Ночи Истории

— Вас плохо информировали, ваше величество, — обратился я к Филиппу, — этот союз не является делом рук вашего брата. При всех своих мечтах о королевском престоле, дон Хуан предан вашему величеству.

— Вы знаете, что такое искушение? — спросил меня король, когда мы остались наедине. — У искушения существует порог, за которым человек, как бы он ни был силен, не способен уже сопротивляться. Негодяй Эсковедо искушает моего брата изо дня в день, изобретая все новые и новые планы завоевания престола. Насколько еще хватит преданности дона Хуана, ответьте мне! Поверьте, Антонио, я больше не чувствую себя в безопасности. — Некрасивое лицо Филиппа покрылось красными пятнами, его пальцы нервно теребили редкую бородку. — Я чувствую угрозу, исходящую от Эсковедо, и это чувство усиливается с каждым днем. Удар может обрушиться в любую минуту. Этот человек должен умереть прежде, чем он сможет убить меня.

Я пожал плечами, считая, что король сильно преувеличивает значение Эсковедо.

— Государь, он всего лишь жалкий интриган и фантазер. Ничтожество, вообразившее себя невесть кем. Но он нам все еще полезен. Его смерть лишит нас последнего источника информации о планах и действиях дона Хуана. — Я успокаивал короля, как умел, но и сам уже был заражен его тревогой и опасениями. Мне хотелось выполнить свой долг перед Филиппом, но в то же время я не желал Эсковедо смерти. Поэтому я тянул, выжидал и, в сущности, бездействовал, надеясь, что время расставит все по своим местам. Но Эсковедо сам подтолкнул меня к решительным действиям.

Королевский двор — отвратительное место. Грязные слухи и досужие домыслы цветут в его коридорах пышным цветом, а скандалы и сплетни составляют единственное развлечение придворных. Целиком поглощенный любовью к Анне и государственными делами, я держался в стороне от дворцовой жизни. В последнее время мы с Анной часто появлялись на людях вдвоем, я не делал тайны из своих визитов к ней, а несколько раз мы вместе посещали оперу и бой быков. Король знал об этом и даже поощрял мою заботу о герцогине, считая, что я делаю это из преданности ему. Эсковедо, знакомый с герцогиней Эболи еще со времен своей службы у герцога, тоже частенько наведывался в ее дом. Как-то раз, выходя вместе со мной от герцогини, Эсковедо завел разговор, открывший мне глаза.

— Дон Антонио, — начал Эсковедо, — я очень ценю все, что вы для меня сделали. Я считаю себя вашим преданным другом и хотел бы дать вам дружеский совет. Вам не следует так часто появляться у герцогини. — Он доверительно взял меня под руку. — О вас, о ваших визитах уже пошли сплетни, о них говорят все, кому не лень.

Я попытался высвободить руку, но он вцепился в мой локоть, как клещ.

— Не горячитесь, прошу вас, — продолжал он. — Я ведь говорю вам это из самых добрых чувств, поверьте. Мне будет жаль, если вы попадете в беду.

— Я не нуждаюсь в ваших советах, — резко ответил я, вырвав наконец руку из его цепких пальцев. — Вы, а не я, нуждаетесь сейчас в дружеском совете, как никто в Испании!

— Вы не поняли меня, дон Антонио, — настаивал наглец.

— Я ведь друг не только вам, но и герцогине Эболи. Она всегда была добра ко мне. Но о ваших визитах в ее дом действительно шепчутся во всех закоулках дворца. А если какой-нибудь недруг шепнет об этом королю?

Рука моя дернулась к эфесу шпаги, кровь вскипела в жилах и слепая ярость ударила в голову.

— Еще одно слово, — сквозь зубы процедил я, — и моя шпага продырявит вас насквозь! — Я резко остановился и обернулся, глядя прямо в его необычные для испанца, водянистые, рыбьи глаза. Он мгновенно стал серьезен — возможно, не предполагал, какое действие окажут на меня его слова. Затем легко рассмеялся, отступил на шаг и сказал:

— У вас слишком горячая кровь, дон Антонио! Я к вашим услугам в любое время. Но мне не хотелось бы ссориться с вами. — Он снова взял меня под руку. — Мы так долго были друзьями. Поверьте, мною руководит лишь чувство беспокойства за вас и за герцогиню.

Я успокоился, осознав, какую глупость совершаю, выказывая свой гнев. Дальнейший путь мы проделали в молчании, не возвращаясь к прерванному разговору. Но на том все не закончилось. Напротив, этот случай был лишь предвестником будущих событий.

На следующий день я застал Анну в слезах. Эсковедо нанес ей визит незадолго до меня и завел с нею тот же самый разговор, что и со мной.

— Донна Анна, о вас говорят, — начал он, — о вас и об Антонио Пересе. Слухи разрастаются как снежный ком. Они могут иметь самые неприятные последствия для вас обоих. Я осмеливаюсь говорить вам об этом только потому, что считаю себя вашим другом и должником. Я всегда ценил вашу доброту и мне хотелось бы помочь вам.

Все это Эсковедо произнес с доверительной улыбкой Герцогиня уже при первых его словах поднялась и всю его речь выслушала стоя, надменно вскинув голову. Эсковедо во время своего монолога подошел к Анне и даже попытался взять ее за руку. Она, до этого момента терпеливо слушавшая, вздрогнула и отдернула руку, не сумев скрыть брезгливости.

— Уходите. Оставьте меня. Вы мне отвратительны. Не смейте больше переступать порог этого дома! Дела господ не могут касаться лакеев!

Эсковедо пытался сказать еще что-то, но Анна его не слушала и ему пришлось уйти.

Когда Анна рассказывала мне об этом разговоре, лицо ее было бледным от тревоги к гнева. Я попытался успокоить ее, обещал как следует проучить Эсковедо за дерзость, но Анна корила себя за несдержанность и неосторожность. Этот человек, злобный и мстительный по натуре, вполне был способен отправиться к королю с доносом. А ревность и подозрительность Филиппа довершили бы начатое. Основания для тревоги были самые серьезные. Мы оба вели себя глупо. Но главным для меня сейчас было одно — успокоить Анну. Она прильнула ко мне вся в слезах.

— Прости меня, Антонио. Это все моя вина, только моя. Я всегда знала, что любовь ко мне ставит тебя под удар. Мне следовало бы быть умнее и сильнее. Я навлекла на тебя смертельную опасность: Эсковедо отправится к Филиппу, и тогда мы пропали.

— Эсковедо никогда не осмелится на это, любовь моя. Он рассчитывает на меня, надеется, что я помогу ему в удовлетворении его амбиций. Если он уничтожит меня, то и сам окажется не у дел. Он хорошо понимает это, поэтому не осмелится пойти к королю. — Я крепко сжал Анну в объятиях, чувствуя, как она дрожит. Ушел я от нее лишь тогда, когда она успокоилась и повеселела. Но у самого на душе было невесело, сердце предчувствовало беду. И беда не заставила себя ждать.

Я вышел от Анны в глубокой задумчивости и не сразу заметил, что какой-то человек следует за мной по пятам с явным намерением заговорить. Темнота и черная шляпа скрывали его лицо. И только когда он заговорил, я понял, что это вновь Эсковедо.

— Итак, дон Антонио, — сказал он с угрозой, — вы, я вижу, не вняли моему дружескому предупреждению.

— Вы тоже, — ответил я спокойно и серьезно, продолжая быстро идти.

Он не отставал от меня. Хотя час был поздний, улицы все еще были полны праздной публики. Я хотел избежать ссоры, ведь мое лицо многим было хорошо знакомо. Я стремился уйти подальше от людных улиц.

— Донна Анна, вероятно, рассказала вам о нашей с ней беседе? — снова начал Эсковедо.

— Да. И о том, как она ответила на вашу дерзость, тоже рассказала. Герцогиня была слишком мягка с вами.

— Она оскорбила меня! Назвала лакеем! И вы называете это мягкостью?! Такое оскорбление смывают кровью! — яростно прошипел Эсковедо. Он замолчал, ожидая моего ответа. Но я не считал нужным отвечать. Не выдержав молчания, он продолжал:

— Знаете ли вы, дон Антонио, что вы настолько скомпрометировали герцогиню, что кое-кто из ее родственников всерьез подумывает вас убить?

— Многие хотели бы убить меня, но это не так-то просто. Антонио Переса убить нелегко, и вы убедитесь в этом сами, если будете продолжать надоедать мне или герцогине Эболи!

— Вы мне угрожаете? Но вы забыли, что, хоть я и лакей, однако вы и донна Анна находитесь в моих лакейских руках! Убивать вас я не собираюсь, но я способен уничтожить вас обоих одним лишь словом! Я могу рассказать… да, рассказать о вас такое, что вам не поздоровится… Я могу немедленно отправиться к королю и описать ему, как его возлюбленная находит утешение в объятиях его верного друга!