Рабиндранат Тагор

Меланхолия, разлитая по всему циклу, может показаться наивной и незрелой, но никто не смог бы назвать ее неискренней или преувеличенной. Сам автор в поздние годы краснел, вспоминая некоторые стихотворения, и хотел бы исключить их из собрания сочинений. Но он твердо защищал их от упреков в фальшивой аффектации. "Тот, у кого хорошее зрение, может насмехаться над юношей, носящим очки, будто он носит их как украшение". В человеческой жизни есть период, писал Тагор, когда единственная истина — это "страдания неясности"; выражение этого неясного чувства не может быть ясным, но его нельзя отбрасывать как несущественное. "Грусть и боль искали выражения в "Вечерних песнях", корни их были в глубине моего существа. Как сознание спящего борется с кошмарами, стараясь пробудиться, так и подавленная внутренняя суть человека сражается, чтобы освободиться от угнетающих ее воздействий и вырваться на простор. Эти "Песни" — история такой борьбы".

К этому времени уже была опубликована его яростная полемическая статья "Торговля смертью с Китаем", в которой он обвинял англичан в торговле опиумом в этой стране. Его симпатия простиралась далеко за границы родины, и он уже начинал обличать зло, где бы его ни находил. Всю жизнь, от рождения до смерти, отличительной чертой его натуры была двойственность: с одной стороны, напряженное самоуглубление, с другой — мужественное участие в разрешении мировых проблем. Эта двойственность никогда не исчезала, но и равновесие духа никогда полностью не нарушалось. Лишь характер взаимодействующих сил менялся со временем и с обретением опыта. Мрачная самоуглубленность сменилась со временем спокойной и безмятежной созерцательностью, а интерес к внешнему миру, к природе и людям расширил горизонты души поэта и углубил его способность к сопереживанию.

Одинокий, недовольный собою, Рабиндранат обратился к отцу, который по обыкновению находился в Гималаях, с просьбой разрешить ему вновь поехать в Англию и продолжать занятия юриспруденцией. Тот ответил согласием, и 20 апреля 1881 года юноша второй раз отплыл в Англию в сопровождении племянника.

Второе путешествие в Англию оказалось неудачным. Племянник, Шоттопрошад, сопровождавший его в путешествии, незадолго перед тем женился и, как только корабль отплыл из Калькутты, плохо себя почувствовал — на него в равной степени неблагоприятно действовали морская качка и разлука с супругой. К тому времени, как пароход приплыл к Мадрасу, он решил вернуться домой. Но ему не хватало храбрости, чтобы в одиночку предстать перед грозным Махарши. Тогда он уговорил своего молодого дядюшку возвратиться вместе с ним. Похоже, что дядя охотно согласился, может быть, потому, что он тоже оставил свое сердце дома. Во всяком случае, он представлял себе серьезные последствия такого решения и потому проделал весь путь до Моссури в восточных Гималаях, где пребывал отец, чтобы лично объясниться с ним. "Я явился к нему, — писал он, — дрожа от страха. Но отец не выказал никакого раздражения, наоборот, казалось, что он доволен. Должно быть, он увидел в моем возвращении благость провидения".

Из Моссури он отправился во французское владение Чондонногор, недалеко от Калькутты, где на вилле на берегу Ганги жил тогда его брат Джотириндронат с женою. Там он провел один из самых счастливых периодов своей жизни — "те несказанные дни и ночи, томные от радости, печальные от желания". Усадьба, в которой они жили, называлась "Вилла Морана". Это был большой, беспорядочно построенный дом с террасами и лестницей, спускающейся к берегу реки. Часто они все трое, два брата и дама, царившая в обоих сердцах, проводили время, катаясь на лодке. Рабиндра пел или самозабвенно сочинял музыку. Джотириндронат аккомпанировал ему на скрипке. Тогда-то ощутил Рабиндранат очарование речной жизни в Бенгалии, которое звучит в его поэзии как убаюкивающая мелодия. В этот период были написаны милые, очаровательные заметки — случайные записи и фантазии. Он писал и литературно-критические статьи, а также работал над своим первым зрелым романом "Боутхакуранир хат" ("Берег Бибхи").

В поэзии и литературной критике Рабиндранат уже обрел индивидуальность и создал форму, соответствующую его таланту. Но в повествовательной прозе ему еще только предстояло найти себя. Первый роман его — историческая мелодрама, подражание Бонкимчондро Чоттопаддхаю, славившемуся тогда как "бенгальский Вальтер Скотт". Неудивительно, что после выхода романа Рабиндранат получил письмо от знаменитого писателя, поздравлявшего его с крупным достижением, предвестником будущих литературных побед. Суть сюжета заключается в следующем. Храбрый, но жестокий махараджа преследует своего сына, единственная вина которого состоит в том, что он болеет за свой страдающий народ. В конце концов юношу отправляют в ссылку. По пути в священный город Бенарес он должен доставить свою сестру во владения ее мужа. Однако, явившись туда, они узнают, что раджа тем временем взял другую жену. Опечаленная сестра решает сопровождать брата в его странствии. Место, где останавливалось их судно, до сих пор известно как "Берег Бибхи".

Роман этот не принадлежит к числу шедевров, но историческое значение его несомненно. Он словно маленькая теплица, где восходят семена, чтобы потом быть рассаженными по грядкам. Многие ситуации и герои, которые появятся в поздних произведениях, впервые встречаются здесь. Это и раджа, безразличный к благу народа; и принц, стремящийся искупить зло, приносимое его отцом; и простой, добросердечный старик, наивный, но обладающий неосознанной мудростью и человечностью, воплощающий авторскую философию жизни; и юные девушки, любящие и ненавидящие, но всегда более живые и подвижные, чем мужчины.

Когда завершилась эта идиллия на берегах Ганги, оба брата и Кадамбори Деби вернулись в Калькутту и поселились около Чауринги, расцветавшего тогда аристократического квартала, на Шодор-стрит, недалеко от того места, где сейчас находится музей.

В этом скромном доме в самом центре быстро разрастающегося города юный поэт впервые пережил особое духовное откровение. Однажды утром он стоял на веранде, наблюдая, как восходящее солнце поднимается над кронами деревьев в конце лужайки. "Внезапно, — рассказывает он, — словно пелена спала с моих глаз, и я ощутил, что мир купается в удивительном сиянии, и волны красоты и радости накатываются со всех сторон… Невидимая ширма банальности, стоявшая меж мною и всеми вещами и людьми, вдруг исчезла, и их первозданное величие наполнило мое сознание".

Само по себе такое переживание не является чем-то из ряда вон выходящим. Большинство людей в той или иной форме, в то или иное время переживали нечто подобное, особенно после долгого периода недуга или печали, когда мы внезапно заново открываем жизнь во всей ее красоте. Но в случае с Рабиндранатом уникальными остаются потрясающая интенсивность переживания и его длительность, так что впечатление о нем ясно сформировалось в его сознании. Пока оно длилось, поэт, казалось, видел и слышал не только глазами и ушами, но и всем своим существом. Это было словно бесконечное чудо. Четыре дня он прожил в обостренном восприятии окружающего. Все вокруг казалось более ярким, более реальным, более прекрасным и более счастливым. Чета, проходящая по улице бок о бок, мать, играющая с ребенком, корова, бочком подходящая к другой и облизывающая ее языком, — все эти обыденные вещи обрели вдруг неизвестное раньше значение. Все вокруг, каким бы ни было пустяковым, казалось, требовало внимания и звало вырваться из клетки своей души.

К концу четвертого дня состояние невиданной легкости исчезло, и в этот момент Рабиндра завершил, как он писал, "пограничный возраст", куда не проникают прямые лучи правды и где тени преследуют друг друга: