Печенежские войны

«Где же я видел такие вот возы? — силился вспомнить Ярый, а потом вдруг будто высветило в голове. — Да это же возы греческого посланца Торника! Да и сам Торник при своих возах, и стража его цела, не побита… Приходил к нам, выпытывал, лгал. Мы с Михайлой тогда решили, что для себя любопытствует грек, а он заодно с Тимарем!» Ярый увидел, как высокая фигура Торника изогнулась у костра, как он прошёл к ближнему возу и что-то там проверил, потом повернулся спиной к реке и о чём-то заговорил со слугой Алфеном, которого Ярый тоже помнил. В это время к греку спешно приблизился печенег, поклонился и указал рукой на шатёр кагана. Торник не торопясь пошёл следом за посыльным печенегом — и его признал Ярый: это был толмач Самчуга, — то и дело оглядываясь на своё добро во вместительных возах. Стража расступилась, и грек проворно скрылся в шатре.

Ярый понял всё — вот кто навёл печенегов на Русь! Вот на ком кровь названого сына Славича и тех, кто погиб под Белгородом! Коварный грек! Ел хлеб наш, пил нашу воду и такую подлость содеял! Ярый стиснул зубы, потянул из колчана длинную стрелу, прошептал Згару:

— Врал, что под стражей у кагана, а ему земно поклоны бьют, приглашая в шатёр! Врал, что пограблены товары и посылал своего человека за выкупом в Константинополь к брату, а его возы целы и под крепким охранением! Теперь бы только дождаться, когда выйдет из шатра. Змею со двора мало выгнать… Не вырвешь ей жало, жди нового укуса!

Тимарь сидел на бархатной подушке и смотрел на неспокойный язычок светильника. Фитиль потрескивал в жидком масле, и запах копоти стлался вокруг, пересиливая запахи трав и мокрых приречных зарослей.

Тяжёлые мысли теснились в голове кагана, а перед глазами то и дело вставал молодой князь, пронзённый копьём со спины так, что конец сверкающего жала, вспоров дорогой халат, вышел через грудь…

— Идут наши посланцы, идут, великий каган! — сотник Осташ первым оповестил Тимаря и Уржу о том, что печенежские посланцы разминулись с урусами на ничейном поле и приближаются к Белому Шатру.

— Вижу, — резко ответил Уржа, поманил сотника к себе и тихо напомнил о том, что было ведено сделать накануне отхода князя Анбала в город урусов. — Не забыл, сотник? Сотворишь кагану угодное дело, наутро тысячу воинов примешь под свою руку!

Осташ головой ткнулся в красный ковёр, постеленный перед кагановым шатром.

Князь Анбал в сопровождении бывших при нём верных нукеров поднялся на холм, приветствовал кагана.

— Были мы в городе урусов… — начал рассказывать молодой князь, но Тимарь резким движением руки остановил его, громко спросил, указывая рукой на сосуды, которые держали за спиной князя два нукера:

— Что это?

— Это и есть та пища, которой бог урусов наградил их город! Мы всё пробовали, великий каган — дивная пища в их колодцах, и…

— Внесите в шатёр! — распорядился каган, встал с подушки и в сопровождении брата, телохранителей и князя Анбала вошёл в шатёр, велел поставить корчаги урусов у двери. Сотник Осташ, выпроводив нукеров князя Анбала, сам остался у этих корчаг.

— Так ты говоришь, князь, это и есть пища, богами дарованная урусам Белого Города? — насмешливо спросил Уржа.

Анбал гордо вскинул голову, обидевшись на недоверие, которое сквозило в каждом слове старого князя Уржи.

— Да! В городе два колодца, и в них неизбывно черпается медовый раствор и молочный кисель…

— Теперь и мне понятно, почему урусы так долго стоят на стенах, — тихо проговорил Тимарь. — Идём, князь, перед всем войском о виденном расскажешь. Иди! Сотник, вынеси эти сосуды следом, войску напоказ.

Анбал вышел из шатра первым, за ним Тимарь, Уржа, а следом сотник Осташ с трудом вынес объёмистые корчаги, наполненные дарами белгородских колодцев.

— Слушайте, князья мои верные и вы, нукеры отважные! Посылали мы в город урусов своего подданного князя высмотреть всё и нам о том рассказать. Вернулся князь Анбал и говорит, что бог урусов даёт им пищу из волшебных колодцев! Князь и нам отпробовать той пищи принёс. Так ли, князь Анбал? — Тимарь резко повернулся к молодому князю.

— Так, великий каган и вы, князья печенежские! Налили урусы этой пищи и нам, чтоб отведали мы и не стояли зря под стенами…

— Хорошо! — прервал Анбала Тимарь. — Посмотрим мы, чем даровали урусы нашего посланца, чтобы мы ушли от стен их города! Сотник, покажи нам, что в этих сосудах?

Сотник Осташ рывком приподнял корчагу, опрокинул её, и на красный ковёр плеснулась пахучая медовая сыта, а потом тяжёлой струёй полились золотые монеты…

Ближние князья и старшие нукеры едва не кинулись к ковру, всяк по-своему — с удивлением, негодующе, зло — выказав рванувшееся из души негодование.

— Измена! — страшное слово первым выкрикнул сотник Осташ. — Князя подкупили урусы!

— Так вот какая пища богов в тех колодцах, князь Анбал! — Уржа, словно неотвратимый рок, вплотную подступил к Анбалу, а тот, не мигая, смотрел на горку золотых монет.

— Смерть предателю! — этот крик словно плетью хлестнул молодого князя по лицу. Он вскрикнул, взмахнул перед собой руками…

Осташ со всей силы ударил копьём князя в спину.

— Ты на князя поднял руку! Князя только каган может приговорить к смерти! — Уржа выхватил саблю и, не дав сотнику опомниться, свалил его на красный ковёр, рядом с поверженным князем Анбалом. Войско откликнулось гулким ропотом, и трудно было разобрать, князя ли осудили воины, или поступок сотника…

К Тимарю приблизился Уржа и чуть слышно прошептал:

— Ещё плохие вести, брат мой. Змеёныши — сородичи мёртвого Анбала — слух успели пустить среди войска, будто мы утаили золото, много золота, которым урусы якобы откупились перед всем войском! А мы, ты и я, убили князя и то золото себе оставили, чтоб с нукерами не делиться. И теперь все хотят справедливого дележа. Многие нукеры, не таясь от моих доглядчиков, грозятся не уйти от Роси, пока мы не совершим такого дележа.

Тимарь тяжело повернулся к брату, пытливо глянул в его узкие, настороженные глаза: брат думал, как спасти себя, кагана, как удержать власть в руках от завистливых и беспощадных сородичей, каждый из которых только и ждёт удобного случая.

«Обманули князей, нукеров… Анбала убили, а покоя душе так и не сыскали, — размышлял Тимарь, ворочаясь на подушке. — Расспрашивал я нукеров, ходивших в Белый Город урусов. С теми колодцами урусы через неделю повалились бы на траву, как валятся осенние мухи при первом морозе! Не от страха перед колодцами увёл я войско от проклятого города!»

— Коварные тмутараканцы! — выкрикнул Тимарь, не сдержавшись от прихлынувшей злости. — Должно, их лазутчики уследили-таки, когда кинулись мы на Кыюв! Теперь по нашим вежам гуляют безнаказанно!

Гонцы принесли весть о нападении тмутараканских урусов на печенежские вежи в тот час, когда Анбал только что возвратился из голодного Белого Города. Ещё неделю продержать город в осаде, и он упал бы к ногам кагана, как падает в траву откормленный осенний гусь, перенятый в воздухе меткой стрелой степного охотника!

Известие о тмутараканском нападении утаить не удалось, и родичи Анбала кинулись теперь со своими полками в угон за южными соседями-урусами. С оставшимися у Тимаря полками против дружины князя Владимира не устоять. Да вот сказывает брат Уржа, что и свои нукеры недобро шепчутся за спиной, чьей-то крови ищут. Чьей?

— Где же нам взять столько золота? — вздохнул Тимарь и поднял глаза на брата, а в них — тоска от ожидания близкой и неотвратимой расплаты за неудавшийся поход, за многие жертвы, не оплаченные добычей и большим полоном.

— Не о золоте, брат, речь теперь, — снова прошептал Уржа. — Если выставим золото, нукеры подумают, что скрыть хотели от них, нашим ворогам это будет на пользу. Надо найти виновного в неудаче похода. Не найдём — нас обвинят и потребуют крови. Тут уж родичи Анбала не станут дремать! Молодому Араслану власть князья не отдадут, в другом роду поищут достойного сидеть на подушке каганов!