Решающий шаг

— Не приложу ума, чем отблагодарить его величество эмира за оказанный мне почет.

Тогса-бай, напыжившись еще больше, сказал:

— Его величество эмир, свет мира, повелитель правоверных, от чистого сердца благодарит вас за услугу миру ислама. В какой бы помощи вы ни нуждались, он почтет своим долгом оказать вам ее. Из далекого края, от близкого сердца он шлет вам уверения в своем уважении. Как только станет поспокойнее, он будет рад принять вас в благодатной Бухаре, и мы надеемся, что вы, светлейший хан, будете почетным гостем нашего повелителя и его собеседником.

— Если будем здоровы, бог даст, увидимся.

В дальнейшей беседе Тогса-бай осторожно дал понять тедженскому хану, что эмир Бухары, пользуясь смутой, намерен расширить свои владения, а его, Эзиза, сделать своим наместником в Туркменистане.

Эзиз почувствовал себя равным чуть ли не шах-ин-шаху. Кто знал его имя за несколько лет до этого? А сейчас к нему с поклоном идут послы правителей и правительств. Каждый его задабривает, каждый обещает всякую помощь. «От ашхабадских меньшевиков и эсеров возьму оружие, — думал Эзиз, — соберу войско. Когда достигну Бухары, — запущу руку в ее казну. Пусть Тогса-бай считает меня дураком. Пусть эмир думает, что перетянул Эзиза на свою сторону. Потом посмотрим, кто окажется в дураках. Тогда и ашхабадских правителей их же оружием стукну по лбу. Пусть сегодня я — хан одного Теджена. Завтра я буду ханом ханов, повелителем всего Туркменистана!»

После приема бухарцев Эзиз посовещался со своими советниками, затем продиктовал Абды-Джелил-ишану свое первое повеление по «Тедженскому ханству»:

«По воле аллаха, с благословения наших ишанов, мы препоясались для борьбы с большевиками, которые оскорбили ислам. Поэтому приказываю тедженскому народу:

Двадцатого июля, рано утром, прислать в город Теджен по одному мужчине от каждой пятой кибитки.

За исполнение этого приказа отвечают старейшины и арчины.

Кто не выполнит моего приказа, пусть не ждет от меня хорошего. Люди, уклонившиеся от явки в мое войско, будут считаться предателями, примкнувшими к врагам ислама. Их постигнет тяжелое наказание».

Для скорейшего распространения своего повеления Эзиз послал в каждый аул по нескольку нукеров, приказав им применять беспощадные меры при наборе людей. Он приказал также привести из аулов всех годных для войска коней.

Только после этого Эзиз вспомнил о необходимости поговорить с Артыком.

Артык между тем ждал, чем ответит Эзиз на его выступление в защиту избитого дейханина, и решил на всякий случай держать под седлом Мелекуша. Заметив беспокойство своего сотника, джигиты сотни обступили его с тревожными вопросами. Артык не скрыл от них, что лежало у него на сердце.

— Друзья! — сказал он.—Мы с вами немалое время вместе делили хлеб-соль, вместе садились на коней, вынимали сабли, а где нужно, и кровь проливали. Я вам не говорил раньше, но теперь скажу: каждого из вас я полюбил, как брата. И вот теперь... пришло время расстаться. Если обижены мною — простите!

Джигиты стояли перед ним, опустив головы. Никто из них не мог сразу ответить своему сотнику. Артыку захотелось их подбодрить.

— Друзья! — продолжал он.— Мир создан так: если утром встаешь веселым, к полудню часто горюешь. Уйти от вас мне нелегко. Но после всего, что произошло, мне нельзя здесь оставаться. Опасность висит не только надо мной, но и над вами. Если уйду, вас, может быть, минует беда. Думаю, что мы еще встретимся.

Один из джигитов поднял голову:

— Артык, куда ты уйдешь?

— Не знаю еще. Позволят — уйду в свою кибитку. Будут преследовать — придется скрываться.

— А стоит ли тебе уходить? Можно рассчитаться и здесь.

— Ты нам дороже Эзиза! Может быть, его самого?..

— Нет, нельзя. Силы неравны, нас перебьют.

— Тогда... возьми нас с собой!

Артык задумался. Предложение соответствовало тайным его надеждам, но застало его врасплох. Что делать с сотней вооруженных всадников? Устроить свое становище и, как Эзиз, грабить народ? Нет, на это он не пойдет. Померяться силами с, Эзизом или белогвардейцами? С одной сотней долго не навоюешь. Вот если бы Иван был здесь. О, тогда Артык привел бы в совет всю сотню своих удальцов и лишил бы силы хромого мирзу! Но Иван, наверное, уже далеко, к нему не пробиться. «Может быть, потерпеть, выждать, пока Эзиз начнет бой с красногвардейцами?» — подумал Артык и обратился к своим джигитам:

— Нет, друзья, сейчас этого сделать нельзя. Один я в любом месте найду себе кров и приют, а с целой сотней куда Денешься?

— Тогда, может, и нам разойтись по домам?

Артык не знал, что ответить. Привести бы свою сотню к Чернышеву и сказать: «Вот мои джигиты, Иван. Они будут служить советской власти лучше, чем Куллыхан!»

Подошел Кельхан и сказал:

— Артык, нас зовет Эзиз-хан. Идем-ка.

Приняв задумчивость Артыка за нерешительность, он повторил:

— Идем же! После почестей и подарков, какими осыпал его посланец бухарского эмира, он теперь совсем размяк...

Артык неохотно последовал за ним, а войдя к Эзизу, молча сел и насупился. Эзиз не стал растравлять его раны напоминанием о столкновении и заговорил совсем о другом.

— Ребята! — начал он, словно ничего не случилось. — До сего времени мы наводили порядок вокруг Теджена, теперь нам нужно выходить на широкую дорогу. Перед нами стоят большие задачи. Завтра, самое позднее послезавтра, мы выступаем. Жаль, нет Кизыл-хана, но завтра он, может, вернется... Что вы думаете о моем решении?

Артык молчал. Не ответил ничего и Кельхан. Подождав немного, Эзиз спросил:

— Почему молчите?

И опять Артык не проронил ни слова. Только теперь он понял, как трудно ему притворяться.

Кельхан не удержался, с упреком сказал:

— Эзиз-хан, ты — старший. Мы выполняем твои приказы. Но ты не считаешься с нами.

— Верно, Кельхан, — уступчиво проговорил Эзиз, — бывает, что я хвачу через край... Сегодня я обидел тебя, Артык. Это и меня самого мучает. Слишком погорячился. Но ты не принимай близко к сердцу того, что произошло между нами... Давайте поговорим о походе. Нам нужно будет погрузиться вместе с конями в вагоны. Хочу с вами посоветоваться. Как вы считаете: какие нужны для этого приготовления?

Артык тяжело вздохнул и ответил:

— Для меня самое подходящее приготовление — сдать тебе оружие и патроны!

— Артык, так нельзя!

— А как можно? Поверить слову толстобрюхого бая и бить насмерть такого же, как я, дейханина?

— Артык, мужчина говорит один раз: я уже признал свой промах. Не заставляй меня давать клятву, — и в молитве бывают ошибки... Но вернемся к делу. Сейчас решается судьба не только Теджена, но и всей Туркмении.

— Что ж, угнетающий немногих, если найдет силу, будет угнетателем и многих, — угрюмо проговорил Артык.

— Если мы хотим отвоевать свою независимость, — продолжал Эзиз, словно не слыша слов Артыка, — мы не имеем права бросать оружие...

«Да, — подумал Артык, — я теперь хорошо знаю, что нельзя бросать оружия. Но для свободы и независимости нашего народа, пожалуй, лучше всего направить это оружие против тебя...»

Кельхан как бы подвел итог разговору:

— Эзиз-хан, пока что ни Артык и никто из нас не собирается бросать оружие. Но ты не забывай, в чьих руках это оружие и для чего оно служит.

Глаза Эзиза и Артыка на мгновение встретились. Взгляд Эзиза говорил: «Ну, ладно! Придет время, я рассчитаюсь с тобой!» Глаза Артыка отвечали: «Птицу, пойманную тобой, я еще раньше общипал. Не думай, что Артык будет застигнут врасплох!..»

Глава третья

В Закаспии наступили смутные дни.

Захватив власть в Ашхабаде, белогвардейцы двинулись по линии Закаспийской железной дороги на восток и на запад. Вскоре им удалось занять Красноводск. Здесь так же, как в Кизыл-Арвате и Ашхабаде, начались повальные аресты и убийства сторонников советской власти. Зверски расправлялись белогвардейцы с большевиками и рабочими, примыкавшими к большевикам. Тюрьмы были переполнены.