу. (Нет, лучше к складу заброшенному такому, с воротами железными. Сарай, в общем. Только здоровый, каменный.)

Не торопясь, вылезает Егор из машины — сначала нога его в ботинке показывается, словно в том сериале, а потом весь он — форма с иголочки, фуражка с кокардой, бляха на груди.

Девки на тротуаре кипятком писают.

Сарай, понятное дело — не просто сарай. Наркоту прячут. И хмырей с автоматами там — до и больше.

Подходит Егор вразвалочку к железным дверям и ногой по ним с размаху — хрясь!..

Но эти, в сарае, тоже не пальцем деланные. И двери у них — не картонки хрущевские. Однако и Егор не салага. Save and service он, а не абы что. Возвращается он, значит, к тачке и достает помповое ружье. Там, в машине, две таких дуры у сидений присобачены. По стволу на рыло.

Берет Егор ружье, оборачивается к сараю, нажимает курок, и… Привет, Маруся! Разлетаются железные двери, густой дым валит, в дыму чурки косоглазые мечутся и босс их главный — козел упакованный из штата Техас. Все носятся, орут и в Егора, естественно, палить начинают. Ну, пули-то его не берут, чихал он на эти пули. Но тут главный босс достает базуку и целит прямо в грудь, прямо в значок серебристый.

И видит Егор, что плохо дело.

Щурится козлина техасская, рот свой белозубый кривит, ухмыляется. А патроны-то у Егора закончились! Закончились, бляха-муха!

Только не зря есть у Егора напарник. И всегда может Егор в трудную минуту рассчитывать на верного своего друга Сталлона-Шварценеггера. Напрасно лыбится бандитская морда! Хлопает дверца за спиной Егора, вылезает из тачки Арнольд-Сильвестр, достает свой кольт и высаживает в поганую рожу всю обойму. Потом второй кольт достает и еще одну обойму разряжает.

Кранты, абзац!

Нет, постой… Не всё еще… Хоть и достали арнольдовы пули мафиоза, живуч оказался, зараза. Уполз, спрятался в сараюге.

Бросается тогда Егор в дымный сарай, вцепляется мертвой хваткой в жирного гада. Поднимает его, долбает об стенку, подбрасывает над собой, ловит на лету и в угол швыряет.

Лежит козлина на цементном полу, не в силах пошевелиться. А тут и Арнольдушка подоспел. Сигару достает и предлагает Егору шлепнуть мафиозную тварь тут же, немедля.

Но нельзя сразу мочить. Поговорить полагается.

Медленно, медленно подходит Егор к техасской вонючке, кладет руку ему на плечо и цедит сквозь зубы: «Вы, — говорит, — имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, — говорит, — может быть использовано против тебя, сучка… Но коли баксов невпроворот, можешь адвоката нанять. И вооще, всяких там прав — качать не перекачать…»

(Повезло тебе, гад, покачал бы ты у меня в России, в участочке. А теперь лежи, чмо, и не рыпайся.)

Слушает егорову речь техасский босс, но времени зря не теряет. Пока Егор насчет прав его распинается, он за спиной мину быстрехонько мастерит.

Только кончил Егор говорить, как — раз!.. Швырнул в него козел мину, а сам заржал. И хоть успел Арнольд-Сильвестр из-за плеча пальнуть, хоть снес башку паразиту, да только остался лежать на полу подарочек. Лежит чертова мина, проводки из нее торчат, а сверху огонечки мигают. Десять секунд осталось до взрыва!.. Девять… Восемь…

Другой бы наложил в штаны. Но не таков Егор. Молча садится он на пол, смотрит пристально на проводки разноцветные и решает — какой бы ему перекусить?

А секунды бегут…

— Режь скорее! — долбит за спиной напарник. Пусть и Шварценеггер, да нервишки-то не железные.

— Не ссы, — отвечает ему Егор. — Прорвемся… Сейчас, только проводок выберу.

По правде говоря, знает он, что один бес — какой резать. Какой ни выбери — не ошибешься. Не было еще такого, чтоб кто ошибся. Надо только выждать, пока последняя секунда отстукает.

«Пять… Четыре… Три… Два…» — считает за спиной Арнольдик.

И тут…

И тут все прахом идет. Дрожит и тает небоскребный город Нью-Йорк в тумане, гикается в свой Гудзон.

Раздается стук, и какая-то сволочь распахивает дверь в комнатушку Егора.

Поднимает он голову и видит перед собой Петьку Хныкина.

«Чего сидишь? — лениво цедит Петька. — Кончай бодягу. У шестого дома ларек открыли. Пошли стричь».

И топает Егор стричь ларек… Такая у него жизнь — куда денешься?

Понять можно.

И светило наше, гаранта стабильности нашей тоже можно понять.

Умом величия не охватить, аршином общим не измерить, но если отвлечься от функции… Все ж люди, все человеки.

Вот жил себе человек и жил. Мечту в детстве лелеял — походить на героя со щитом и мечом, рисковать жизнью в тылу врага. Глядел с завистью на каменную громадину возле Литейного моста, где сидели в кабинетах бойцы незримого фронта.

Мечта сбылась. И хоть в логово к врагу не послали, но и Дрезден, считай, на границе с тем логовом. Вначале, может, и тосковал о другой работе, геройской — стрельба, погони, шифры, ключи. Но потом втянулся, обрел смысл жизни, сделался «специалистом по общению». Текучка порой заедала, да где ж без нее, без текучки? Коли заест, можно пройтись по городу, постоять над Эльбой, выпить пивка в одиночестве за маленьким столиком. А совсем заест, так Саксонская Швейцария недалеко. Пусть и не та Швейцария, но зато двадцать минут езды.

Год проходит, второй, третий, четвертый, должности меняются, новые звездочки на погонах. Служишь исправно — знаешь, с чего начинается Родина. А теперь знаешь, и где кончается. В душе порядок и вокруг порядок. Полный орднунг, куда ни глянь.

И вот в одночасье всё рушится…

Кто виноват? Кто великую страну развалил, державу?

Ну, ясно кто — враги. Не ЦК же КПСС.

А «страна» — это как? Без ЦК? И кто державу держал?

Нет, если так размышлять, далеко зайти можно. Проще — враги. Учили же: мир так устроен. Не кулинарный техникум за плечами — Высшая школа КГБ.