Рославлев, или Русские в 1812 году

олдат.

– Извините! – перервал Мюрат, стараясь скрывать свою досаду и смущение, – я посетил вас совершенно случайно: мне хотелось только открыть вам происходящие у вас злоупотребления; неустройство большое несчастие для армии: оно ослабляет ее.

– Но в таком случае, – возразил с улыбкою русской генерал, – вашему величеству надлежало бы поощрять нас к этому. Прекрасное неустройство, которым мы истребляем французских фуражиров!

– Впрочем, генерал! вы ошибаетесь насчет нашего положения. Москва всем достаточно снабжена: мы ожидаем бесчисленных подкреплений, которые к нам, идут.

– Но неужели, ваше величество, думаете, что мы далее от наших подкреплений, чем вы от своих?

Мюрат снова замолчал. Смущение его становилось час от часу заметнее; он перебирал концы своего богатого кушака, поглядывал с рассеянным видом на все стороны и решился наконец объявить, что приехал жаловаться на наших аванпостных начальников.

– Я отдаюсь на ваше правосудие, генерал! – сказал он, – ваши солдаты дважды стреляли по нашим парламентерам.

– Да мы и слышать о них не хотим, – отвечал русской генерал. – Мы желаем сражаться, а не переговоры вести. Итак, примите ваши меры…

– Как, сударь? – вскричал Мюрат, – поэтому и я здесь не в безопасности?

– Ваше величество на многое отважитесь, если в другой раз захотите сюда приехать; но сегодня я буду иметь честь сам проводить вас до ваших аванпостов. Гей, лошадь!

– Признаюсь, я никогда не слыхивал о таком образе войны! – сказал с досадою Мюрат.

– А я думаю, что слышали, – возразил русской генерал, садясь на лошадь.

– Но где же?

– В Испании.

– Ну, – сказал Рославлев, смотря вслед за уезжающим Мюратом, – напрасно же его величество изволил трудиться…

– Знаешь ли, что он мне теперь напомнил? – перервал Зарецкой. – Лафонтень рассказывает об одной бесхвостой лисице…

– А ведь это хорошая примета, – сказал Рославлев, – когда волки становятся лисицами?..

– Так, видно, догадалась, что повали в западню, – примолвил Зарецкой. – Ну что, Владимир, – продолжал он, – не отправиться ли нам пообедать чем бог послал?

– Ступай, мой друг! а я зайду на минуту проведать Сурского.

Рославлев застал еще в живых своего умирающего друга; но он не мог уже говорить. Спокойно, с тихою улыбкою на устах закрыл он навек глаза свой. Последний вздох его был молитвою за милую родину!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА I

Мы не можем и не должны описывать всех подробностей Отечественной войны 1812 года. Роман не история. Но порядок нашего повествования требует, чтоб мы, хотя в коротких словах рассказали, что делалось в России до того времени, когда нам можно будет вывести снова на сцену и заставить говорить действующие лица этой повести. Всем известно, как Наполеон оставил Москву; но не все еще уверены, что он поневоле должен был отступить по Смоленской дороге. Что ж могло заставить Наполеона идти назад, через места, совершенно опустошенные войною, и, следовательно, уморить, наверное, голодной смертию свое войско? Что?.. Все, что