Собор Святой Марии

Николау заставил мавра прождать несколько часов и по истечении этого времени появился в сопровождении маленького еврейчика, одетого в обязательную для евреев черную одежду, на которой выделялся желтый кружок. Еврей нес под мышкой несколько книг и следовал за инквизитором короткими поспешными шажками. Когда Николау жестом приказал им обоим войти в его кабинет, он старался не смотреть на Гилльема. Инквизитор не предложил им присесть, хотя сам уселся в кресло, стоявшее за огромным столом.

— Если то, что ты говоришь, правда, — начал он, обращаясь к Гилльему, — Эстаньол — банкрот.

— Вы знаете, что это так, — подтвердил Гилльем, — король больше ничего не должен Арнау Эстаиьолу.

— В таком случае можно было бы обратиться к городскому магистрату менял, — сказал инквизитор. — Забавно будет, если город, освободивший Эстаньола от Святого престола, теперь казнит его за банкротство.

Гилльема так и подмывало ответить ему: «Этого никогда не произойдет! Свобода Арнау уже у меня в кармане. Достаточно просто показать платежное письмо Авраама Леви…» Нет. Николау принимал его не для того, чтобы угрожать доносом на Арнау в городской магистрат. Инквизитор хотел вернуть деньги — те, которые он пообещал Папе и которыми, по словам этого еврея, наверняка друга Юсефа, он мог располагать.

Гилльем замолчал.

— Я мог бы это сделать, — снова заговорил Николау.

Гилльем пожал плечами, и инквизитор пристально посмотрел на него.

— Кто ты? — спросил он его наконец.

— Меня зовут…

— Да, да, — не скрывая раздражения, перебил его Эймерик, — тебя зовут Сахат из Пизы. Я хотел бы узнать, что делает пизанец в Барселоне, защищая еретика.

— У Арнау Эстаньола есть много друзей, включая и Пизу.

— Неверные и еретики! — воскликнул Николау.

Гилльем вздохнул и развел руками. Как скоро инквизитор заговорит о деньгах? Николау помолчал некоторое время.

— Что могут предложить друзья Арнау Эстаньола инквизиции? — сдался он наконец.

— Эти книги, — сказал Гилльем, показывая на еврейчика, который не отводил взгляда от стола Николау, — содержат в себе записи в пользу кредитора Арнау Эстаньола; речь идет о целом состоянии.

За все время их разговора инквизитор впервые обратился к еврею:

— Это так?

— Да, — ответил тот. — С самого начала деятельности менялы Эстаньола есть записи в пользу Авраама Леви…

— Еще один еретик! — взорвался Николау.

Все трое замолчали.

— Продолжай, — приказал инквизитор, успокаиваясь.

— Эта сумма увеличилась за эти годы во много раз. На сегодня она составляет свыше пятнадцати тысяч фунтов.

В прищуренных глазах инквизитора мелькнула искра. Ни Гилльем, ни еврей не заметили этого.

— И что же? — спросил он, обращаясь к мавру.

— Друзья Арнау могли бы добиться, чтобы этот еврей отказался от своего депозита.

Николау развалился в своем кресле.

— Ваш друг, — сказал он, — на свободе. Деньги не дарят. Для чего некто, пусть даже друг, готов уступить пятнадцать тысяч фунтов?

— Арнау Эстаньол был освобожден только ополчением, — сделав ударение на последнем слове, ответил Гилльем.

Все понимали, что Арнау мог по-прежнему считаться подчиненным Святому престолу. Момент настал.

Гилльем взвешивал это в течение многих часов ожидания в приемной, когда рассматривал мечи офицеров инквизиции. Он не должен был недооценивать Николау. У инквизиции не было юрисдикции над маврами… разве что Николау докажет, что распространил ее непосредственно сам. Гилльем ни при каких обстоятельствах не мог предложить инквизитору договориться о чем-либо. Это должен был сделать сам Эймерик. Неверный не мог даже пытаться подкупить Святой престол.

Николау метнул на Гилльема испытующий взгляд, предлагая ему продолжить. «Ты меня не застанешь врасплох», — подумал Гилльем, однако вслух сказал:

— Возможно, вы правы. Никто не сомневается, что нет никакой объективной причины, чтобы кто-либо приносил такое количество денег за освобожденного Арнау. — Он посмотрел на Эймерика: глаза инквизитора превратились в узенькие щелочки. — Не понимаю, зачем они меня сюда прислали? Мне сказали, что вы поймете, но я разделяю ваше авторитетное мнение. Сожалею, что заставил вас потерять столько времени.

Гилльем ждал, когда Николау решится. Инквизитор выпрямился в кресле и широко раскрыл глаза. В этот момент Гилльем понял, что он выиграл.

— Ступайте, — приказал инквизитор еврею. Как только человечек закрыл за собой дверь, Николау продолжил говорить, так и не предложив Гилльему присесть. — Ваш друг свободен, это так, но процесс против него не завершен. У меня есть его признание, и я могу осудить его как закоренелого еретика. Инквизиция, — продолжал он, как будто говорил сам с собой, — не может приводить в исполнение смертный приговор; это должна быть светская рука, король. Ваши друзья должны знать, что воля короля переменчива. Возможно, однажды…

— Я уверен, что вы и его величество сделают то, что должны сделать, — ответил Гилльем.

— Король очень хорошо знает, что он должен делать: бороться против неверных и утверждать христианство во всех уголках королевства, а вот Церковь… Зачастую трудно определить, какое решение может быть оптимальным в интересах народа. Ваш друг, Арнау Эстаньол, признал свою вину, и это признание не может остаться безнаказанным. — Николау на миг прервался и снова посмотрел на Гилльема.

«Это должен сделать ты», — мысленно настаивал мавр. — При всем этом, — продолжал инквизитор, не обращая внимания на молчание своего собеседника, — Церковь и инквизиция должны быть милостивыми, если такие деяния смогут удовлетворить потребности, которые в конечном счете превратятся в общее благо.

— Твои друзья, те, которые тебя прислали… не согласились бы они на более мягкий приговор?

«Я не стану с тобой торговаться, Эймерик, — подумал Гилльем. — Лишь Аллах, да будет прославлено его имя, знает, что бы ты сделал, если бы меня арестовали. Лишь Аллах знает, есть ли у этих стен глаза, наблюдающие за нами, и уши, слушающие нас. Это ты должен предложить мне решение».

— Никто никогда не поставит под сомнение решение инквизиции, — ответил Гилльем.

Николау откинулся на спинку кресла.

— Ты добился частной аудиенции и сказал, что у тебя могло бы быть нечто, что меня заинтересует. Ты сказал, что какие-то друзья Арнау Эстаньола могут добиться, чтобы его главный кредитор отказался от суммы в пятнадцати тысяч фунтов. Чего ты хочешь, неверный?

— Я знаю то, чего я не хочу, — только и ответил Гилльем.

— Хорошо, — сказал Николау, поднимаясь. — Минимальное наказание: стояние в покаянной одежде каждое воскресенье в течение года в церкви в обмен на то, что твои друзья добьются отказа от кредита.

— В церкви Святой Марии, — вставил Гилльем и удивился, услышав собственный голос, хотя понимал, что эти слова исходили из самой глубины его существа. Где, как не в церкви Святой Марии, Арнау мог отбывать наказание покаянием?

57

Мар пыталась следовать за группой людей, которые несли Арнау, но нахлынувшая толпа мешала пробиться к нему. Она вспомнила последние слова Аледис.

— Береги его! — крикнула она ей на прощание и улыбнулась.

Мар почти бежала, натыкаясь на мечи и получая пинки от проходивших мимо людей.

— Береги его, — повторила Аледис, глядя вслед удаляющейся Мар, которую через минуту поглотил многотысячный поток. — Я хотела сделать это много лет тому назад.

В следующее мгновение Аледис исчезла.

Споткнувшись, Мар чуть было не упала на землю. «Ополчение не для женщин», — недовольно сказал какой-то мужчина, нечаянно задевший ее. Мар ничего не ответила, продолжая проталкиваться вперед. Она искала знамена, которые уже показались на площади Святого Хауме, в конце улицы Бизбе. Впервые в то утро Мар не стала сдерживать слезы, и у нее из горла вырвался крик, который заставил замолчать тех, кто ее окружал. Она ни о чем не думала — только кричала, наступала на ноги тем, кто шел впереди нее, и прокладывала себе дорогу локтями.