Ковчег детей, или Невероятная одиссея

Райли закрыл не только глаза, но и уши, когда медленно и неотвратимо стала наклоняться в сторону океана гладкая доска с телом женщины, которую он любил. Только бы не слышать всплеска, этого последнего звука, давшего понять всем, кто собрался на палубе, — Мария оставила этот живой мир. Теперь с ними лишь ее образ.

Кто-то вышел из-за кормовой надстройки. Это была миссис Кемпбелл. Копна ее белокурых волос светилась даже в темноте.

— Райли, я не нашла вас в каюте. И поняла, вы здесь.

— Спасибо, Ханна. Вы всегда рядом в трудную минуту.

— Мне едва удалось усыпить Александру. Пришлось дать ей успокоительное средство.

— Бедная девочка… Каково ей сейчас…

— Знаете, что она мне сказала? «Теперь Мария встретится с папой и мамой». Вы ведь знаете, что они утонули?

— Это случилось пять лет назад. В Ботническом заливе. Перевернулся паром. Я обещал Марии и Александре, что доставлю их к этому месту. Они хотели бросить венок.

— Смерть… Как это страшно!

— Потому что неотвратимо… Навсегда…

Аллен замолчал, раздумывая, поделиться ли тем, что заставляет его страдать вдвойне.

— Ханна, вы ведь знаете, Мария была беременна. Мария сказала об этом только вам, даже врачам ничего не было известно. Прошу, не говорите и вы никому.

— Вы правы. Александра так чувствительна. Это усилило бы ее горе.

— Нужно подумать о ее будущем.

— Согласись она, я бы ее удочерила.

— Время покажет. Сейчас мысли детей занимает только Петроград.

В то самое время, когда мистер Аллен и миссис Кемпбелл, стоя на корме, вели этот невеселый разговор, Петя Александров лежал на своей кровати с открытыми глазами. В углу трюма тускло горел ночной фонарь. Он раскачивался вместе с пароходом, как маятник, что-то отсчитывая. То ли время… То ли расстояние… Или то и другое вместе.

В самом низу, охраняя путь к трапу, за узким столом сидел Георгий Иванович Симонов. Перед ним стояла эмалированная кружка с каким-то напитком, который он время от времени отхлебывал. Но главным его занятием была газета, одна из многих газет, которые ему щедро принесли перед отплытием «Йоми Мару» нью-йоркские знакомые. Он ее не только перелистывал, но и делал выписки.

Для воспитанников оставалось загадкой, как их воспитатель, ложась позже всех, уже на ногах, когда они просыпаются.

Днем Георгий Иванович не прикасался к газетам. Зато рассказывал детям о прочитанном. Его рассказы о политике, войне, обычаях и нравах были замечательным дополнением к урокам Ильи Френкеля.

Пете Александрову захотелось спуститься вниз и поделиться с наставником потрясением, пережитым вчера. Но он знал, вслед за ним вокруг стола соберутся и другие колонисты. И ночь превратится в шумное собрание.

Вот почему Петя продолжал лежать, восстанавливая во всех подробностях ушедший день. А потом вспомнил другой день, тоже недавний, когда он хоронил сестру. Многие его жалели, выражали сочувствие. Но когда вслед за другими к нему подошла Мария, сердце мальчика вздрогнуло. Она обратилась к нему — «Петенька». Так называла его только мама. Кто мог подумать, что спустя две недели будут хоронить и Марию. И теперь уже он будет выражать соболезнование Александре.

И еще Петя Александров подумал, что за короткое время, всего за полмесяца, смерть постигла трех колонистов. И каждая из смертей была случайной и ужасной. Леночку укусила ядовитая муха… Павел Николаев погиб от шального выстрела… И вот новая трагедия.

Было уже далеко за полночь, но и другие мальчики не могли уснуть. В голове Бориса Моржова продолжала звучать «Вечная память», которую детский хор пел в минуты погребения.

А Саше Трофимовскому представилась другая картина. Когда-то дядя ему рассказал: если на судне покойник, то за этим судном сразу устремляются акулы.

И действительно, когда на корму вынесли тело Марии, вдали показались три акулы. Они то всплывали, то ныряли под воду. Боцман вышел с ружьем и стал в них стрелять. Но акул это не испугало. Они продолжали плыть за пароходом.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

СТИХОТВОРЕНИЕ

17 сентября 1920 г. Пятница.

Атлантический океан.

Пользование пресной водой в душевых ограничено тремя днями в неделю. Она будет подаваться по понедельникам, средам и субботам.

Из судового журнала «Йоми Мару».

— Чем ближе к берегу, тем больше радиограмм. Вот еще одна, — говорит капитан. — Она на мое имя. Но это для вас. Президент нашей компании выражает «глубокое соболезнование в связи со смертью одной из пассажирок».

Последние слова он не пересказал, а прочел.

— Спасибо, что пароходная компания приняла близко эту трагедию, — ответил Аллен дрогнувшим голосом. Радиограмма кольнула его в самое сердце своей казенностью. Для кого-то Мария всего лишь «пассажирка», еще одна единичка в скорбной статистике морских происшествий.

Каяхара понял состояние Аллена.

— Мой капитанский стаж равен двум десяткам лет, — сказал он. — Несколько раз я терял людей. В последний раз это случилось в Желтом море. С мачты сорвался матрос. Но никогда не приходилось хоронить в море женщину. Я имел счастье несколько раз беседовать с мисс Марией. Не только на пароходе, но и на берегу. Помните ресторан в Нью-Йорке, где мы сидели втроем? Такая молодая и очаровательная… Казалось, ей предстоит долгая и счастливая жизнь. Увы, судьба…

— Вы верите в судьбу?

— Как не верить…

Он помолчал, затем спросил:

— Боцман мне сказал, что мисс Мария была облачена в кимоно. Так ли это?

— Да, верно, — ответил Аллен. — Она отправилась в свой последний путь в том самом кимоно, которое мы ей подарили на Хоккайдо.

Каяхара продолжал стоять, скрестив руки на груди, о чем-то размышляя.

— Неожиданная смерть молодой девушки, — сказал он, — и то, что она растворилась в океане, напомнили мне стихотворение нашего поэта:

Каяхара прочел стихотворение по-японски и сам же перевел на английский.

Стоявший здесь же Бремхолл заметил:

— Капитан, каждый раз вы открываетесь с новой стороны.

— А вы думали, Каяхара только и умеет, что отдавать команды рулевым? На моей полке, кроме лоции, стоят и другие книги. Любовь к поэзии — национальная черта японцев.

Каяхара уже собирался уходить, но, что-то вспомнив, достал из кармана листок бумаги.

— Мистер Аллен, чуть не забыл. За вчерашний день средняя скорость судна составила чуть больше восьми узлов. При такой скорости мы придем в Европу на сутки позже.

— Вы уже знаете причину?

— Причина в угле.

— Разве в Нью-Йорке мы не получили паровичный уголь самого лучшего качества?

— Мои кочегары думают иначе.

— Что же делать?

— Для начала проведем экспертизу топлива.

— Прошу это сделать как можно скорее. Еще раз напоминаю — каждые сутки фрахта обходятся Красному Кресту в кругленькую сумму.

— Помню, помню, полковник. Сумма и в самом деле не малая — пять тысяч долларов.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ТРУБКА МИРА

19 сентября 1920 г. Воскресенье.

Дежурный врач провел санитарную инспекцию палуб, туалетов и умывальников.

После полудня в одном из трюмов, а вечером — на открытой палубе показывали новые фильмы, чему дети очень рады.