Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Телохранители попали на ночлег в разные места. С Альфредом остались только слуги из Руана, но он не придал этому особого значения: с ним ведь был ярл Годвин со своими людьми, и вскоре они сидели за богато накрытым столом, ели, пили и веселились. Годвин восхвалял мать Альфреда и во всем вел себя как человек Альфреда.

Наконец ярл пожелал спокойной ночи и удалился на ночлег. Слуги ярла показали Альфреду и его провожатым, где им спать. Сытый и пьяный Альфред тут же рухнул в постель; день выдался длинный, а путешествие — напряженным. Но все хорошо, что хорошо кончается! Теперь оставалась только завтрашняя поездка в Винчестер.

Людям Харальда понадобилось немало времени, чтобы разбудить Альфреда и объяснить ему, что он попал в плен. Равно, как и все его люди.

Альфред не знал, что Годвин ярл недавно перешел на другую сторону и теперь поддерживал Харальда сына Альфивы. Альфива и Леофрик настояли на новой встрече с английской знатью. Поскольку Хардекнут так надолго задержался в Дании, больше ждать было нельзя: Харальд должен считаться полноправным королем Англии.

В такой ситуации Годвин решил, что бесполезно отстаивать интересы Эммы и Хардекнута. Он попытался снискать дружбу Харальда и заручился его поддержкой. Эмма совершенно ничего не знала о поездке Альфреда. Поэтому новости о его судьбе и судьбе его людей нанесли ей сокрушительный удар.

Телохранителям Альфреда прямо в постелях надели на руки и на ноги кандалы. Когда наступил день, их подвергли публичным пыткам: вот так поступают с чужеземцами, которые пытаются идти против воли короля Харальда! Бедные телохранители не понимали языка и того, в чем их обвиняют. Кончилось все тем, что одних убили на месте, других люди Харальда взяли себе в рабы, а третьих продали на открытом невольничьем рынке.

Альфреда, конечно, тоже заковали в кандалы. Сначала Харальд приказал отвезти его в Лондон, а оттуда послал в монастырь в Или. Там люди Харальда свершили над ним шутовской суд и порешили выколоть ему глаза. Что и было сделано.

Затем Альфреда убили, но не сразу, а только через несколько дней, полных слепых страданий. Его палачи оставили его лежать там, где он погиб, на острове в Узе близ монастыря. Монахи Или позаботились о его теле, похоронив его по-христиански.

Ярл Годвин умыл руки. Он, конечно, известил короля Харальда о визите Альфреда в Англию. Его долг был защищать Уэссекс, если кто-нибудь попытается ввести в страну войска. Но никогда в своих самых диких фантазиях он не мог представить, что Харальд разрешит своим людям такое насилие над, в сущности, беззащитным сыном вдовствующей королевы!

Сам Годвин спокойно спал и узнал обо всем только после того, как преступление было совершено…

У Эммы не было сил ни на бурные протесты, ни на проклятья. Но она сделала так, что о преступлении стало известно в Нормандии, и там и во Фландрии не приняли оправдания Годвина.

Эмма написала также своему родственнику графу Бодуэну и попросила у него пристанища. Граф тотчас ответил, что она желанный гость и что он приказал привести для нее в порядок дом в Брюгге.

В начале зимы 1037 она покинула Англию. В третий раз отправлялась она в изгнание. Король Харальд и его мать формально не выслали ее из страны, но тщательно проследили за тем, чтобы она не вывезла из страны того, что, по их мнению, принадлежало королевскому дому.

Эмма Нормандская и в этот раз не именовалась королевой-матерью, она даже не называлась вдовствующей королевой Англии.

Глава 3

Текущий год продолжал приносить Эмме одни несчастья. Скончался ее брат архиепископ Роберт Руанский, и она поехала в Нормандию на его похороны. Там она впервые встретила десятилетнего герцога Гийома, или Вильяма, или Вильгельма; на разных языках его имя звучало по-разному, но все дали ему одно и то же прозвище: «Ублюдок». Это имя преследовало его до тех пор, пока он не вошел в историю как Вильгельм Завоеватель.

Вильгельм уже успел сменить четырех родственников в качестве своих опекунов: все они были убиты. Теперь от имени Вильгельма Нормандией правил племянник Эммы, Роберт из Гасэ, сын покойного архиепископа. Одним из его первых деяний после смерти отца было назначение своего кузена Може новым архиепископом Руанским. А Може было всего двадцать лет!

Визит Эммы в Руан омрачался не только смертью архиепископа Роберта, но и слухами о том, что Роберт из Гасэ стоял за убийством первого опекуна Вильгельма, побочного внука Эмминого отца. Она не знала, чему ей верить. Нормандия была полна слухов и междоусобиц, она поспешила домой в Брюгге; она боялась, что в любой момент может услышать, что и Вильгельма убрали с дороги.

В просторном доме, который граф Бодуэн выделил Эмме, было приятно жить. Граф снабдил ее также всем необходимым из еды и питья, хотя она протестовала и заверяла его, что может сама о себе позаботиться. Граф и слышать об этом не хотел: он ведь знал, как проклятый сукин сын Харальд обобрал Эмму!

И все же Эмма не находила себе покоя. Она скучала по Стиганду, она скучала по Слейпниру, она скучала по Вульфсею. Каждый день выходила она на берег и всматривалась в море, хотя знала, что Англию она не увидит и что ее слуги утверждают, что Англия вообще не в той стороне.

В Руане она, естественно, встретилась со своим сыном Эдвардом, воспитанником покойного архиепископа.

Эдвард знал почти все о судьбе своего несчастного брата. Эмме понадобилось немало времени, чтобы убедить его, что никакого письма она не писала. Она не думала, что он до конца ей поверил.

Он на полуслове прервал ее причитания и коротко сказал, что он, конечно, жалеет ее, но ничего сделать не может.

— Никто из английской знати не приносил мне никакой клятвы. Так что это безнадежно: никто меня не поддержит, если у меня вообще появится желание обладать английским троном. Матушке следует обратиться в Хардекнуту. Может быть, он отомстит за Альфреда, если сумеет. По крайней мере, закон на его стороне.

— Ты мог бы взять воинов Бодуэна!

Эдвард засмеялся:

— Чтобы в один прекрасный день мой датский сводный брат схватил меня за бороду? Ему может показаться, что я попытался украсть у него трон, когда он почувствует себя достаточно сильным, чтобы его потребовать.

Тем самым разговорам об английском престолонаследии был положен конец. Эдвард должен был гореть большим желанием отомстить за своего брата, но… Эмма опять написала Хардекнуту: во всяком случае, он же может приехать навестить ее?

В конце концов Кнютте ответил, что, пожалуй, мог бы приехать к ней. Есть надежда на мирное разрешение распри между ним и Магнусом Норвежским. Решение должно было заключаться в том, что оба признают право друг друга на престол. Норвегия отойдет к Магнусу, а Дания — к Хардекнуту, но если кто-нибудь из них умрет, оставшийся в живых будет первым претендентом на освободившуюся корону. Хотя все еще не было ясно, довольствуется ли этим Магнус.

О таком «разрешении» Эмма слышала и раньше. Говорят, что подобное соглашение заключали Кнут и Эдмунд Железнобокий, и тотчас после этого Эдмунд скоропостижно скончался. Кнут никогда не хотел затрагивать эту тему, а Торкель только и сказал, что слышал слухи, будто Эадрик Стреона взял ответственность за это на себя от имени Кнута, но наверняка Торкель не знал. Как бы там ни было, Кнютте тоже может умереть такой случайной смертью, если пойдет на подобное соглашение с норвежцем…

А тем временем Харальд прочно сидел в английском седле, а Кнютте слишком мешкал в Дании. Впрочем, прочность седла была относительной: против Харальда были шотландцы и уэльсцы, что несказанно радовало Эмму. Во времена Кнута они не осмеливались кусать английского медведя. Что бы Харальд и его матушка ни делали для восстановления мира, этого оказывалось недостаточно. Говорили, что Харальд почти все время охотится, за что его и прозвали Заячьей Лапой.

Иногда Эмма слышала о Стиганде, как-то раз он приезжал к ней. Но Стиганд должен был думать о своей карьере и старался не напоминать королю Харальду о своей должности королевского капеллана. Он по-прежнему оставался королевским чиновником, но стать епископом в Эльмхэме ему не удалось.