Призвание варяга (von Benckendorff) (СИ)

Девица, не будь глупа, объяснила поклоннику, что у нее… встреча с Его Величеством и позвала прийти в другой день. Сама же свистнула своего любовника и вложила ему в руку кинжал…

Когда австрийский Государь Император узнал про свою пассию сии новости, он настолько распалился грешною страстью к вдохновительнице сего преступления, что сослал следователей — куда Макар телят не гонял. (Я уже говорил, что головорезов публика носит всегда на руках! Вот и Габсбургу видимо не хватало в жизни чего-то остренького.)

Австрия даже не поняла, — чем кончилось следствие. Но отголоски дела, как круги по воде, разошлись по Европе.

В Англии некто рекомендовал членам правительства "отказаться от общения с дамами, входившими в круг общения Александра Бенкендорфа и Элен Нессельрод.

Я сразу послал письмо моему английскому родственнику с вежливым удивлением — какого черта?

"Не значит ли это, что на Альбионе стали преследовать актрис за их иудейскую кровь?

Нет ли в сем потуг английского короля расстаться с его нынешней фавориткой, кою он тоже вывез из "салона Элен"?

Не стыдно ли британской короне прикрывать вполне банальное охлаждение чувств уже немолодого мужчины столь "благовидным" предлогом?

Неужто мой дядюшка слаб в коленках настолько, что готов принять приказы от своего камердинера, — насчет того — какое ему белье сегодня надеть?!

Реакция Букингемского дворца была адекватной и бумага "Интеллидженс Сервис" легла под сукно, а кого-то просили в отставку. Так что — в Багдаде все спокойно…

В реальности, мое покровительство иудейкам было лишь крохотной частью айсберга дел с Бонапартами. Если б я был всего лишь удачливым сутенером, далеко бы я не уехал. И до меня были сутенеры, и милые дамочки по приемлемым ценам, но…

Истории "об актрисках" нарочно раздувались во Франции, чтоб… объяснить мое столь частое появление при дворе. В реальности же…

Как я уже говорил, — Бонапарты — корсиканцы до мозга костей. Долгие войны дали им колоссальные прибыли, но не научили их — организации хозяйства в награбленных землях. (Возможно, что, будучи корсиканцем, Наполеон сам о том был без понятия — Корсика самый отсталый и бедный кус Франции.)

Экономика же Французской Империи — трещала по швам и все эти земли, дворцы и замки не приносили дохода, но напротив — загоняли несчастных в чудовищные долги. А сбыть их с рук…

"Сам" как раз перед этим выгодно "загнал" Луизиану — Америке. Луизиана с Калифорнией и Техасом была отнята им у Испании и выставлена на продажу.

Сумма сделки была такой, что у "янки" попросту не нашлось таких денег. Уговорились на том, что американцы заплатят сразу, как соберут средства. Деньги за Техас с Калифорнией нашлись к 1815 году, Бонапарт на них вооружил "армию ста дней", но, пока суд да дело, стряслось Ватерлоо, а испанцы от всего отказались. Это они зря, — деньги плачены и на стороне американцев Закон.

Что будет, если все начнут отказываться от своих обязательств? (Ведь продажа случилась в Америке, а те земли вне компетенции Венского соглашения!) Хороши же мы будем, коль наплюем на священное Право Собственности!

Но раз уж Император занялся продажей награбленного, чего хотеть от его простодушной родни?

Я сразу вошел в ее положение, подыскал покупателей и — дело пошло. Одним из условий сих сделок стал уговор не рушить чужого имущества "в ходе Войны". Другим — если выиграют якобинцы, они нам выплатят "страховые". Дело обернулось иначе и платим мы.

Любопытно, что жандармерия, не зная подноготной сих дел, сперва пыталась намекнуть собственным хозяевам, что со мной — не все чисто, но на них так цыкнули, что несчастные вообще сняли с меня всякую слежку.

Буквально через неделю после моего знакомства с этой семьей нам с Элен пришло приглашение "на охоту". Впрочем, с классической охотой в ее русском, прусском, или даже старофранцузском понятии — сие не имело ничего общего.

Бонапарты прекрасно усвоили урок Революции и не пытались шокировать обывателя пышностью выездов, иль размером потрав.

Охота "нового образца" — больше смахивала на пикничок с выездом на природу, причем известная функция сего пикничка была не в том, чтобы потешить высшее общество, — сколько наоборот — возможно приблизить нынешнюю монархию к народу, его чаяниям и обычаям. С другой стороны — зевакам любо смотреть на кураж и удаль аристократии, так что хоть и не предполагалось истребление многих животных, — охотников нарочно подбирали так, чтоб не ударить в грязь пред простыми людьми.

Из этого и вышла заминка. Элен не каталась верхом, да и вообще недолюбливала лошадей. Поэтому ее обязанности "на охоте" были ясны, оживлять пейзаж и ухаживать за охотниками, чуток ослабелыми в боях со "змием", и вообще — собрать на стол, подрезать закуски и далее.

В "Новой Франции" слуг не было — по-крайней мере так пытались внушить обывателю. А что милее глазу простого люда, чем — аристократка, нарезающая краюху? Народ победил — да здравствует Революция!

Но по замыслу устроителей всего этого для полного счастья — требовались "амазонки". Своих наездниц французы благополучно гильотинировали, а жены и любовницы новой формации не умели ездить верхом. В лавках, да "реальных" школах сему не учат. (Элен не умела ездить по той же причине.) А гарцующих дам не хватало, вот я и предложил мою сестру в обществе Нессельрода. (Вот и пустили всех нас — в огород!)

День был на зависть, — только во Франции и возможно такое буйство, все искрится и сияет, как будто во всем по капельке Солнца — сего покровителя "la Douce France". Дашка была в приподнятом настроении и забавлялась — по-всякому.

Она гарцевала рядом со мной в ее любимом офицерском мундире ливонской армии, (Дашка дослужилась у матушки до капитана — в абвере, разумеется) и все мужчины только слюнки утирали — так соблазнительно смотрелась сия валькирия нового времени. А ее мужское седло и сама манера езды, к коей приучают воспитанниц самых этаких пансионов, приводили охотников — в состояние животного исступления.

Я ж, к вящему удовольствию буржуа, перескочил на коне через пару изгородей, удовлетворил интерес по моему поводу и спешился — подкрепиться.

У столиков меня ждал Талейран, коий сразу стал извиняться за давешнее. Я милостиво махнул ему рукой со словами: "Бог простит", — и мы дружно с ним рассмеялись. Тогда сей лис спросил у меня, какого мое впечатление от Бонапартов, на что я, обнаружив немало слушателей, — (причем из обоих лагерей французской политики), пожав плечами, ответил:

— Корсиканцы!" — и все кругом сопроводили мои слова смехом и возгласами. (Обе партии записали меня в свои сторонники, — своим ответом я угодил как солдатам, так и католикам.) Те и другие услыхали то, что хотели услышать, а я заслужил репутацию человека… "понятливого.

Тут из толпы раздались свисты и улюлюканье. Сестра играючи перемахнула через ровик, куда до того шлепнулись пара молодых буржуа, — без комментарий.

Я с изумлением разглядел, как разрумянились щечки моего визави, коий глаз не мог оторвать от ливонской валькирии. Одной ногой там, — а — туда же!

Я хлопнул старика по плечу и задушевно спросил:

— Интересуетесь? Я могу — познакомить!

Старый сатир покраснел, как маков цвет. Мысли и желания раздирали его, но в сих делах "клиент" сам решается на нисхождение в ад. А то, что Дашка умела помучить…

Наконец, борьба разума с глупостями в Талейране кончилась тем, чем она обычно кончается, и старик робко промямлил:

— Коль Вас не затруднит…

Через пять минут я снял вспотевшую Дашку с ее кобылы и подвел к бывшему министру иностранных дел Франции. Старичок приложился к руке амазонки и с замиранием сердца спросил:

— Как вам не страшно — так ездить, милая?" — он не успел продолжать, как "милая" отмахнулась, как от докучливой мухи: