Взыскание погибших
Взыскание погибших читать книгу онлайн
Эта книга выходит к 100-летию страшной революционной катастрофы, разрушившей Российскую империю. Безбожники подняли руку на помазанника Божия и его семью, на православную веру. Русская земля сплошь полита кровью мучеников, которую называют семенем христианства. Книга Алексея Солоницына повествует о восшествии на голгофу святых царя-страстотерпца Николая и его Августейшей семьи, об их ритуальном убийстве, о святых князьях Борисе и Глебе, о убиении монахинь Иверского монастыря. Все они прославили Господа, и их подвиг навеки запечатлен в истории Русской Православной Церкви.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Но мысль нельзя было остановить. Отец Иоанн читал «Записку о ритуальных убийствах» Владимира Ивановича Даля, где описывались злодеяния, совершаемые иудеями с древнейших времен. Составитель знаменитого «Словаря живого великорусского языка» исследовал и исторически точно записал свидетельства о ритуальных убийствах младенцев, известных в Испании, Франции, Германии и России. Вплоть до самого последнего, потрясшего всю страну, известного как «Вележское дело», когда ритуально был убит мальчик трех с половиной лет — Федор Емельянов — в городе Вележе Витебской губернии.
Для ритуальных убийств выбирали именно невинных младенцев и обескровливали их особыми ритуальными способами. Кровь употреблялась в мацу. Тела жертв не хоронились, а выбрасывались, как падаль, в какое-нибудь подлое место. Или сжигались, разрубленные на жертвеннике…
«Нет, этого не может быть! — продолжал молиться отец Иоанн. — Господи, разве это возможно? Я знаю, нам не дано понять теперь замысел Твой… А посему не так, как я, ничтожный, а как Ты хочешь. Ведь Отец Твой Сына Своего возлюбленного отдал на поругание, чтобы Его смертью спасти всех нас. Господи, Господи, велика Твоя сила и безгранична Твоя власть! Спаси нас и помилуй…»
Отец Иоанн молился, стоя на коленях, и слезы текли по его щекам и бороде. Матушка тихо вышла из кабинета, держа в руках кружку с заваренным «индейским» чаем.
Глава восьмая
Молитва
15 июля 1918 года. Утро
Семья вставала утром в восемь часов. Собравшись в одной комнате, свершали утреннее молитвенное правило и шли завтракать.
После завтрака разрешалась на тридцать минут прогулка, а потом, до обеда, назначенного в три часа дня, занимались чтением и рукоделием. Больше заняться было нечем. Алеша придумал делать цепочки из проволоки для своих игрушек, но и эта затея скоро ему надоела.
По примеру отца, который постоянно вел дневник, Ольга завела тетрадь, куда записывала понравившиеся ей стихи, песни.
Тетрадь была и у государыни, но она записывала туда свои наблюдения. Иногда она зачитывала их детям.
Ольга, когда уставала вязать или вышивать, садилась к столу и раскрывала свою тетрадь. Здесь и письма. Если писали письмо от имени всех сестер, то текст сочиняла Ольга, остальные или подсказывали фразы, или поправляли отдельные слова. Подписывались: «ОТМА». (Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия).
Ольга старается подражать отцу. Она больше других похожа на него характером, хотя учитель французского, а в последние годы наставник Алексея Петр (Пьер) Андреевич Жильяр говорит, что в характере Ольги есть и материнские черты. Это, например, склонность к философии (мама в молодости окончила философские курсы в Оксфорде), любовь к поэзии и музыке, вообще к искусствам.
Ольга рисует и вышивает столь же хорошо, как и мама, и ее голос такой же выразительный и певучий, как и у государыни.
Но основные черты все же отцовские. Это можно сразу увидеть, хотя бы только раз взглянув в ее серо-голубые глаза. Кто-то из придворных назвал их «лесными озерами», какие бывают в наших северных русских краях. Они задумчивые, тихие, в них глубина и тайна. Может быть, именно в одном из таких озер сокрыт град Китеж, жители которого не сдались врагу, а ушли на дно озера и остались там со своей верою и укладом жизни.
Ольга знает это предание и любит его так же, как и музыку композитора Римского-Корсакова, который написал прекрасную оперу на этот сюжет.
Если светит солнышко, озеро серебрится, весело играет тысячами искр. Они летят прямо в сердца тех, кто находится рядом. Если случается беда, наползают тучи, то озеро темнеет, по нему бегут волны, и становится грустно, а иногда даже больно.
Ольга ростом выше всех сестер. Стройная, с высоким чистым лбом, густыми темно-русыми волосами, которые обрамляют ее лицо с четко обозначенными скулами.
Ольга отличалась от сестер более живым восприятием, пытливым умом. К ней обращались, когда не могли найти ответ на какой-нибудь вопрос, связанный, например, с изучением языков.
Все в семье искренне верили в Бога, но у Ольги эта черта выразилась так же сильно, как и у отца. То есть нельзя сказать, что государыня или, например, Татьяна, верили в меньшей степени, чем государь и его любимая дочь. Нет, дело заключалось в том, что вера отца и дочери была более приближена к народной русской вере, чем у других членов семьи. Как это произошло, объяснить невозможно. Но для себя самой Ольга объясняла это тем, что русским и церковнославянским языками она интересовалась больше всех других предметов.
Она любила изучать происхождение слов, выстраивать в ряд синонимы, которых в других языках было крайне мало по сравнению с русским.
Наш язык красочен, богат, в нем можно найти такие разные глаголы, имена существительные и прилагательные, которые, выражая как будто бы один и тот же смысл, придают выражению иные оттенки, как на картинах Рембрандта.
Слова с одинаковым начертанием, но разным значением можно было найти и в других языках. Это забавляло, вызывало улыбку, и только. А есть богатство и разнообразие оттенков смысла. Сопоставляя, видишь, что они позволяют докопаться до подлинного, глубинного значения слова. Она поняла, почему Пушкин в «Пророке» написал: «Глаголом жги сердца людей». «Глагол» в переводе с церковнославянского означает «слово», «речь». Но это та речь, которая передает не только видимое, но и невидимое.
Когда ее спрашивали, что такое поэзия, она вспоминала Лермонтова:
Вот это и есть поэзия.
Услышать, что говорят звезды, увидеть, как сквозь туман «кремнистый путь блестит», может только тот, кому Господь дал возможность выразить то, что другие лишь смутно чувствуют. Такое же, но еще более сильное воздействие на нее оказал церковнославянский язык — праматерь языка русского.
Она вспоминала, как ее поразило значение глагола «взыскать». Глагол заинтересовал ее в связи с иконой Богородицы «Взыскание погибших».
Она не поняла, почему Божия Матерь должна «взыскивать» (то есть требовать ответа, наказывать) погибших. Богородица — Защитница и Заступница, Она вымаливает прощение у Господа за каждого, кто прибегает к Ее помощи. Русский народ настолько сильно почитает Божию Матерь, столько храмов построено в Ее честь, столько явлено чудотворных икон на русских просторах, что землю нашу не зря зовут «Домом Пресвятой Богородицы».
Почему же Она должна «взыскивать»? Икона-то чудотворная, любимая в народе!
Все встало на свои места, когда Ольга узнала, что «взыскать» означает «найти, прилепиться, обрести». То есть я, найдя, узнав Богородицу, молюсь, прилепляюсь к Ней, и Она становится моей Заступницей. Значит «взыскание» — это «спасение».
Но и это не объясняет полноты смысла сокровенного слова. В нем есть тайное, непереводимое, что понятно без всяких толкований лишь верующему человеку. Разговор с Небесами может быть именно на таком языке.
Пустыня «внемлет» Богу. Если бы Лермонтов употребил другой глагол, например «слушает», величавость и сокровенность стиха сразу бы разрушилась.
Сосредоточиться не так-то просто, потому что снята дверь и слышно, как переговариваются охранники. Они сторожат впятером и меняются по несколько раз в день.
Юровского просили навесить дверь, но он отказал на том основании, что «возросла опасность».
— Но если возросла опасность, как раз и надо навесить дверь, — возразила Юровскому Маша.
Он сразу даже не нашелся, что ответить.
— Без двери мы как раз беззащитны, — продолжала наступать Маша. — И потом, господин комендант, нельзя ли объяснить вашим революционным бойцам, что подглядывать за девушками, когда они находятся в уборной, не только неприлично, это скотство?
— Прекратите сочинять! — рявкнул Юровский.
— Сочиняю как раз не я, а ваши революционные бойцы, — не унималась Маша. — Вы почитайте, какие надписи они сделали в уборной. А какие рисунки! Наскальные рисунки первобытных людей намного благородней, чем «творчество» ваших революционных бойцов.