Широки врата

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Правила истинного оружейника [154]

Золтан вернулся в Биарриц, чтобы проконсультироваться с одним из своих клиентов. Теперь он вернулся, осмотрел Командора и признал его полностью излеченным. В задней части картины был новый гладкий холст, а передняя поверхность была ровной на одном уровне, и краски были так хорошо подобраны, что никто не мог сказать, где были отверстия. Старший и более опытный человек сказал: «Не пытайтесь продать эту картину по почте, потому что никто не поймёт, насколько она хороша. Пусть они увидят её, и попросите их угадать, где дыры, прежде чем показать им фотографии».

Это означало бы поездку в Нью-Йорк и, возможно, в другие места. Ланни думал об этом, сейчас Ирма была в Рино, и можно было бы приятно провести время с Фрэнсис. Он сказал: «Я думаю просить двадцать пять тысяч долларов. У меня есть основания просить так много».

«Вы можете получить это», — ответил Золтан. — «Но, возможно, не с первой попытки. Вы можете найти кого-то, кто хотел бы иметь картину с историей, связанной с ней».

— Я уже выбрал жертвы. Мои друзей в Питтсбурге, производителей зеркального стекла, Мерчисонов. Я продал им Гойю и Веласкеса, и они создали себе неплохую репутацию этими работами. Их бизнес набирает силу снова, и они должны иметь много денег.

Ланни послал телеграмму этой паре, сказав, что у него есть что-то особенное показать им. Со временем он получил ответ, что они были в их лагере в Адирондаке, в одном дне приятной поездки от Нью-Йорка. Они приняли бы его с распростертыми объятиями. По их словам он догадался, что они уже слышали печальные новости об Ирме. Он взял билет на пароход. Это было время года, когда туристы стекаются обратно на родину, но ему удалось получить спальное место в каюте с другим мужчиной. Он телеграфировал матери и отцу о своём приезде и Фанни Барнс. Он купил красивую старую испанскую раму для большой картины, и она была тщательно упакована в ящик с запорами. Он нанял автомобиль-универсал, чтобы отвезти себя и сокровище в Гавр, потому что не собирался рисковать здоровьем этого старого джентльмена с нежной конституцией.

Ланни зашёл к Труди и рассказал ей о своих планах. Он не мог сказать, как долго там пробудет, но это займёт, по крайней мере, месяц. Он брал с собой работу старого мастера в надежде обменять его на самую новейшую модель истребителя Бэдд-Эрлинг. Истребители Бэдд-Эрлинг постоянно совершенствовались по скорости и огневой мощи, а эта модель носила номер девять. Маловероятно, что Легион Кондор Геринга имел бы что-нибудь подобное, и вполне возможно, что у Муссолини не было ничего. Ланни получил письмо от Альфи, говорившее, что он и его приятель, Лоуренс Джойс, были в тренировочной школе, совершенствуя свою летную технику. Ланни сказал: «Я отгружу самолеты в Париж, и пусть они летят в Мадрид».

Там они будут необходимы. Ланни получил письмо от Рауля, которого вызвали в Мадрид, чтобы помочь пресс-службе, созданной новым правительством. Он был в бешенстве из-за действий французского правительства по запрету поставок оружия. Война сводилась к своего рода блокаде центральных и восточных районов страны, Мятежные войска удерживали большую часть территорий на юге, западе и севере. Результат будет зависеть от поставок из-за рубежа, и поэтому дипломатическая и политическая борьба имеет решающее значение.

У правительства Испании было много денег. Не просто золото в хранилищах в Мадриде, но и в Банке Франции и других столицах. Правительство заключило контракты с оружейными компаниями во Франции. Но эти компании были в настоящее время национализированы актом правительства Блюма, и им не разрешалось выполнять свои контракты. Британское правительство аналогичным образом запретило экспорт оружия в Испанию. В то же время итальянцы и немцы посылали корабли с оружием, а когда военные корабли Испании остановили эти суда для досмотра, нацистские и фашистские газеты называли это актами пиратства!

Ланни оставил Испанию под впечатлением, что битва была выиграна. И чтобы изгнать захватчиков и восстановить порядок, займет всего несколько недель. Но теперь он увидел, что там будет долгая и кровавая борьба, и он очень боялся за её исход. Господствующие классы Европы выбрали Франко своим человеком и хотели поставить его во главе Испании. Для них ничего не значило, сколько жизней это будет стоить и сколько страданий это принесёт. На карту был поставлен их захват старого континента. Ланни угадал, что идёт ещё одна из тех отвратительных трагедий, которые ему было суждено наблюдать. Сначала Дуче, затем Фюрер, а теперь Каудильо. Каждый пробирается к престолу стезею убийства.

Для двух мечтателей о социальной справедливости было трудно думать о своих делах в гуще таких событий, как эти. Но люди должны есть и спать, даже во время продолжающихся сражений и осад и во время обманутых надежд и поражений. Ланни сказал: «У меня есть несколько семей по ту сторону океана, и я всегда рад видеть их, но я буду думать о вас, Труди, и как вам одиноко должны быть».

«Мне очень одиноко», — ответила она. — «Но всякий раз, когда я начинаю скучать, я вспоминаю о тех несчастных товарищах в концентрационных лагерях. Я стараюсь придумать какой-то новый способ, чтобы помочь им».

— С каждым днём, Труди, я вижу яснее, что у нас будет долгая и тяжелая борьба. Мы должны планировать нашу жизнь не на несколько недель или месяцев, а, возможно, на всю жизнь.

«О, Ланни!» — воскликнула она, ее голос был низким и трепетным. Они сидели у одного окна маленькой студии на чердаке, наблюдая, как сумерки спускаются на крыши домов и бесчисленные трубы Парижа. Ему еще хватало достаточно света, чтобы увидеть слезы в ее глазах. Это часто случалось, когда он затрагивал эту трагическую тему. Она знала, что это правда, но она не могла привыкнуть к этой мысли.

«Каждый раз, когда я ухожу», — сказал он— «я спрашиваю себя, будете ли вы здесь, когда я вернусь, или сломаетесь под тяжестью жизни, как эта».

— Что еще я могу сделать, Ланни?

«Вы знаете, что я имею в виду, дорогая». — Он пытался придумать, как лучше подойти к святой. — «Я не понимаю, что плохого вы и я можем сделать любому человеку в мире, если мы позволим себе немного счастья, если мы будем вместе. Это может отразиться на интенсивности, с которой вы пишете. Но если это позволит вам трудиться дольше, то ваши результаты могут быть гораздо выше».

Он сказал это с улыбкой по своей привычке, и ей, кто так редко улыбался, пришлось привыкать так воспринимать жизнь.

— Ланни, вы действительно думаете, что я женщина, которая может дать вам счастье?

— Поймите, что я тщательно обдумал это, и в течение длительного времени, даже в Берлине когда я понял, что не лажу с Ирмой, и я спросил себя: Что за женщина эта Труди, и как бы она и я поладили?

— Что вы ответили?

— Во-первых, я решил, что здесь я встретил в женщине настоящего человека и ясную голову.

— Это очень приятно слышать, и это стоит многого, но это не все. Вы понимаете, что вы ни разу не сказали, что любите меня?

— Что за человек я был бы, если бы я завёл роман с вами после того, как вы мне сказали, что ваше сердце и ваши мысли устремлены на мужа? Я бы только беспокоил и волновал бы вас, добавляя вам забот. Я не могу позволить себе это делать.

— Я пытаюсь понять вас, Ланни. Вы всегда имели такой полный контроль над своими чувствами?

— Не всегда, но теперь я достаточно стар, чтобы знать себя и свои потребности. Вы и я оба были женаты, и мы можем говорить на основании фактов. Я решил, со своей стороны, что основа счастья в любви является соответствие и взаимное доверие. Остальное приложится достаточно легко.

— Так что вы хотели бы, чтобы я сделала, Ланни?

— Я буду предельно откровенен. Я хотел бы, чтобы вы пришли к выводу, что вы вдова. И как только вы скажете это, я обещаю не оставить у вас никаких сомнений в моих желаниях и чувствах.