За землю Русскую

— Весь Псков поднялся, княже, противу ливонцев, — отвечая, Володша, как бы стыдясь за старое, опустил глаза. — Но устоим ли перед силой? Вече сказало: молить Великий Новгород и тебя, Александр Ярославич, приди на помощь!

Дожидаясь князя, бояре в Грановитой перекидывались редкими словами. Владыка Нифонт, обеспокоенный тем, что Александр не пришел вовремя, как обещал, велел ближним попам послать отрока на княжий двор, проведать — где князь? Отрок встретил Александра в пути и, не задерживаясь, вернулся в Грановитую с вестью. Узнав, что князь близко, владыка приподнялся.

— Князь Александр Ярославич жалует, мужи!

Вступив в палату, Александр на миг задержался у входа. Словно и его поразило многолюдие собравшихся. Следом за князем в палату вошли боярин Федор и Гаврила Олексич.

Поднявшись к княжему месту, Александр не опустился на него. Обрамленное вьющейся бородкой лицо было серьезно. В красном коротком кафтане с золотым поясом и в круглой, опушенной черной куницей, княжей шапке, с тульей того же цвета, что и кафтан, Александр стоял, опираясь о столец, как бы спрашивая взглядом сидевших на лавках бояр: будет ли то, что скажет он, словом совета?

Тихо стало в Грановитой. Тревожило всех — о чем молвит Ярославич: о делах ли вотчинных, о своих ли обидах? Знают нынче новгородцы крутой, не признающий преград, характер своего князя. Сломал он старые боярские обычаи, которыми уставлено было жить князю в Новгороде на дар с волостей, указанных в ряде, и ведать войско. Александр судит суд без посадника, на своей воле; даны ему вотчины в Новгородской земле, и сам он, указом своим, отписал в княжие вотчины земли на дальнем Терском берегу; дворских людей своих ставит в волости на кормление воеводами.

— Мужи новгородские! — прозвучал наконец его голос; и в том, как это молвил Александр, в еле заметном движении руки, во взгляде его чувствовалось то особое выражение сознания силы своей, которое присуще людям ясного ума и твердой воли. — Видел я нынче гонца из Пскова и слышал его речь, — продолжал он. — Тревожна она. Войско латинских крестоносцев вновь у Завеличьего поля. Псковичи взяли оружие. И нам, мужи, пора вспомнить о враге. Сложим руки — ждать нам тогда к рождеству, а может и раньше, голодных лыцарей у Кромного города. Волею Новгорода собирал я рать, был во Владимире у великого князя с докукой о помощи против латынян. Полтысячи конных воинов отпустил со мной из Владимира князь Ярослав. Воеводы Домаш и Кербет идут с Переяславским полком; на пути к Новгороду владимирское пешее войско с братом Андреем Ярославичем и воеводой Чукой. Идут с Низу подводы с хлебом. Остановить ли нам вражеские полки на рубеже, как делали встарь, или войску нашему, переступив рубеж, гнать латынян и иссечь их на их же земле? На то, мужи, будет ли слово и воля Великого Новгорода?

— Княжее слово — наше слово, мужи, — поднялся с лавки боярин Сила Тулубьев. После недавних походов к Копорью и Пскову посажен Тулубьев тысяцким на Новгороде. — Переступят рубеж латыняне — разорят погосты и городки, прольют кровь мужей наших, сожгут зажитья и полон велик угонят.

— На моей памяти который уж раз изгоняем лыцарей, мир свой им даем, а они, как мухи на межени — гонишь в дверь, они в окошко, — не обращаясь ни к кому, словно бы говоря сам с собой, вздохнул Водовик. — Недавно, когда в вотчинке моей на Маяте…

— Переступим рубеж! — перебив Водовика, горячо, как бы стремясь показать этим, что не верхних бояр, не именитых вотчинников, громко нынче слово в Грановитой, воскликнул Никита Дружинин. — Переступим, — повторил он. — На том, мужи, хочу я слова Великого Новгорода.

— Тьма войска у лыцарей, подумать бы, — сказал боярин Никифор Есипович. — Поход легко молвить, а не пришлось бы после чесать голову.

— Мы с думой, а лыцари к нам с кистенями да копьями, — сказал Дружинин. — То-то ладно будет Новгороду.

— У тебя, Никита, рука легкая, — Есипович насмешливо поклонился в сторону Дружинина. — Тебе что на игрище, что в поле на встречу с ворогом. Не кашей, чаю, встретят тебя латыняне за рубежом.

— Со свеями и лыцарями в Копорье и Пскове на своей земле бились.

— Добро бы дома, на теплой лежанке, встречать и бить гостей незваных, — засмеялся Дружинин.

— Ия молвлю: зря ты, Никита, смешишь людей, — косясь на Дружинина за то, что перебил тот давеча его речь о пожаре на Маяте, заговорил Водовик. — Со старины сказано: дома пни помогают, а на чужой земле пути неведомы.

— Не князю ли решить, мужи, как встречать и как провожать латинских крестоносцев с Русской земли? — призвав к тишине, промолвил владыка. — На поле, где сойдутся рати, там зорче глаз, а нам… Не молвить бы издалека-то, сослепу, себе на позор.

— Послушаем твое слово, княже, — впервые за нынешнее сидение открыл уста боярин Якун Лизута.

Александра не изумило, что сегодня в совете господ не громки голоса старых вотчинников. Владыка Нифонт, при всей кажущейся простоте своей, умен и хитер. Не потворствует он вотчинникам. Не стало в Грановитой и Стефана Твердиславича, боярин Лизута еле обмолвился словом. Владыка Нифонт сам ведет совет. Не вмешиваясь в споры, с тихой добродушной улыбкой смотрит он на бояр, но слово его, взгляд умных, проницательных глаз прекращают шум. И сейчас — растерянные взоры бояр обращаются к Александру: ему вести войско, ему и решать.

— Коротко слово мое, мужи, — произнес Александр и помолчал, как бы сознавая всю важность и ответственность того, что он сейчас скажет. — Нет у нас времени ждать. В походе и битве — не страх, не сомнения, а ум зоркий, мужество и выносливость воинов решают спор. Изгоним ливонских лыцарей и иных латынян и все войско их с нашей земли… Изгоним, и если сохранится сила их, переступим рубеж. На том слово мое, и пусть оно будет вашим словом, мужи новгородские!

— Великий Новгород с тобою, княже! — раздался громкий голос с нижних мест, где сидели старосты гостиных и ремесленных братчин.

— Твое слово, княже, твоя и воля!

— С тобой Великий Новгород!

— Положим животы за святую Софию!

Поднялся владыка. Воздев руки, призвал он к успокоению.

— Не бранью и не кулачным боем устрашают врага, мужи, — сказал он. На этот раз голос его прозвучал громко и властно. — Тяжкое испытание предстоит людям нашим, — продолжал он в наступившей тишине. — Встанем на защиту земли дедов, и память о делах наших славою останется на века. Веди полки, княже! — владыка повернулся к Александру. — Смел и благословен будет путь твой. Так говорит Великий Новгород!

Ненависть к врагам земли своей неудержимо, как вешнее половодье, разлилась шумом и горячими кликами новгородцев. Александр молча слушал все, о чем говорили в палате, призывая к защите родной земли. Плотно сдвинулись к переносью темные брови князя, строг и жёсток его взгляд, но на губах блуждает улыбка. Он ждал слова Новгорода и ждал этого слова таким, каким услышал.

Александр опустился на свое место, подождал, пока бояре и старосты братчин, утирая пот и откашливаясь, рассаживались вновь по лавкам, потом, призвав к тишине, заговорил просто, словно бы ища совета.

— Новгород собирает полки, — сказал он. — Нам думать, мужи, как снарядить войско, чтобы не нуждалось оно ни в чем и не теряло времени на долгие сборы. — Александр слегка усмехнулся, произнеся это, и взглянул в сторону Дружинина — Начнем поход, когда достигнут Новгорода Владимирский и Переяславский полки. Нынче же к вам, оружейные мастера, первое мое слово: дайте оружие войску — и новгородцам и тем, кто придут безоружны, чтобы не с косами и дрекольем шли воины в битву, а с мечами и копьями Спрашиваю тебя, Онцифире, — Александр поискал глазами старосту братчины оружейников. — Есть ли оружие у мастеров оружейных?

— Есть, княже. Запасы у мастеров велики, — ответил Онцифир, показав на свет белую бороду. — Куда нести оружие — укажи!

— Куда нести — распорядит болярин Федор Данилович и староста кончанский Никита Дружинин. Им велю ведать оружейное дело. Второе мое слово к вам, вотчинники новгородские и гости торговые. Нужны припасы войску и хлеб. Что есть у кого в кадях — объявите о том. Обозы с хлебом идут с Низу, надо принять их, слать хлеб следом за войском. Примите заботу о том на себя ты, боярин Никифор Есипович, и ты, славный гость Афанасий Ивкович! Пусть ваше слово и ваш ответ будет перед Новгородом и перед Русью за то — сыто ли войско.