Призвание варяга (von Benckendorff) (СИ)

Россия в ту пору думала воевать с Швецией, но восстанье в Лифляндии ускорило дело. Увы, меж нами и русскими лежала Эстляндия — крайне шведская по своим корням и пристрастиям. Русские сие не учуяли и Северная война началась с разгромного пораженья России под эстляндскою Нарвой. (Войска русских не были готовы к войне и Петр, идя к нам на выручку, переоценил свои силы.)

Но и шведы недооценили событий в Лифляндии. Торговля по Даугаве была перерезана и вся Прибалтика стала шведам в убыток. А война в местных болотах истощила шведскую армию. Венцом же нашей нелюбви к скандинавам стала Полтавская битва.

Средь сражения немецкие полки Шлиппенбаха напали на шведов с фланга и тыла. Те попали в полное окружение и были без счету истреблены русскими и лифляндцами. В благодарность за это лифляндские лидеры получили чины в русской армии, а правителем всей Лифляндии назначен мой прадед — Карл Иосиф фон Бенкендорф.

Кроме того, Лифляндия получила от русских «Свободу», коя заключается в том, что русские не смеют ставить хоть кого-либо на самый мелкий пост в нашей стране. Так правление Бенкендорфов закрепилось указом Петра.

И мы с той поры Верой и Правдой служим России и дому Романовых.

Свадьба прошла по-семейному. С нашей стороны были Эйлеры. Сам Леонард Эйлер, а также все его сыновья с семьями. Математик и механик Иоганн Альбрехт, по чьим эскизам делались в ту пору мосты в Империи со своим зятем — Александром фон Кноррингом (будущим тифлисским генерал-губернатором). Личный врач Ее Величества Карл со своими зятьями — доктором Шимоном Боткиным и батюшкой царскосельского прихода Михаилом Сперанским. А из Сестрорецка прибыл астроном и главный оружейник Империи генерал-лейтенант от артиллерии Кристофер Эйлер, который в ту пору стал директором тамошнего завода. (Вскоре у моего деда Кристофера появится новый, молодой секретарь и зять — Алексей Андреевич Аракчеев.) Мир — тесен.

Со стороны Шеллингов присутствовала одна моя бабушка — Государыня Императрица Екатерина Великая, а со стороны жениха — его мать Софья Елизавета Бенкендорф (бонна Наследника Павла), урожденная Ригеман фон Левенштерн, с дочкой и зятем — Арсеньевыми (дедом и бабкой моего племяша Миши Лермонтова). С четвертой стороны не было никого. (Бенкендорфы не ездят в Россию.)

Весной 1781 года в Риге в фамильном доме семейства Бенкендорф родился мальчик, которого назвали в честь сына Наследника Павла — Александром Бенкендорфом. Просто Александром, без Карла. На этом настояла бабушка мальчика Софья Елизавета — она ненавидела Бенкендорфов и сказала: «В моем доме не будет сих мужиков — Карлов!»

Это был не я. Мой старший брат родился форменным идиотом и помер через месяц после рождения. В 1782 году родилась мертвая девочка и тогда все вспомнили о «проклятьи фон Шеллингов».

Как я уже доложил, болезнь эта не лечится, но разрешима, если оба родителя имеют «проклятую» Кровь.

Анализы показали, что у матушки не может родиться ребенок от Бенкендорфа. Их «крови» полностью не совпадали. А все матушкины кузены остались в Германии, да и не могли они «мараться с еврейкой». (Я уже доложил о прусском законе по этому поводу.)

Поэтому матушка написала тетке письмо, в коем просила дать ей развод. Бенкендорф пил, не просыхая, иной раз подымал на матушку руку, не умел, да и не хотел заниматься ни Ригой, ни латышами и матушка просто устала от всего этого.

В ответ на сие из столицы прибыл нарочный с приказом немедля явиться на аудиенцию к самой Государыне.

Матушку вводят в спальный покой. В комнате жарко и душно, — кругом тяжкий запах жасмина и парафина. На улице уже утро, но здесь — полумрак из-за плотных и темных занавесей и мерцанья десятков свечей.

Добрую половину спальни занимает огромный альков с исполинской постелью, окруженный шкафчиком для белья и туалетными столиками. Впрочем, постель едва смята, а Государыня сидит за столом в другой части комнаты. Этот стол завален бумагами, книгами и журналами, а корзинка под ним забита грязными перьями.

Императрица, сверяясь с какою-то книжкой и не переставая писать, спрашивает у лакея:

— Сколько времени?

Старый и, видимо, опытный раб еле слышно бормочет:

— Утро, Ваше Величество. Дозвольте, мы приберем. Какой подать завтрак?

Государыня с видимым сожалением отрывается от бумаг, слепо щурится на вошедших, затем встает с кресла, подходит к окну и раскрывает его. Комната заполняется свежим утренним воздухом. Венценосица с наслаждением дышит и произносит:

— Скажи Эйлеру, чтобы что-то придумал. Опять всю ночь глаз не сомкнула. Клевать мне носом на вечернем Совете! Кто там?!

Матушка идет ближе, Государыня со свету прикрывает глаза, узнает в гостье племяшку и машет слугам рукой:

— Уберите-ка все со стола! И завтрак, пожалуйста, на двоих, — затем она о чем-то задумывается, подзывает старшего из лакеев и просит, — Позови мне давешнего купца. Пусть обождет.

Слуги бесшумными тенями наводят в спальне порядок, а царица с неприязнью окидывает племянницу взглядом:

— Я прочла твою просьбу. Неужто я такая тиранка?!

Матушка немного пугается. Обычно тетка гораздо любезнее.

— Что вы, Ваше Величество!

— Тогда почему ты бросаешь меня? Мне что, — легко выдать тебя за конкретного идиота, чтоб ты теперь разводилась? Это — предательство! Какие у тебя оправдания?

— Я не смогла родить маленького. И по семейным приметам я не смогу разродиться. А без… Все меня обвиняют…

Государыня понимающе кивает в ответ:

— А если бы я развела тебя с мужем, оставив на рижском посту?

Матушка падает на колени перед властительницей. Та усмехается:

— Стало быть — тебе нравится Рига. Похвально. Я получила довольно известий об успехах и не вижу другого на этом посту. Но… Я никогда не разведу вас. Согласно Указу Петра Великого от 1716 года Лифляндия — скорее союзное государство, чем часть нашей Империи. Вплоть до того, что в Риге может сесть только фон Бенкендорф.

Матушка изумляется:

— Почему Империя не может влиять на столь крохотную провинцию?

Бабушка разводит руками:

— Корень зла в положении Санкт-Петербурга. Сие не окно в Европу, но гигантская язва. Отсюда нельзя вывезти товара в Европу, а можно только ввезти. Россия не производит ни машин, ни мануфактуры. Наш груз — лес, зерно, меха, деготь… Мы привязаны к сплаву…

Петр I пытался прорыть Мариинский канал, да переселить народ ближе к Ладоге. Болота заилили канал за какой-нибудь год, мужики вымерли, ибо… Там нечего кушать.

Реальный же порт здесь, на Балтике — в твоей Риге. Петр хотел это все изменить. По договору от 1721 года польской Курляндии отошли «даугавские земли» на нашем, правом берегу Даугавы. Сделано это было за отказ от претензий на Чернигов, Полтаву и Киев.

Поляки перекрыли реку и Рига зачахла. Но и Петр не добился, чего ожидал. Удавив Ригу, он пытался поднять Санкт-Петербург. Но уж коль на брегах Ладоги не росла пища, не выросла она и при Петре. Русская же казна обанкротилась.

В правление Анны, мы наконец осознали значение Риги и Даугавы для русской казны. В Лифляндию ворвались курляндцы. Ответом было очередное восстание и нынешняя ненависть латышей к курляндцам и русским. Курляндцы так и не смогли побороть «лесных братьев» и русская казна так и осталась пуста. Огромные ценности, награбленные Бироном в России, из-за пиратов не вывезлись для продажи, скопились на левом, курляндском берегу сей реки и по сей день украшают дворцы в Митаве.

Перемена правления ничего не решила. Елизавета ненавидела курляндскую сволочь, но сама была по крови полячкой и Даугава осталась закрытой. Россия и Польша продолжили разоряться.

В ходе Семилетней войны французская колония Польша разрушилась совершенно и была разделена меж мною, австрийцами и пруссаками. В 1777 году Карл Александр Бенкендорф напал на Курляндию и беззаконно занял «даугавские земли.

В итоге сего вероломного нападения Рига теперь приносит мне три четверти поступлений от заморской торговли. Деньги сии частично разворовываются моими придворными и если Даугаву опять перекроют, меня первую подымут тут на штыки!