Гибель великого города

Манибандх, не оборачиваясь, ответил:

— Здесь ей дали приют и пищу.

Вени, занятая своими мыслями, будто не слышала ответа. Улыбаясь, она спросила:

— Где же теперь та египтянка?

— Эта женщина — моя рабыня.

Вени смешалась, но тут же овладела собой.

— Рабыня? — Она рассмеялась. — Разве в великом городе Мохенджо-Даро не все равны?

— Я купил её на западе, — там, красавица, рабство издревле в обычае. В Мохенджо-Даро тоже существует рабство, уже в течение двух поколений. Оно способствует торговле.

Вени совсем не интересовала торговля.

— Она красивая, не правда ли?

Манибандх не откликался.

— Я знаю, — не умолкала Вени, — женщины с запада прекрасны. Да разве и мог высокочтимый купить плохую вещь?

Самым скверным из всех несовершенств мира Манибандх считал женское любопытство и назойливость. Человек может защищаться от них только одним — молчанием! На все вопросы Вени купец лишь улыбался.

— Вы любите ее?

Вени ожидала, что этот вопрос смутит Манибандха. Вот сейчас он обернется и скажет: «Что ты говоришь, красавица? Ведь ты же богиня моего сердца!» Но купец был невозмутим.

— Нет, — просто ответил он и засмеялся, словно танцовщица была маленькой девочкой, задающей наивные вопросы.

Перед дверьми, ведущими в покои Манибандха, Вепи остановилась.

— Я могу войти?

— Это твой дом! — ответил купец.

Они не заметили, как за колонной мелькнула какая-то фигура.

Это была Нилуфар. Сердце ее едва не разрывалось от обиды и оскорбления. Как хорошо было лодке, пока ее качали волны, — она была в своей стихии! Но теперь море выбросила ее на сушу. Нилуфар бессильно прислонилась к колонне. Сможет ли она выдержать этот ужасный удар?

Нилуфар подняла голову — перед ней была Хэка.

Они смотрели друг на друга так, будто снова их собирались вывести обнаженными на торг. И снова некому было помочь им.

Но Хэка боялась не за себя, она тревожилась за будущее Нилуфар. Она не могла понять даже ничтожной доли ее страданий, ведь самой ей никогда не приходилось быть госпожой. Житель безводной пустыни видит только бледный багрянец восхода или захода над сухими песками, ему трудно представить, как прекрасна и богата природа. Так же и Хэка не могла понять душевных мук Нилуфар. И все же разве горе подруги — не ее горе?!

Но сердце Нилуфар застыло и было глухо к постороннему сочувствию. Зеленеющая нива гибнет от снега, как и от зноя, — разве холод, заключающий в себе силу, способную остановить кровь в жилах, слабей огня?!

Хэка беспомощно и печально смотрела на подругу. Какие найти слова, чтобы изгнать из души Нилуфар гнев и горечь? Может быть, больше всего она сейчас нуждалась в покое… Рассеянно следила Хэка за игрой сапфира на груди Нилуфар, погрузившейся в глубокое раздумье. Ее неподвижная фигура и мрачное лицо дышали какой-то внутренней силой и придавали ей сходство со змеей, приготовившейся к прыжку.

Перед глазами Хэки прошли одна за другой картины далекого прошлого. Да и не так уж давно все это было. Печальные события, уходя в прошлое, теряют связь друг с другом.

…Египет… Старик араб, бродячий торговец… Хэке тогда было лет девять-десять, но старик думал, что ей не больше шести. Она хорошо помнила базар, где жил этот торговец. Может быть, старик и знал, откуда взял Хэку и кто были ее родители, но никогда не рассказывал ей об этом.

Однажды в город ворвались чужеземцы. Поднялась паника. Многих жителей убили пришельцы, а молодых женщин захватили в плен. Взяли и Хэку. Кто-то сказал: «Оставь ее, она еще девочка!» Но тот, кто держал ее, ответил: «Завтра она уже не будет девочкой».

Ночью отряд иудеев, сборщиков налогов, напал на пришельцев. Сражение было жестоким, иудеи не могли выстоять и разбежались. В отместку чужеземцы стали поджигать дома. Запылал весь город. Ужасные длинные языки пламени жадно тянулись к небу, словно желая облизать его. В это время кто-то шепнул Хэке: «Беги!»

Перед ней стоял красивый четырнадцатилетний мальчик. Хэка с первого взгляда была очарована им. Если б она могла стать его подругой, какое это было бы счастье! Они укрылись в одном из переулков. Вдруг мальчик упал на землю, обливаясь кровью. Через его труп перешагнул воин. Так Хэка обрела нового хозяина.

А на рассвете египетские воины окружили пришельцев и всех перебили. С радостью наблюдала Хэка, как метался в страхе ее владелец. На лице его был след от удара мечом, кровь капала со слипшейся бороды. Хэка состроила ему гримасу и засмеялась. Потом она увидела, как голова чужеземца покатилась по земле.

И снова чьи-то руки подталкивали ее, кто-то кричал: «Шагай! Сюда! Сюда!» Она очутилась в караване. Позже в караване появилась еще одна девочка; решительно вызволив Хэку из вьюка, куда посадил ее хозяин, она предложила вместе поиграть.

— Ты кто? — спросила Хэка.

— Нилуфар!

Хэка ласково поцеловала свою новую знакомую в щеку. Какая она была хорошенькая и простодушная!.. Потом они подружились. Вместе ели, спали, вместо играли.

Огромная черная фигура Апапа на минуту заслонила образ маленькой Нилуфар. Но затем Апап стал постепенно уменьшаться, пока не превратился в мальчика-эфиопа; он стоял над плачущей Хэкой и участливо спрашивал: «Ты почему плачешь, девочка?»

Их стало трое. Сначала Хэку раздражал цвет его кожи. Апап сердился. А Нилуфар всякий раз мирила их. Апап тоже был еще совсем мальчишка, бесхитростный, чистый. Как радовался старый отец Апапа, глядя на их дружбу!

Но вскоре случилось несчастье. Отец Апапа, работавший на постройке пирамиды, сорвался с лесов и расшибся. Девочки бережно отнесли его в сторону и положили на землю. Конец его страданиям пришел скоро. Наступил вечер. Рабы равнодушно проходили мимо. Девочки сами зарыли труп. Когда Апап узнал о случившемся, он горько плакал.

Через три дня они втроем убежали. Тогда Хэке едва исполнилось одиннадцать лет. А Апап уже становился юношей, настоящим черным демоном.

Апап и девочки попали в руки земледельца, владевшего полем на берегу Нила. Здесь им пришлось еще тяжелей. Но для юной любви нет преград. Хэку неудержимо влекло к чернокожему другу, превращавшемуся на ее глазах в могучего великана.

Шла уборка урожая. Хозяйский надсмотрщик расхаживал по полю и, щедро раздавая удары бичом, подгонял рабов. Всем было приказано петь — это удваивало силы. Каким счастливым был миг, когда Хэка и Апап, обменявшись откровенными взглядами, крепко обнялись! И тут их тела ожег беспощадный бич…

А потом их продавали на рынке… Нилуфар стала госпожой. Хэка отдала свое сердце Апапу, но был день, когда она оказалась в постели Манибандха. Нилуфар знала об этом, но тогда она не смела ревновать. Знал об этом и Апап. Хэка лежала в объятиях своего господина, а Апап, как верный пес, высунувший язык от усердия, сторожил у дверей.

И вдруг Апапа продали. Хэка была в отчаянии. Нилуфар поняла, что подруга не может жить без возлюбленного. Слезы выступили на ее глазах, и она сказала: «Не плачь! Я верну твоего Апапа».

Когда однажды Нилуфар поила господина вином, Манибандх наконец отдал долгожданное приказание: Апапа купили снова, и он стал личным слугой господина. У Хэки опять был Апап, ее любовь, часть ее сердца! Больше ей ничего не нужно! Он дороже любого богатства, — ведь золото такая ненадежная вещь. Но где уверенность, что когда-нибудь ее снова не разлучат с любимым?..

И вот теперь Нилуфар, которая сумела вернуть ей Апапа, стоит перед ней с поникшей головой.

Хэка внимательно посмотрела на подругу: она все еще была восхитительно красива, но в ней уже не чувствовалось прежней свежести. Годы шли… Да, богачи все таковы: вдохнут аромат драгоценного цветка и тут же отшвырнут его прочь.

Кто она, эта дерзкая дравидская танцовщица? Зачем явилась сюда? Чтобы нанести удар в сердце Нилуфар? Но какой жестокой нужно быть, чтобы строить свое счастье на чужой беде! И разве не могут ее завтра выбросить на улицу, как сегодня выбросили ее неудачливую предшественницу?