Собор Святой Марии

— Ты говоришь о том, что произошло больше тысячи трехсот лет тому назад. В чем должен раскаяться еврей, родившийся в наше время? У него нет никакой вины за то, что произошло тогда, — запальчиво ответил Арнау.

— Все, что заключает в себе доктрина иудеев, говорит об их ответственности за ошибки предков и призывает принять на себя вину.

— Они только впитывают в себя идеи, изучают верование, как м…

Николау и Беренгер вздрогнули: почему нет? Разве это не так? Разве этого не заслуживал тот униженный человек, который отдал свою жизнь за свою общину?

— Как мы, — решительно заявил Арнау.

— Ты облекаешь католическую веру в ересь? — Лицо епископа пошло пятнами.

— Мне не подобает ничего сравнивать; эту работу я оставляю вам, Божьим людям. Я просто сказал…

— Мы прекрасно знаем, что ты сказал! — перебил его Николау Эймерик, повышая голос. — Ты поставил на один уровень подлинную христианскую веру, единственную, истинную, с еретическими доктринами иудеев.

Арнау смотрел на трибунал. Нотариус, не поднимая головы, продолжал записывать. Солдаты, стоящие неподвижно у дверей, казалось, окаменели. Николау улыбнулся. Скрип пера, которым нотариус старательно водил по бумаге, проник в Арнау так глубоко, что дошел до мозга костей. Он почувствовал, как у него похолодело внутри. Генеральный инквизитор заметил смятение обвиняемого и язвительно улыбнулся. Да, читалось в его взгляде, это — твои заявления.

— Они как мы, — упрямо повторил Арнау.

Николау жестом показал, чтобы он замолчал.

Нотариус продолжал писать еще несколько секунд. «Здесь останутся твои слова», — словно бы говорил инквизитор, наблюдая за нотариусом. Когда тот закончил записывать, Николау улыбнулся снова.

— Заседание прерывается до завтра, — громко объявил он, поднимаясь с кресла.

Мар устала слушать Жоана.

— Куда ты идешь? — спросила ее Аледис, но Мар только посмотрела на нее. — Ты ходишь туда каждый день, но ничего не добилась.

— Я добилась главного: теперь Элионор знает, что я здесь и что я не прощу того, что она сделала. — Заметив, как Жоан поспешно отвернулся, Мар добавила: — Увидев ее через окно, я поняла: она не сомневается, что Арнау — мой. Я видела это в ее глазах еще тогда, в замке Монтбуй, и думаю, что она живет с этим уже очень давно. Я хочу, чтобы баронесса ни на минуту не забывала, что я победила.

Когда Мар выходила из трактира, Аледис проводила ее взглядом.

Мар проделала тот же путь, что и вчера, и вскоре была у ворот особняка на улице Монткады. Она изо всех сил ударила в молоточек на воротах. Элионор отказывалась принимать ее, но она должна была знать, что Мар здесь, внизу.

Старый слуга открыл смотровое окошко.

— Сеньора, — сказал он ей, — вы же знаете, что донья Элионор…

— Открой дверь! Я только хочу увидеть ее, пусть даже через окно, за которым она прячется.

— Но она не хочет, сеньора.

— Она знает, кто я?

Мар увидела, как Пэрэ повернулся в сторону окон особняка.

— Да.

Мар снова с силой ударила молоточком.

— Не делайте этого, сеньора, или донья Элионор позовет солдат, — посоветовал ей старик.

— Открой, Пэрэ.

— Она не хочет видеть вас, сеньора.

Мар почувствовала, как чья-то рука легла ей на плечо и осторожно отстранила ее от двери.

— Возможно, баронесса захочет увидеть меня? — услышала она, прежде чем какой-то мужчина тоже подошел к окошку.

— Гилльем! — вскрикнула Мар и бросилась, чтобы обнять его.

— Ты меня помнишь, Пэрэ? — спросил мавр, обнимая Мар за плечи.

— Как мне не помнить?

— Тогда скажи своей госпоже, что я хочу ее видеть.

Когда старик закрыл окошко, Гилльем подхватил Мар за талию и поднял ее. Смеясь, Мар болтала ногами в воздухе. Потом Гилльем поставил свою любимицу на землю и заставил сделать шаг назад, чтобы рассмотреть ее.

— Моя девочка! — воскликнул он сдавленным голосом. — Как долго я ждал, чтобы приехать сюда и снова поднять тебя! Но теперь ты весишь гораздо больше. Ты стала настоящей…

Мар снова бросилась к нему в объятия.

— Почему ты меня покинул? — спросила она и расплакалась.

— Я всего лишь раб, девочка моя. Что мог сделать простой раб?

— Ты был мне как отец.

— А сейчас нет?

— Ты всегда им будешь.

Мар крепко обняла Гилльема. «Ты всегда им будешь, — подумал мавр. — Сколько времени я потратил зря, находясь вдали от нее!» Он повернулся к смотровому окошку.

— Донья Элионор не хочет вас видеть, — послышался ответ изнутри.

— Передай баронессе, что очень скоро она получит от меня весточку.

Солдаты сопроводили его обратно в камеру. Пока охранник надевал на него оковы, Арнау не отрывал взгляда от тени, которая лежала, поджав под себя ноги, в другом конце мрачного помещения. Он продолжал стоять даже после того, как охранник вышел из камеры.

— Откуда ты знаешь Аледис? — громко спросил он старуху, когда шаги в коридоре стихли.

Арнау показалось, что тень вздрогнула, но затем снова замерла.

— Откуда ты знаешь Аледис? — повторил он. — Что она здесь делала? Почему эта женщина навещает тебя?

Молчание, полученное им вместо ответа, заставило его вспомнить блеск больших карих глаз.

— Что общего у Аледис с Мар? — взмолился Арнау, снова обращаясь к старухе.

Он попытался расслышать, дышит ли она, но вздохи и стоны несчастных людей смешивались в тишине с дыханием, которым отвечала ему Франсеска. Арнау окинул взглядом лежавших на земле людей: никто не обращал на него ни малейшего внимания.

Трактирщик сдвинул большую миску над очагом, увидев Мар, появившуюся в сопровождении роскошно одетого мавра. Он занервничал еще больше, когда за ними вошли двое рабов с вещами Гилльема. «Почему он не отправился в альондигу, как все торговцы?» — подумал трактирщик, встречая богатого гостя.

— Это — большая честь для нашего заведения, — учтиво произнес хозяин, кланяясь с излишним подобострастием.

Гилльем подождал, пока трактирщик закончит угодничать.

— У тебя есть где остановиться?

— Да. Рабы могут заночевать в…

— Остановиться всем троим, — перебил его Гилльем. — Две комнаты: одна — для меня, а другая — для них.

Трактирщик перевел взгляд на юношей с большими темными глазами и кучерявыми волосами, которые молча ждали, стоя за спиной хозяина.

— Да, — ответил он. — Если, конечно, это вас устроит. Пойдемте со мной.

— Они сами займутся всем, — сказал мавр, указав на рабов. — Принесите нам немного воды.

Гилльем присел с Мар за стол. Они были одни в просторной столовой.

— Ты говоришь, что сегодня начался суд?

— Да, хотя не могу сказать тебе точно. К сожалению, я ничего не смогла узнать. Мне даже не удалось его увидеть.

Гилльем заметил, как у Мар надломился голос. Он протянул руку, чтобы утешить ее, но так и не дотронулся до нее. Она уже не ребенок, а он… что ни говори, всего лишь мавр. Никто не должен подумать, что… Хватит того, что произошло перед особняком Элионор. Тогда руки Мар преодолели расстояние, на которое не осмелился Гилльем.

— Я осталась такой же. Для тебя навсегда.

Гилльем улыбнулся.

— А твой муж?

— Он умер.

На лице у Мар не было и тени грусти, но Гилльем все равно поспешил сменить тему:

— Что-нибудь сделано для Арнау?

Мар закрыла глаза и сжала губы.

— Что ты имеешь в виду? Мы не можем сделать…

— А Жоан? Жоан — инквизитор. Ты о нем что-нибудь знаешь? Он не вступился за Арнау?

— Этот монах? — Мар презрительно улыбнулась и замолчала. Зачем Гилльему знать подробности пятилетней давности? Достаточно того, что случилось с Арнау. К тому же Гилльем приехал ради него. — Нет,  — ответила Мар. — Жоан ничего не сделал. Он настроил против себя генерального инквизитора. Он здесь, с нами…

— С нами?

— Да. Я познакомилась с одной вдовой по имени Аледис, которая тоже остановилась здесь со своими двумя дочерьми. Она была подругой Арнау в детстве. По-видимому, его арест совпал с ее поездкой через Барселону. Я поселилась в их комнате. Это добрая женщина. Ты увидишь их всех, когда наступит время еды.