Амелия

Одним словом, исторические события не интересуют героев прежних романов Филдинга, да и всех прочих просветительских романов того времени; ни сами герои, ни авторы романов еще не сознают никакой связи между этими событиями и своей судьбой, их беды и счастье обусловлены иными причинами: они преимущественно жертвы человеческих нравов, частных недостатков и пороков людей, от которых зависят; они живут в сущности вне исторического процесса.

В этом отношении последний роман Филдинга составляет заметное исключение: если бы Бут не отправился на войну, по окончании которой его, как и многих других солдат, уволили в запас с жалким вспомоществованием, его семья не очутилась бы в таком плачевном материальном положении; кроме того, его ранение побудило Амелию оставить родительский дом и поехать ухаживать за ним, а в их отсутствие как раз и произошли события, вследствие которых Буты утратили всю причитавшуюся им долю наследства; таким образом, не начнись тогда война, судьба Бутов, возможно, сложилась бы иначе. В романе со всей очевидностью, задолго до романов Вальтера Скотта и реалистических романов XIX в., пусть робко, но все же проступает намерение автора обусловить перемены в жизни героев их причастностью к историческим событиям, известной зависимостью от них, хотя романистам еще лишь предстояло научиться понимать и изображать эту связь.

Как явствует из первых же строк посвящения романа, его цель – «искреннее содействие добродетели и разоблачение наиболее вопиющих зол, как общественных, так и частных, поразивших нашу страну». Как это осуществлено в романе? Внимание автора сосредоточено прежде всего на изъянах тогдашнего английского уголовного законодательства и вопиющих злоупотреблениях в повседневной судебной практике, а также на существующей пенитенциарной системе. Это и неудивительно – сказался безрадостный жизненный опыт последних лет Филдинга в должности мирового судьи.

Сюжет романа построен таким образом, что десятки эпизодов имеют целью представить читателю положение дел в этой области: мы присутствуем при отправлении правосудия корыстным, пристрастным и невежественным мировым судьей Трэшером; герой романа попадает в печально знаменитую лондонскую тюрьму Ньюгейт и дважды находится в арестном доме, благодаря чему мы знакомимся с царившими там нравами, с системой всевозможных вымогательств, полного бесправия заключенных, среди которых ни в чем не повинные люди, чаще всего бедняки, содержатся вместе с отпетыми негодяями и преступниками, творящими нередко собственные суд и расправу. Даже будучи оправданы по суду, узники Ньюгейта не могут вырваться из паутины правосудия, не имея средств оплатить судебные издержки, и продолжают томиться в условиях чудовищной антисанитарии и скученности. Для мирового судьи, смотрителя тюрьмы и судебного пристава, содержащего арестный дом, их должности, оплачиваемые мизерным жалованьем и чаще всего в узаконенном порядке приобретенные за деньги, неизбежно и естественно превращаются в средство дохода и обогащения. Эту картину дополняет свора мошенников – ходатаев, стряпчих, клерков, готовых на любой подлог, на любое ложное истолкование или обход закона, подкуп свидетелей или подделку документов.

Судьба семейства Бутов – это судьба маленьких людей, угодивших в безжалостные лапы английской пенитенциарной системы и по логике событий обреченных на неминуемую гибель, если бы не появляющаяся всякий раз по воле автора в самый критический момент спасительная помощь их благодетеля – доктора Гаррисона и если бы не возвращенное им вследствие целой цепи счастливых случайностей и совпадений наследство героини. Типичность судьбы Бутов подчеркивается судьбами эпизодических персонажей – узников Ньюгейта.

Помимо этого, в романе то и дело встречаются ситуации, иллюстрирующие отдельные положения английского уголовного законодательства, которые Филдинг-судья считал противоправными. Так, в 3-й главе XI книги Филдинг специально рассказывает о подлоге, совершенном отцом лейтенанта Трента, стряпчим по профессии (он подписал документ чужим именем); и самое примечательное – истцу как лицу заинтересованному (?!) не разрешалось представить упомянутый документ в доказательство содеянного подлога. Все это совершалось на основании «прекрасного установления, именуемого законом о свидетелях, превосходно рассчитанного на то, чтобы сохранять жизнь мошенникам из числа подданных его величества», – негодующе комментирует Филдинг. Мало этого, подложный документ можно признать недействительным и аннулировать на основании показаний самого совершившего подлог стряпчего – в результате чего уничтожается единственная улика, стряпчий выходит сухим из воды, а закон о подлоге, требующий в таких случаях сурового наказания, теряет на практике всякую силу.

Еще одна нелепость тогдашнего английского законодательства проиллюстрирована в 7-й главе XII книги романа: похищение какого-либо конкретного предмета, даже ложки, квалифицировалось законом как воровство, а похищение, к примеру, документов о наследстве, в результате которого человек утрачивал все свое состояние, таковым не считалось и наказанию не подлежало.

О широко распространенной практике подкупа свидетелей, специально подобранных, и устранения свидетелей неугодных мы узнаем из беседы стряпчего Мерфи с мисс Мэтьюз; здесь же, в тюрьме, Бут, выражая мнение самого автора, негодует по поводу снисходительного отношения английских законов к лжесвидетелям, которые остаются безнаказанными, в то время как жертвы их оговора лишаются не только имущества и доброго имени, но подчас и самой жизни. Число подобных примеров юридического недомыслия и произвола, иллюстрируемых в романе, можно без труда умножить.

В конце романа доктор Гаррисон самолично задерживает на улице пытавшегося сбежать стряпчего Мерфи, и, когда последний кричит, что доктор не имеет такого права, Гаррисон, а через него и Филдинг, уведомляет собравшуюся толпу, а следовательно, и читателя, что закон предоставляет такое право любому частному лицу, а не одним лишь представителям власти; т. е. Филдинг использует роман не только для обсуждения и осуждения отдельных положений английского уголовного законодательства, но и для ознакомления читателей с их правами и обязанностями.

Общество, в котором живут герои Филдинга, отличается жестокостью, лицемерием, распущенностью и цинизмом. Попытку Бута заручиться с помощью взятки поддержкой у чиновника военного ведомства, на которого он так надеется, Филдинг уподобляет попытке вытащить счастливый билет в большой государственной лотерее распределения должностей и замечает, что «многие обездоленные тешат себя надеждой на выигрыш до конца своих дней, так и не узнав, что билет, который они вытащили, – пустой» (ХII, 2). Как это напоминает трагическую безысходность упований героев «Холодного дома» Диккенса! Впрочем, вся картина английского правосудия в романе Филдинга несомненно в какой-то мере предваряет изображение канцлерского суда и его жертв в романе Диккенса.

Завершить этот сюжет можно выводом, который делает в романе очень похожий на Филдинга судья, разбиравший иск Бута против воровки служанки: «…уж если хотите знать мое откровенное мнение, то существующие у нас на сей счет законы и принятое судопроизводство таковы, что, пожалуй, можно прийти к выводу, будто они предназначены скорее не для наказания мошенников, а для их защиты» (XI, 7).

Размышления об изображенных в романе «Амелия» жертвах английского правосудия неизбежно приводят к выводу, что это, как правило, бедняки, малые мира сего, причем они не только жертвы неправого суда, но и всего царящего в обществе порядка вещей, его цинизма и безнравственности. В самом деле, кто изображен здесь на первом плане? Младший армейский офицер (Бут ведь даже и не капитан, а лейтенант: капитанами тогда вежливости ради называли вообще младших офицеров, как, впрочем, и главарей разбойничьих банд), уволенный в запас и перебивающийся на нищенском половинном жалованье; доктор Беннет, нищий деревенский викарий, его жена, совращенная богатым вельможей и живущая на его подачки; сержант Аткинсон, из простых крестьян, волей случая ставший впоследствии офицером; главная героиня – Амелия (в пределах романного сюжета) – бесприданница, а благодетель Бутов – доктор Гаррисон, как потом выясняется, уже растратил почти все, что имел, на дела милосердия.