Решающий шаг

Между тем положение белых было далеко не завидным. Если бы не помощь со стороны интервентов, после разгрома под Тедженом все их гнилое сооружение рухнуло бы в несколько дней. Но на Закаспийский фронт батальон за батальоном продолжали прибывать части заранее подготовленной в Иране англо-индусской оккупационной армии. Выгодные для обороны позиции под Каахкой были спешно укреплены. Тем не менее ашхабадские авантюристы не чувствовали под ногами твердой почвы. Страх перед Красной Армией, части которой сразу же, как только появились на фронте, создали перелом в ходе боев, заставил их стать на колени перед союзниками.

Девятнадцатого августа генерал Маллесон, возглавлявший миссию союзников в Иране, в последний раз принял Дохова — уполномоченного по иностранным делам ашхабадского «правительства». Дохов только недавно сменил сапоги на лакированные ботинки. На этот раз, несмотря на страшную иранскую жару, он явился к генералу в смокинге. Но размякшие от обильного пота стоячий крахмальный воротничок и манжеты уже сморщились и походили на мокрые тряпки, а белая манишка была расписана узорами пыли. Генерал не удивился необычному наряду «мистера Дохова», но с усмешкой подумал: «Мисс Элизабет оказывает на него благотворное влияние». Ему было известно, что Дохов большую часть времени и почти все деньги, получаемые из Ашхабада на дипломатическое представительство, тратил на кутежи с одной русской эмигранткой, связанной с английской разведкой.

Вместе с Доховым явился его советник по иностранным делам, граф Доррер, одетый по-летнему, в легкий чесучовый костюм и белые туфли. Генерал Маллесон принял обоих с обычной дипломатической вежливостью, к Дррреру обращался запросто — «граф», но Дохова называл не иначе, как «сэр». Прежде чем начать деловой разговор, он предложил позавтракать, на что Дохов, у которого разламывало голову после вчерашнего кутежа, охотно согласился.

На столе, сервированном на английский манер, было мало закусок, но много вин и виски разных марок. Генерал разбавлял виски содовой водой, Дохов пил его в натуральном виде и скоро захмелел.

После завтрака генерал пригласил гостей в свой кабинет, усадил Дохова в кресло перед письменным столом и положил перед ним протокол, напечатанный на двух языках — английском и русском. Дохов блуждающим взглядом скользнул по первой странице, буквы двоились у него в глазах, лезли одна на другую. Вчитываться в содержание протокола и напрягать мозг не было особой необходимости: все пункты соглашения, точно сформулированные англичанами, были известны ему наизусть. За помощь оружием и войсками в борьбе против большевиков ашхабадские правители соглашались передать союзникам Закаспийскую железную дорогу, радиостанции в Красноводске и Кушке, все запасы хлопка и шерсти, все банки и контроль над финансами. Оставалось только подписать протокол, скрепляющий достигнутое в процессе переговоров соглашение. Но как ни был пьян Дохов, он все же понял странное вступление к протоколу, далеко выходящее за пределы его полномочий:

«Союзники и ашхабадское правительство считают себя полноправными разрешать вопросы, касающиеся не только Закаспийской области: свержение советской власти во всех местах Туркестана, оккупация союзниками Баку, передача союзникам Каспийского флота, обеспечение господства союзников на Каспийском море...»

В блуждающих глазах Дохова запрыгали слова:

«...право союзников полностью или частично уничтожить Среднеазиатскую железную дорогу».

Он с недоумением посмотрел на англичанина:

— Господин генерал, мы заключаем договор по поводу Закаспийской области...

— Сэр, — невозмутимо отвечал Маллесон, — человек, ожидающий яйцо от курицы, не платит отдельно за ее хвост. Закаспий — хвост Туркестана.

— Баку...

— Человек, покупающий дом, не купит его без дверей. Баку — его дверь.

— Разрушать железную дорогу...

— Вещь — моя. Что хочу, то и делаю с ней.

— Господин генерал!..

Маллесон недовольно перебил растерявшегося «дипломата»:

— Мистер Дохов! Кровь наших солдат мне дороже вашего благополучия. Наши войска могут уйти отсюда...

— Нет, генерал, нет! Ради бога»..

Генерал Маллесон понял, что Дохов прижат к стене. Открыв ящик письменного стола, он вынул и положил перед Доховым особое соглашение. Несколько протрезвевшие глаза Дохова прочли следующие строки:

«...После свержения советского правительства организуется Туркестанская автономная республика во главе с президентом, кабинетом министров, однопалатным парламентом...»

Прочтя бумагу, Дохов сразу повеселел и, не раздумывая уже, взял перо и подмахнул протокол.

Слуга внес и поставил на столик все то же виски и бутылочки содовой воды.

Дохов, позабыв о приличии, потянулся к большой черной бутылке с золотым британским львом на ярлыке, налил себе почти полный бокал и понемножку в два других бокала — для генерала и графа Доррера. Затем чокнулся с генералом, залпом опорожнил бокал, даже не поморщившись от обжигающего спирта, и с пьяным бахвальством сказал:

— Теперь мы выгоним большевиков не только из Закаспия, но и из Туркестана. Да здравствуют союзники!

Вскоре развалившийся в кресле Дохов, уткнув подбородок в манишку, забормотал что-то невнятное, затем стал неприлично ругаться.

Граф Доррер шепнул ему на ухо, что он переходит границы. У Дохова изо рта потекла слюна. Он крикнул:

— Теперь все равно! Ха-ха-ха!.. — Выкатив глаза, он оглянулся: — А где же Лизавета?.. Лизавета! — рявкнул он и покачнулся.

Доррер взял его под мышки и уложил на диван.

Для генерала Маллесона, который спокойно прохаживался по кабинету, дымя сигарой, Дохов уже не представлял интереса. Он хорошо помнил данные своей разведки: «Дохов — член партии эсеров, в пятом году был выслан в Закаспийскую область, ограниченный, карьерист...» Будет послушным — может сделать карьеру; будет мешать — мастер колониальных захватов знает, как устранять подобных людей, чтобы они никогда не могли стать свидетелями.

Но от графа Доррера у генерала Маллесона не было особых секретов: тот был связан с англичанами с начала мировой война. Видя, что Дохов заснул, генерал перестал обращать на него внимание. Доррер выложил последние агентурные сведения; генерал в свою очередь сообщил своему резиденту несколько больше того, чем тот знал об английских планах в Средней Азии. Разложив на столе карту, он показал районы, захваченные атаманом Дутовым, и стал объяснять дальше схему подготовленных мятежей:

— Сейчас Дутов наступает на Актюбинск. А казаки Семиречья открыли фронт в Верном. Когда большевистское командование израсходует свои резервы на этих фронтах, выступят мощные резервы белого движения в Ташкенте, Самарканде, Фергане, отряды хорошо вооруженных и обученных басмачей под командованием белых офицеров... Вот отсюда, из Аулие-Ата последует удар на Арысь, — черкнул генерал пальцем по карте, — и железнодорожное сообщение между Ташкентом и Актюбинском будет прервано. Часть отрядов басмачей двинется из Ферганы на Чиназу и овладеет железнодорожным мостом через Сырдарью, Джунаид-хан направит свои отряды через Дарган-Ата к Чарджоу и с помощью отрядов эмира Бухары овладеет Аму-дарьинским мостом, чтобы прервать сообщение между Ташкентом и Каспием. Основные же силы эмира будут действовать вот здесь, на широких степных просторах между Аму- и Сырдарьей...

Граф Доррер был знаком с общим планом интервенции англичан в Закаспийскую область, но даже он не знал, что английское командование руководило всеми контрреволюционными организациями в Средней Азии. Он и понятия не имел о бесконечных караванах оружия и боеприпасов, которые шли не только из северовосточного Ирана, но и с английских военных баз в Индии, через пограничную область Читрал.

Заговорили о планах создания «Юго-Восточного русского союза», который должен был существовать под английским протекторатом и охватить Оренбург, часть Урала и Сибири, Астрахань, Башкирию и весь Туркестан с Хивой, Бухарой и Закаспийской областью, а в будущем, для обеспечения выхода к морю, также Кубанскую и Терскую области. Удовлетворяя любопытство Доррера, генерал коснулся и «кавказского плана».