Юрий II Всеволодович

— Сказать нам есть что. Мы предлагали вам мир, а вы послушались лживых кипчаков. Вы перебили наших послов и хотите битвы. Так?

— Та-ак… — несколько оторопев, подтвердил Мстислав Киевский.

— Хотите битвы? Да будет! Мы вам не сделали зла, не трогали вас. Бог один для всех народов, он нас рассудит.

Послы преспокойно вернулись по своим следам, которые оставили на песчаном приплеске, к ждавшему их товарищу. Так же спокойно, безбоязненно и деловито начали переправу на левый берег.

Половцы провожали их взглядами, озадаченные и обескураженные.

— Они худые ратники, плоше берендеев! — решил Даниил Волынский.

Ему возразил воевода Домамерич:

— А мне они кажутся воинами очень умелыми. Смотри, какие у них луки.

— Да, разрывчатые, не чета нашим, хотя и наши не плохи ведь, половцы у нас их выменивают за дорогую плату.

Больше никто ничего не сказал, все продолжали стоять в немом ожидании.

Послы переправились через Днепр и, прыгнув в седла, вернулись в свой отряд.

— Они не уйдут! — Даниил нетерпеливо взялся за рукоятку меча. — Давайте, не мешкая, переправимся на ладьях и ударим им вдогон!

Татары будто услышали, пришпорили лошадей и резвой скачью помчались в ту сторону, откуда пришли. Потом враз остановились, развернули коней в сторону Днепра, постояли молчаливо, словно приглашая противника.

— Готовьте ладьи! — велел Мстислав Удатный.

— Я с тобой, отец! — подошел Даниил, держа своего коня под уздцы.

— И я? — тоже рвался в бой Олег Курский, ровесник Даниила, приведший с собой крепкую верхоконную дружину.

— Глядите, глядите, у них подкрепление сильное идет! — рассмотрел в степи два новых пыльных столба Мстислав Немой.

Мстислав Удатный присмотрелся, прикинул:

— Не более трех сотен, нам ли их бояться! Возьмем с собой воинов втрое больше, чтобы управиться без потерь.

С тысячей дружинников князья переправились через Днепр на ладьях, лошади плыли следом.

Татары, увидев высадившихся на берег русских воинов, выпустили по две-три стрелы неприцельно, наугад и развернули коней. Русские начали преследовать их, стреляя на скаку из луков и бросая сулицы. Татарские кони оказались резвее, а в русском стане началось ликование:

— Я же говорил, что никудышные они ратники!

— Верно, Данила! Прыснули, как зайцы!

Воевода Домамерич несогласно хмыкнул в пышные усы, но у всех остальных князей и воевод суждение было одно: хуже берендеев и Черных клобуков! Не знали еще русские, что по завету Чингисхана татарским воинам предписывалось вступать в рукопашный бой, только имея значительный, как правило вдвое, перевес в силах.

Поначалу думали, что короткая стычка закончилась без жертв и без пленников. Но вернувшиеся на стан половцы привели с собой татарского воеводу Гемебега, который был ранен стрелой и притаился в половецком могильном кургане. Хан Котян пришел к Мстиславу Удатному:

— Злы мои воины на татар, мести хотят. Дозволь им пленника казнить?

— Ваша добыча, вы и решайте, — уклонился Удатный.

Половцы с решением не медлили.

Даниил Волынский с Олегом Курским, раздосадованные бегством противника, жаждали броситься в погоню, призывали старых князей немедленно выступить в степь.

После небольшого привала во вторник 21 мая все полки, снялись со стана и двинулись в сторону Северного Донца.

Ковыль да полынь, полынь да ковыль — такова обыкновенно половецкая степь. Однако в те майские дни предлетья степь в первый и последний раз в году укрывалась многоцветным ковром тюльпанов, а на берегах напоенных подснежкой речушек благоухали белокипенные цветы степной вишни. Прекрасна в этот час своей жизни степь. И противоестественно в час этот думать о смерти, желать гибели другому человеку, но именно такие чувства ожесточения и враждебности обуревали наполнивших степь людей: тридцать тысяч крепких мужей, оставив дом и мирные занятия, искали неприятеля, чтобы нанести ему смертельный урон; столько же воинов, затаившись, готовились применить свое умение убивать — умение, которое было для них средством существования.

Двигались вдоль лукоморья всеми объединенными силами. Изредка встречались половецкие захоронения — насыпные курганы с воздвигнутыми на них бабами — каменными истуканами, державшими перед пупками чашу и смотревшими строго на восток. Из-за одного такого кургана неожиданно выскочил татарский верхоконный отряд, который бесстрашно вступил в схватку. Она была ожесточенной, но короткой. Татары обратились в бегство, оставив несколько человек убитыми и ранеными, а также целые табуны дойных кобыл, упряжных волов, верблюдов, овец и коз.

— Видно, этот отряд занимался охраной и пастьбой скота. Присматривали за ним на подножном корму, — понял хан Котян. — Мы тоже так делаем, а у лукоморья всегда в эту пору много сочной травы.

Слова половца не могли обесценить победу и уменьшить радость воинов, первый раз принявших участие в рукопашной сшибке и одержавших бесспорную победу. Пусть даже над пастухами, но ведь их было много — несколько десятков, и были они отменно вооружены и в бронях!

Возбужденные неожиданной и быстрой удачей, в предвкушении новых побед, сберегая силы для дальнейшего похода, ратники весело и беззаботно располагались возле высокого кургана, деловито и несуетно готовились к ночлегу. Кто-то острил пощербленное, затупившееся в сече оружие, кто-то чистил обагренные своей или вражьей кровью доспехи, кто-то ломал возле речки сушняк на костер, кто-то уж приготовил трут, кремень и кресало, чтобы добыть огонь. Князья занимались расстановкой полков и дружин, назначением ночной сторожи. Старейшины копий собрались было, по обыкновению, начать раздачу воинам харчей — житных, черных, сухарей и вяленого, в пластинах, мяса, но многоопытный степняк хан Бастый сказал, что надо поберечь запасы, а на вечернюю и утреннюю трапезу отловить брошенных татарами и рассеявшихся по степи животных.

Как потом выяснилось, это было очень благоразумное решение: возобновленное утром движение воинства затянулось на восемь дней и за все это время не встретилось на пути ничего живого, кроме посвистывавших сусликов да степных орланов, устраивавших свои гнезда прямо на открытых местах степи.

Нельзя не удивляться пустынности стели, зная, сколь великие скопления людей прошли по ней. В четвертом веке гунны, в шестом авары, в восьмом хазары, в девятом угры, в десятом печенеги и огузы — они же берендеи, черные клобуки и горки. В одиннадцатом веке огузов прогнали половцы, а теперь, видно, и на них пришла гроза. Ханы Котян и Бастый, поначалу испуганные смертельно и отчаявшиеся, сейчас приободрились, уверовали, что русские оградят их от напасти.

К тому как будто и шло. Возле речки Калки снова встретили небольшой татарский отряд, который, оказав сопротивление лишь для виду, трусливо скрылся. Это так подумали русичи — что трусливо, не знали они второй Чингисхановой заповеди, исполнявшейся его воинами неукоснительно: посылать вперед застрельщиков, которые делали несколько выстрелов из луков и отступали вспять, приглашая противника преследовать их до тех мест, где они устроили засаду.

— Вперед, Данила! — призвал Мстислав Удатный зятя перейти Калку и сам со своей дружиной последовал за ним.

И тут как из-под земли выросли перед ними несметные полчища изготовившихся к бою татар.

— Вооружайтесь! — крикнул Мстислав Удатный, зная, что большая часть русского воинства еще без доспехов, которые всегда надевались непосредственно перед боем.

Сражались русские воины обычно строем, смыкая ряды вокруг своих стягов. Вперед выдвигался сторожевой полк, за ним чело и полки левой и правой руки. Но сейчас Мстислав Удатный с ходу ввязался в бой, то ли рассчитывая, что за это время все воинство за его спиной успеет исполчиться для битвы, то ли надеялся при поддержке дружин Даниила Волынского, Олега Курского и Мстислава Немого самостоятельно решить исход сражения и обрести единоличную честь победителя, как удавалось ему неизменно раньше.