Тайная история Марии Магдалины

— Бог оказал нам милость, пожелав, чтобы мы все услышали. — попыталась успокоить ее Иоанна — Вопрос в том, что нам с этим делать. Ну, предостеречь Иисуса — это само собой. Но должны ли мы выступить против Иуды?

Выступить против Иуды? А он, поняв, что разоблачен, поменяет планы?

Нет, — уверенно промолвила Мария, — он не должен знать, мы должны делать вид, будто все как прежде. Разумеется, предупредив Иисуса. И его мать.

— Матери лучше не говорить, — возразила Иоанна. — Зачем лишние огорчения? Она попытается уговорить его бросить проповедовать, но не сможет. Мы ведь знаем, Иисус любит ее, но следует своим путем.

— Иоанна, — вздохнула Мария, — я ничего не понимаю. Все мы подходили к Иисусу с вопросами и не всегда получали ответы. Но мы верим ему. Как же могло случиться, что один из нас, такой же ученик, как и все, сделал это? Если он утратил веру, то почему просто не ушел? Так поступали многие, прибившиеся к нам из любопытства. Силой его никто не держал. Почему Иуда так поступил?

— Им двигала месть, — не раздумывая, ответила Иоанна. — Он повел себя как отвергнутый любовник. Подобные люди не уходит просто так, а стараются причинить боль тому, кто причинил боль им. Для них это единственный способ утвердить себя в собственных глазах.

— Но Иисус не причинял ему боль.

— Ты не знаешь, о чем Иуда спрашивал Иисуса, каких ответов ждал и какие получил.

Это правда, о разговорах, которые все ученики по отдельности вели с Иисусом, Мария не знала практически ничего. Такие взаимоотношения были сугубо личными, уникальными для каждого, что отличало Иисуса от других учителей.

— Ненавижу его! — вырвалось у Марии.

И подумать только, этот человек, Иуда, набивался ей в спутники жизни.

— Не нужно ненавидеть, — укоризненно произнесла Иоанна. — Ненависть лишает ясности мысли.

— Ты прямо как Иисус, — фыркнула Мария. — «Любите врагов своих…»

— Но разве не это мы обязаны делать? Прямо как Иисус? Именно так. Ведь Иисус велел нам молиться за врагов. За всех врагов — значит, и за Иуду.

— Я и готова молиться, но… — Ярость против Иуды, ученика, ставшего изменником, бушевала в ее душе, но рядом была и глубокая печаль, от которой на глаза наворачивались слезы.

— Отказаться от ненависти — не значит отказаться от борьбы против Иуды, — заявила Иоанна— Мы будем молиться за его душу, но расстроим его планы.

Проталкиваясь по запруженным народом улицам, Мария и Иоанна настороженно озирались по сторонам. Навстречу им валом валили люди самого разнообразного, порой экзотического вида: паломники, столичные жители, римские солдаты и разнообразные иноземцы, чье происхождение и род занятий невозможно было определить. Солнце садилось, и все, кто хотел выйти из города спешили к воротам. Близился Песах.

«Чем эта ночь отличается от прочих?» — таков был один из ритуальных вопросов.

— Будет ли этот Песах отличаться от прочих? — спрашивали всякий раз паломники. — Явится ли Мессия?

Такая возможность возникала каждый год. Вот почему Песах — это то, что всегда бывает в настоящем и никогда в прошлом.

Глава 51

Возвращаться в храм было уже поздно, день закончился, и Иисус, скорее всего, уже ушел. Мария и Иоанна рассчитывали найти его на склоне Елеонской горы. По узенькой, шедшей вверх тропке двигалось столько паломников, что женщины решили свернуть в находившуюся у подножия горы оливковую рощу и подобать, пока толпа пройдет мимо.

Этот место называлось Гефсиманским садом потому, что здесь когда-то отжимали масло из оливок, [66] и оказалось тихим зеленым убежищем. Тут росли могучие, очень старые оливковые деревья, которые, казалось, перешептывались на ветру, делясь друг с другом забытыми секретами давно минувших дней, возможно, еще предшествовавших восстановлению Иерусалима. Что повидали на своем веку эти зеленые великаны? Как Неемия и Ездра отстраивали город заново? Неужели они пять столетий ждали, когда же Израиль вернет себе былую славу сначала в борьбе против греков, а теперь против римлян? Может быть, вожди Маккавеев устраивали под этими ветвями тайные собрания, и солдаты Антиоха вторгались под их сень?

— Это место населено призраками, — сказала Иоанна, прислонившись к толстому стволу одного из самых древних деревьев. — Мне кажется, я слышу множество голосов.

— По крайней мере, они не оглушают, как гомон этих паломников, — фыркнула Мария.

Она до сих пор не пришла в себя от услышанного во дворце. Все прошло гладко, и теперь благодаря Иоанне они могуг предостеречь Иисуса и предотвратить беду. А если бы они не узнали?.. Отступничество и подлое предательство Иуды так потрясло Марию, что она чувствовала себя разбитой и рада была небольшой передышке между выслушиванием всей этой мерзости и — от этого ведь никуда не денешься! — изложением ее Иисусу.

Мария присела на траву рядом с Иоанной. Мысли ее кружились, шум в голове заглушал тот гвалт, что доносился с запруженной народом тропы. Многоязычный гомон сливался воедино, тем более что разговоры, на каких бы наречиях они ни велись, были практически об одном: о еде и ночлеге. Мария впервые задумалась о том, почему Закон заставляет столько народу каждый год собираться в Иерусалиме на время трех праздников. А также о том, что все-таки побудило Иисуса явиться сюда именно теперь.

Сейчас здесь находилось огромное количество самых разных людей — и римляне, и сторонники Антипы, и религиозные старейшины. Все следят за всеми, все друг к другу присматриваются, а Иисус как раз и хотел оказаться со своей проповедью в центре всеобщего внимания. Лучшего времени для этого не найти. Именно за тем он покинул Галилею и направился сюда, в средоточие политической и религиозной жизни народа. Это являлось частью его плана, грандиозного замысла, связанного с приходом и утверждением Царства Божия.

И вот сейчас Иуда замахнулся на святое — он задумал помешать этому! Расчет был на то, что Иисуса схватят и вышлют из Иерусалима, не дав ему донести свое послание до людей, собравшихся со всего Израиля и из других стран. Ему заткнут рот и выставят из столицы в захолустье, где слушать его будет просто некому.

Они с Иоанной предупредят Иисуса, и он сможет защитить себя. Но что, если Иисус не захочет?

Они сидели под раскидистой кроной, упиваясь душистым, свежим воздухом сада. Деревья вокруг них, казалось, шептали, успокаивая и утешая: «Не тревожьтесь… Подумайте… Это пройдет… Все в мире преходяще…» Умиротворяющее благоухание оливковой рощи манило соблазном остаться здесь и подождать, пока все уладится само собой, ведь в столь дивном, исполненном благодати мире иначе и быть не может.

Однако по прошествии некоторого времени Иоанна шевельнулась и сказала:

— Наверное, нам пора идти. Уже поздно.

Пробудившись от грез, Мария обнаружила, что заполонявшая тропу людская река утончилась до ручейка, и у них больше нет причины отсиживаться в сторонке. Неохотно поднявшись, она вздохнула, готовясь покинуть мирную сень сада и вернуться на тропу обыденности.

Женщины без труда нашли своих спутников, которые расползлись на том же месте и уже развели огонь, чтобы приготовить ужин. Иисус стоял в стороне и задумчиво смотрел вниз, туда, где лежал почти скрытый сейчас сгустившимся сумраком Иерусалим. Еще можно было различить черту стен и поблескивающую белизну храма, но все прочее утопало во тьме.

«Надо сказать ему сейчас! — подумала Мария — До ужина, до того, как все соберутся вместе, чтобы не говорить этого при них! Сейчас, пока рядом с ним никого нет!»

Отчаянно робея, она приблизилась к нему, протянула руку и| осторожно, поскольку он, казалось, всецело поглощен созерцанием погружавшегося во мрак Иерусалима, коснулась его плеча. Иисус немедленно повернулся и посмотрел на нее. Но явно без воодушевления.

— Да?

— Учитель… — начала она и осеклась, вдруг вспомнив, что произошло между ними, когда они оставались наедине в прошлый раз.