Столетняя война (ЛП)

— За что?

— А ты как думаешь? — насмешливо спросила графиня. — У меня есть то, чего он хочет, то, чего хотят все мужчины. Но он этого не получит.

Они продолжили свой путь по темным улочкам. Из некоторых таверен доносилось пение, где-то женщина ругала своего мужа. Залаяла, но тут же умолкла собака. Дождь барабанил по соломенным кровлям, капал с навесов и делал скользкой утоптанную глину улицы. Впереди медленно разрасталось красное свечение, и наконец Томас увидел пламя от двух жаровен, греющее стражей у южных ворот. Ему вспомнилось, как он, Джейк и Сэм открыли эти ворота, чтобы впустить английскую армию.

— Я дал тебе слово, что верну Шарля, — напомнил он своей спутнице.

— Мы с тобой, — ответила Жанетта устало, — дали слишком много обещаний.

Вид у нее был очень утомленный.

— Мне пора начинать выполнять свои, — сказал Томас. — Но чтобы добраться до Ронселета, мне потребуются лошади.

— Я могу дать лошадей, — предложила Жанетта, остановившись у погруженного в темноту входа. — Я живу здесь, — продолжила она, а потом заглянула Томасу в лицо. Он был высоким, но и она была почти такого же роста. — Граф Ронселет — прославленный воин. Ты не должен погибнуть, чтобы только исполнить обещание, которого тебе не следовало давать.

— И все же я его дал, — заметил Томас.

Она кивнула.

— Это правда.

Последовало долгое молчание. Томас слышал, как по стене расхаживает часовой.

— Я... — начал он.

— Нет, — поспешно сказала Жанетта.

— Я не...

— В другой раз. Мне надо привыкнуть к тому, что ты здесь. Я устала от мужчин, Томас. Со времен Пикардии... — Она умолкла, и Томас решил, что слов больше не последует, но тут графиня пожала плечами. — Со времен Пикардии я живу как монахиня.

Он поцеловал ее в лоб.

— Я люблю тебя, — сказал Томас, ничуть не покривив душой, но все равно удивившись тому, что произнес это вслух.

Какое-то время она молчала. Отраженный свет от двух жаровен отсвечивал красным в ее глазах.

— А что случилось с той девушкой? — спросила Жанетта. — С той бедной крошкой, о которой ты так заботился?

— Плохо заботился, — ответил Томас. — Я не сумел защитить ее, и она умерла.

— Все мужчины — ублюдки, — заявила его спутница и потянула за веревку, поднимавшую дверной засов. Она немного помедлила, а потом сказала: — Но я рада, что ты здесь. — И, не оглядываясь, скрылась за дверью. Дверь затворилась, и засов опустился.

Сэр Джеффри Карр уже решил, что он дал маху, отправившись в Бретань. Шло время, а о Томасе из Хуктона так ничего и не было слышно, а когда лучник наконец объявился, он, казалось, меньше всего собирался искать какое-либо сокровище. Подобное бездействие казалось странным, и сомнения сэра Джеффри все усиливались. Но тут наконец Пугалу удалось выяснить, что за планы вынашивал Томас из Хуктона, и то, что он узнал, привело сэра Джеффри в дом мэтра Бела.

Ла-Рош-Дерьен поливал дождь. Старожилы говорили, что это была одна из самых сырых зим на их памяти. Канава за пределами укрепленной городской стены переполнилась и разлилась так, что напоминала крепостной ров, а многие пойменные луга реки Жанди походили на озера. Улицы города раскисли, сапоги вязли в липкой грязи, и женщины ходили на рынок в неуклюжих башмаках на толстой деревянной подошве, предательски скользивших на неровных улицах. Вдобавок и подолы их платьев были заляпаны грязью. С другой стороны, затянувшиеся дожди защищали от огня и существенно затрудняли какие бы то ни было осадные действия. Осадные машины, будь то катапульты, требюшеты или пушки, нуждались в твердой почве, а не в трясине, да и люди не могли идти в наступление по болоту. По слухам, Ричард Тотсгем без устали молил Бога о продлении и усилении дождей и возносил благодарность за каждое утро, которое выдавалось серым и туманным.

— Промозглая нынче зима, сэр Джеффри, — приветствовал Бела Пугало, украдкой присматриваясь к своему гостю.

Лицо его показалось законнику грубым и безобразным, а одежда, хотя из прекрасной материи и хорошего шитья, явно предназначалась для более плотного человека. Из чего следовало, что или англичанин недавно резко похудел, или, что казалось более вероятным, он позаимствовал это платье у мертвеца.

Висевший на его поясе свернутый в кольцо кнут производил странное впечатление, но Бела не претендовал на то, будто разбирается в воинском снаряжении.

— Надо же, как нынче дожди зарядили, — продолжил он, жестом приглашая Пугало сесть в кресло.

— Зима такая, словно черт обмочился, — проворчал сэр Джеффри, чтобы скрыть свою нервозность, — ничего, кроме дождя да холода.

Он нервничал, так как полной уверенности в том, что, как судачили в тавернах, этот тощий осторожный законник сочувствует Карлу Блуа, у него не было. Вдобавок Дикона и Попрошайку ему пришлось оставить внизу, во внутреннем дворе, а без них Пугало чувствовал себя не в своей тарелке. Особенно если учесть, что рядом с костлявым крючкотвором маячил здоровенный детина в толстом кожаном нагруднике и с длинным мечом на боку.

— Пьер охраняет меня, — пояснил Бела, приметив, как поглядывает на здоровяка сэр Джеффри. — Защищает от врагов, которые заводятся у каждого честного юриста. Пожалуйста, сэр Джеффри, прошу присесть.

Он снова указал жестом на кресло. В очаге теплился слабый огонь, дым втягивался в новый, недавно устроенный дымоход. Физиономия законника была голодной, как морда горностая, и бледной, словно брюхо ужа. Он носил длинный черный камзол, отороченный черным мехом, и черную шляпу, прикрывавшую уши, хотя сейчас он слегка сдвинул ее набок, чтобы слышать Пугало.

— Parlez-vous francais? [28] — спросил законник

— Нет.

— Brezoneg a ouzit? [29] — осведомился адвокат, но, увидев на физиономии Пугала тупое выражение, пожал плечами: — И по-бретонски тоже нет?

— Я ведь только что объяснил, что не говорю по-французски.

— Французский и бретонский — это разные языки, сэр Джеффри.

— Не один ли черт, если ни тот ни другой язык не английский! — воинственно заявил гость.

— Может, вы и правы. Увы, я сам не очень хорошо говорю по-английски, но постепенно учусь. В конце концов, это язык наших новых хозяев.

— Хозяев или врагов? — уточнил Пугало.

Бела пожал плечами.

— Я человек... как это лучше сказать по-вашему? Ага, деловой. А быть деловым человеком и не нажить врагов, надо полагать, невозможно. — Он снова пожал плечами, как будто говорил о пустяках, а потом откинулся в кресле. — Но надо думать, сэр Джеффри, вы тоже явились ко мне по делу. Наверное, с вопросом о передаче собственности или о заключении какого-нибудь соглашения? Итак, что за дело?

— Жанетта Шенье, графиня д'Арморика, — сказал сэр Джеффри напрямик.

Бела удивился и насторожился, но виду не подал. Он прекрасно знал, что Жанетта жаждет мести, и все время пребывал в бдительном ожидании ее козней, но сейчас напустил на себя безразличие.

— Я знаю эту леди, — признал законник.

— А она знает тебя. Знает и не любит тебя, мсье, — сказал сэр Джеффри, произнеся последнее слово с явной издевкой. — До того не любит, что очень хотела бы бросить твои яйца на сковородку и разжечь под ней огонь посильнее.

Бела повернулся к лежащим на столе бумагам с таким видом, словно посетитель утомил его.

— Я уже сказал, сэр Джеффри, что у честного юриста неизбежно заводятся враги. Но мне не о чем беспокоиться. Я нахожусь под защитой закона.

— Наплюй на закон, Бела, — решительно заявил сэр Джеффри. Его глаза, на редкость бледные, следили за юристом, который притворялся, что занят заточкой пера. — Допустим, что леди вернет себе сына, — продолжил Пугало. — Предположим также, что она отвезет своего сына Эдуарду Английскому и сделает так, что мальчик принесет вассальную присягу герцогу Иоанну. Закон не помешает им отрубить твои яйца, верно? Раз-два, чик-чик, откромсали, на сковородку и добавили дровишек в очаг, а?