Над бездной

Глава XXI

Благословение на месть. — Певец — брат Люциллы

Громкий стук в дверь прервал вспыхнувшую ссору друзей. Электрон немедленно отпер и впустил Семпрония. Лицо почтенного воина было печально и злобно; он тихо вошел в комнату и сел на кресло.

— Я рад, что вы не спите, мои гистрионы, — сказал он, — я хочу говорить с вами; мне тоже не спится.

Электрон сел на пол у ног своего патрона; Нарцисс стоял у своей кровати, бледный от испуга, не зная, что ему делать.

— Отчего ты не обедал дома, мой покровитель? — спросил певец.

— Пообедал у друзей моих, — ответил Семпроний.

— Отчего же ты за ужином был грустен, молчалив, не хотел ничем развлечься? отчего ты и теперь так угрюм? кто оскорбил тебя?

— Мой милый певец, настало, время для наших действий; пришла пора для тебя опоясаться мечом, покинув музыку. Это тяжело для меня, но да благословит тебя Небо на трудные подвиги! первую половину ты уже совершил; подошло время окончить остальное.

— Окончу, мой благодетель, как начал. Мой меч на поле битвы не нанесет мне бесчестья. Мои бандиты давно ждут твоих приказаний.

— Страх за твою жизнь мучит меня, мой милый.

— Отец Люциллы! никто лучше меня не отомстит за твою дочь и не восстановит чести ее несчастного мужа. Я отмщу за дочь твою и докажу тебе, что Фламиний не виновен. Я буду себя беречь, но если Рок судил мне пасть, то поручаю тебе два существа, любимые мной, кроме тебя, больше всех на свете: мою Амариллу и Нарцисса. Храни их и люби, как меня любил!

Стоявший в углу Нарцисс подошел и сказал:

— Друг, позволь мне разделить твои подвиги и опасности!.. я не настолько слаб, чтоб сидеть дома, когда ты пойдешь биться с врагом. Мое сердце также полно жаждой мести. Возьми меня в твои оруженосцы.

— Милый друг, — ответил певец, — я взял бы тебя охотно, если б не был уверен, что ты испортишь все мое дело. Резец и кисть приличнее твоей руке, чем меч. Ты испортишь мое дело твоим простодушием, погубишь меня, желая услужить.

Преклонив колена, певец сказал Семпронию:

— Благослови же меня, отец Люциллы!

Старик возложил свои руки на голову клиента и сказал: — Благословляю тебя на подвиг мести, как отец дитя свое.

Певец поцеловал его руку; старик его обнял и заплакал.

— Росция сообщила тебе подробно о положении дел? — спросил он.

— Да, патрон, — ответил певец, — я сам того же мнения, так ты: один Цицерон в силах спасти Рим и республику от самовластия Катилины: он наша единственная надежда.

— Говорила ли тебе Росция, что Красс вполне перешел на сторону оратора?

— Говорила, что он предложил свое несметное богатство к его услугам. Чего же нам опасаться? ты один в силах продержать в поле целый, год двадцатитысячную армию, а если прибавить сокровища Красса, Цицерона и других сторонников общественного спокойствия, то мы непобедимы. Мои бандиты тщательно подобраны из купцов для ловких разведок и влияния на народ и из калабрийских горных разбойников для работы кинжалом. Эти последние не имеют ничего общего с Катилиной и не поддадутся соблазну, потому что отличаются своеобразной разбойничьей честностью.

— Скоро выборы. Вели охранять Цицерона и славить его в народе. Цицерон должен быть выбран в консулы, иначе все ваше дело погибнет. Жаль, что молодой Катон равнодушен к этой великой борьбе партий, а Цезарь стоит явно за Катилину, надеясь во время неурядицы присвоить вместо него власть. Подкоп к дому Порция-Лекки сделан?

— Росция говорила мне, что все готово. Она разведала, что завтра около полуночи будет сходка террористов у Лекки. Мы должны быть в нашей засаде. Ты должен находиться с нами.

— Зачем я-то вам нужен?

— Ты, отец Люциллы, должен видеть это сборище, чтоб убедиться в невинности твоего зятя. Ты должен понять, какие чары употребляет злодей, чтоб закабалить себе человека; ты должен понять, какие причины заставили несчастного Фламиния решиться на бегство от твоей дочери и броситься снова в бездну порока. У Катилины 400 клевретов кроме наемников; в каждой провинции есть у него агенты, готовые возмутить рабов и горных бандитов; злодей далеко не так ничтожен, как думает Цицерон.

— Певец, грозит нам беда еще с другой стороны: Катон, равнодушный к борьбе партий, не равнодушен к личности Цицерона; он ему противодействует, доказывая, что оратор, как человек без предков, выходец из деревни, недостоин быть консулом.

— Кроме Антония, Катилины и Цицерона, есть еще кандидаты?

— Других нет. Прошло уже то время, когда высшие должности казались заманчивыми. Теперь даже честолюбие замолкло перед страхом. Кандидат на консульство рискует своею головой.

— Чего же ты опасаешься? лишь бы из трех не был выбран Катилина.

— Антоний — его друг.

— Антоний — слабохарактерный и бедный человек; Цицерон поладит с таким товарищем. Предоставь же мне полную свободу действий и будь покоен. Бандиты Аминандра вполне преданы мне. Натан и Иохай клялись мне заповедями Моисея не выдать нас; сильнее всех клятв поработит нам этих евреев наше золото.

Корсары почти совсем уничтожены Помпеем; этот источник доходов иссяк для Катилины; все его рудники в кладовых Орестиллы и Семпронии, твоей племянницы; эти ужасные женщины поддерживают злодея. Орестилла погубила своего пасынка, Афрания, чтоб он не мешал ей одной распоряжаться деньгами; Семпрония развелась со своим мужем. Несчастный Квинт-Аврелий уже был записан в проскрипции, бегство в деревню спасло его.

— После анонимного письма, писанного тобой, певец.

— Да, к счастью, я это узнал своевременно.

— Ужасная женщина!.. она готова была убить даже своего единственного сына, чтоб угодить Катилине!.. мужчина не решится на то, что я про нее слышал; ее разврат не привлекает, а отталкивает даже порочных искателей сладострастия. Милый певец, неужели я оставлю мое наследство этому чудовищу в образе женщины? я хотел усыновить тебя, но ты отказался; я хотел взять Амариллу в дочери, — рыбак ее не отдает. Я стар; кто поручится на мое долговечие?.. зачем ты так долго мучишь меня, певец?

Электрон грустно взглянул на старика и несколько раз поцеловал его руку.

— Вспомни, — сказал он, — вспомни, как ты мучил твою дочь, когда она просила помилования мужу!.. ты был неумолим; неумолим и я. Составь завещание в пользу Амариллы, а мне с товарищем ничего не надо. Я заработал у тебя в эти годы порядочный капитал и поместил в верные руки. Мы не будем голодать и без твоего наследства. Но ты, патрон, еще долго проживешь. Ты мог вынести все твои горести; это ручается за твое долговечие.

— Меня удержала от самоубийства загадка в последней воле Люциллы. Я не отгадал сразу, кто ты был для моей дочери, но решился жить, чтоб исполнить ее волю. Неукротимая в твоем лице достойно отмстит за себя.

— И за своего мужа.

— Будь ее воля!.. ее последняя просьба была о милости к этому злодею.

— Он невинен; ты убедишься в этом. Если ты не последуешь за мной в дом Лекки, я откажусь служить тебе. Исполнить все или ничего — это мой ультиматум.

Старик ушел. Друзья не могли больше спать.

— Рамес, — обратился художник к другу, — скажи мне откровенно: ты был фаворитом Люциллы или родственником?

— А тебе на что это знать?

— Странно совпало твое служение Нобильору с ее пребыванием в его доме, как будто ты нарочно туда явился, когда явилась она, и бежал вскоре после ее бегства. Ты не брат ее?

— Может быть, брат.

— Я это подозревал.

— Ты великий мастер на отгадыванья, Нарцисс!.. недаром тебя колдуном прозвали.

— Ты ее близнец по матери или сын ее отца и рабыни?

— Ее призрак тебе сказал, что я сын волны морской; чего же тебе больше? я прибавлю, что я еще сын и луча солнечного.

— То есть ты сын Люция-Семпрония и сицилийской рыбачки. Теперь мне понятна любовь к тебе твоего патрона; понятно твое греческое имя, одинаковое с именем его дочери; твой псевдоним — Рамес — есть изменение имени Ремус (весло). Брат Люциллы!.. ах, как я рад и счастлив, что сделался твоим другом!.. я не согласен с тобою в одном: честь Фламиния тебе не восстановить.